Я оборачиваюсь к Джек, и у меня на лице явно написано: «Убейте меня». Подруга только руками разводит. Она иногда бывает невыносимо спокойной. Но я-то знаю, она тоже злится.

Дела нашего сериала «Несчастливые семьи» идут не слишком гладко. И я сейчас не про финансовую сторону, потому что мы не зарабатываем на канале ни цента. Наши фанаты вовсе не так многочисленны, как мы надеялись в декабре, когда все только начиналось. Мы поставили цель достичь тысячи подписчиков, что, конечно, неслабо, но осуществимо. Сейчас почти конец мая, а у нас жалких четыре сотни, то есть даже меньше половины.

Не то чтобы мы с Джек рассчитывали немедленно проснуться знаменитыми, как Бибер, но мы ожидали, скажем, немножко больше внимания. У нас есть несколько верных зрителей, которые два раза в неделю комментируют наши новые видео, и все. Никакого фан-клуба. Никаких воплей с требованием новых эпизодов. Никакой тысячи подписчиков. Мы с Джек ни разу не произносили этого вслух, но, кажется, сегодняшняя сцена Джорджа и Евы - последняя надежда для нас обеих. Если что и способно вдохнуть жизнь в нашу аудиторию, так это сцена с поцелуем. Как выражается Джек, «люди любят поцелуйчики». Мне этого не понять, но я, так и быть, подыграю.

Джордж повторяет скороговорки («Карл у Клары украл кораллы…»). Я хлопаю его по колену.

— Чего?

Он смотрит на меня так, будто не понимает, как я посмела прервать его торжественный театральный ритуал, но все же замолкает и вопросительно поднимает брови.

— Тебе не кажется, что неплохо бы извиниться перед Евой?

Джордж, кажется, оскорбляется еще сильнее:

— Зачем?

— Ну, ты немного погорячился, она на тебя злится, и ваши поцелуи выглядят неправдоподобно.

— Я не считаю себя виноватым.

Медленно выдыхаю, стараясь сохранять спокойствие. Иногда заниматься постановкой не лучше, чем сидеть с дошкольниками: нужно иметь много терпения, лужёную глотку и уметь уговаривать всяких самовлюбленных идиотов делать то, что нужно.

— Знаю, — отвечаю наконец. — И прекрасно тебя понимаю. Но не мог бы ты сделать мне огромное одолжение и убедительно разыграть сожаление? Мы не сможем нормально снять, пока вы не помиритесь, и я прошу тебя поговорить с Евой, потому что ты всегда хорошо играешь.

Я спиной ощущаю взгляд Джек. Наверное, она одновременно и восхищена, и возмущена моей грубой лестью. Да, ни для кого не секрет, что Джордж считает себя лучшим актером из всех семи. Обычно я в шутку называю его нашей примадонной, но ради дела можно чуточку перегнуть и сказать, что он хорошо играет.

Джордж глотает наживку. Еще одно «пожа-алуйста» - и он с молчаливым кивком марширует в сторону кухни, будто солдат, отправляющийся на передовую.

Когда он выходит из комнаты, Джек медленно, театрально хлопает в ладоши.

— Это было изящно, — замечает Пол.

— Просто делаю свою работу, — отвечаю я. — Пол, можешь пока положить микрофон.

— Правда? Слава небесам! — Пол осторожно прислоняет свою ношу к дивану, где только что неубедительно целовались Джордж и Ева.

— Да, лучше оставь немножко сил на завтра, — добавляет Джек.

Завтра Пол и моя старшая сестра Клавдия заканчивают нашу школу «Кэлхаун-хай». Я стараюсь об этом не думать. Просто невозможно себе представить Жизнь в Кэлхауне без Пола. Что ж, по крайней мере, он пойдет в местный колледж и никуда не уедет.

За моей спиной кто-то негромко кашляет. В дверном проеме стоят Джордж и Ева. Он выглядит немного сердитым, но довольным, она - немного раздраженной, но более спокойной. Наконец хоть какой-то прогресс. С чуточкой раздражения уже можно работать.

— Отлично, — говорю я. — Готовы попробовать еще раз?

Джордж и Ева усаживаются обратно на край дивана перед доской для скрэббла. Пол поднимает микрофон и принимает прежнюю позу. Джек надевает наушники и берется за хлопушку-нумератор.

Сейчас все пойдет, как надо. Сейчас мы все снимем идеально. Я уже это вижу. Даже воздух вокруг пары кажется другим. Из глаз Евы исчезла злость. Актеры наконец-то готовы. Осталось только включить камеру.

— С начала сцены, — командую я, нажимаю на кнопку записи и киваю Джек. Она хлопает нумератором и убирает его из кадра. — И… поехали!

Я умру от разрыва сердца раньше, чем моя сестра получит аттестат.

Солнечные лучи бьют прямо на трибуны футбольного стадиона «Кэлхаун-хай», и я зажата между папой и Джек. Пола только что вызвали, теперь осталось пересечь огромный алфавитный пустырь между “H” и “Z”. На улице восемьдесят пять по Фаренгейту и такая влажность, что можно достать соломинку и пить воздух вместо коктейля. Утром я полагала, что поступаю мудро, надевая свое лаймовое льняное платье. Думала, оно спасет меня от жары. Но я не учла, что моя пятая точка пропотеет насквозь, и на платье появятся два позорных полукруглых следа. В зеркало я себя не видела, но отлично их чувствую. Пятна пота, как и пятна от месячных, просто нельзя не почувствовать.

Так что я сижу, тушусь в собственном соку, очень хочу пить и прикидываю, как бы отсюда исчезнуть так, чтобы при этом не вставать. И тут Джек наклоняется ко мне и шепчет:

— Взгляни на телефон.

Церемония только-только дошла до буквы «М», так что я ничего особого не пропущу, если на секунду отвлекусь.

— Половина двенадцатого, — отвечаю я.

— Нет, ты на канал глянь! — Джек тычет свой телефон мне в лицо. Я щурюсь.

— Ничего не вижу, солнце.

Джек кидает телефон мне на колени:

— Просто посмотри.

Я накрываю телефон руками; экран все еще слишком темный и отражает все вокруг, но что-то уже можно прочесть. Страница нашего канала на YouTube выглядит как обычно: оранжево-розовая шапка с длинными тонкими буквами Seedling Productions, логотип - арбуз на фоне лучей солнца среди туч, и два активных плейлиста - один с моим собственным влогом, другой с сериалом. Ничего необычного.

Джек смотрит на меня без улыбки, так что я готовлюсь к худшему:

— Чего там? — таращусь на страницу, пытаясь увидеть, что же я упускаю из виду. — Что случилось, нас кто-то взломал? Я не вижу…

— Подписчики. Только взгляни!

Обычно я проверяю количество подписчиков раз в неделю, по воскресеньям, когда загружаю влог на утро понедельника. В это воскресенье их было ровно четыреста девять. Я помню потому, что из-за этого целый день напевала одноименную песню Beach Boys, пока Клавдия не прикрикнула на меня, чтобы я заткнулась, и не порадовалась, что в августе она наконец отсюда съедет.

Обычно мой влог за неделю смотрят раз сто, а «Несчастливые семьи» - чуточку больше. Маленькая, но верная аудитория. Думаю, сложно ожидать большего, если тебе семнадцать и ты влоггер-любитель с полной учебной нагрузкой. Ничего большего я и не ожидаю, переводя взгляд на красное поле с числом подписок.

Там стоит: «43 287».

На нас. Подписалось. Больше. Сорока. Тысяч. Человек.

— Черт, — выдыхаю я.

Папа хлопает меня по колену сложенной программкой, смотрит с деланной строгостью и кивает в сторону сцены. Я гляжу на него с наигранным раскаянием, но не возвращаю Джек телефон. Я просто пялюсь в экран. Потом обновляю страницу, в полной уверенности, что это какой-то глюк. Теперь их 43 293.

Зрачки Джек расширены, а ее кислотно-фиолетовые волосы, кажется, наэлектризованы больше, чем обычно. Ее щеки заливает краска. Частично, конечно, от солнца - черт бы побрал традицию вручать аттестаты на улице! - но по большей части, думаю, от полного изумления.

— Черт, — повторяю я. — Это ведь какая-то ошибка, да?

— Что-то произошло, — отвечает Джек. — Наверно, какая-то большая шишка что-то про нас сказала. Это единственное объяснение.

Я все еще таращусь на экран, когда слева материализуется чья-то рука. Я поднимаю голову: мама тянется ко мне через папины ноги и строго смотрит на меня уже безо всяких шуток. Она хватает телефон и поднимает бровь, как бы говоря: «Наташа Зеленка, неужели я слишком многого хочу, когда прошу тебя посвятить час времени этому важному для нашей семьи событию?»