Под управлением Екатерины Россия с честью заняла одно из самых значительных мест в государственной системе Европы. В войне мы победили наших врагов. Петр поразил Европу своими победами — Екатерина заставила Европу привыкнуть к ним[61].
Несмотря на видимую непоследовательность внешней политики Павла, не было причин думать, что Россия под управлением Александра не сможет сыграть решающей роли в европейской политике.
Перед восшествием на трон Александр не имел четких принципов своей будущей внешней политики и не думал серьезно о роли России в европейских делах. Главным образом он был сосредоточен на внутренних проблемах. Будучи хорошо обучен европейским языкам, он, тем не менее, никогда не путешествовал за границу, а знания о других странах приобрел в результате обучения и дружбы с такими завзятыми путешественниками, как Чарторыский, Новосильцев, Строганов. Поэтому, наверно, не удивительно, что ранние суждения об иностранных делах были у Александра довольно наивными и идеалистическими: его первым скромным желанием было установление мира, и не только в России, а во всем мире. Незадолго до своего восшествия на трон Александр писал о желании не только «установить мир на Севере», но также установить «прочный мир во всем мире»[62].
Он сказал новому французскому послу в России, генералу Г. Дюроку, смутив его наивным обращением «citoyen» (гражданин (фр.). — Ред.), которое больше не использовалось в наполеоновской Франции: «Я ничего не хочу для самого себя, я только хочу установить мир во всей Европе»[63]. Такие заявления могли быть восприняты как идеалистические мечты неопытного политика, но во все время своего правления Александр постоянно заявлял, что он искал мира для всей Европы, а не только для России. Более полное выражение его принципы нашли в инструкции барону Крюденеру, его послу в Берлине (мужу Юлии Крюденер, которая впоследствии была компаньонкой Александра в Париже) 17 июля 1801 года:
… [мои министры] не должны упускать из виду тот факт, что их государь никогда не хотел навредить своей силой, что он уважает права правительств и независимость наций… и что его заветным желанием является установление мира настолько прочного, насколько это возможно… Я никогда не приму участия во внутренних разногласиях, которые могут побеспокоить другие государства… Я думаю, что настоящее величие, которое может быть завоевано с помощью трона, основано на правосудии и доброй воле…[64]
К несчастью, в 1801 году Александр не занимал такой прочной позиции, чтобы распоряжаться внутри Европы, устанавливая мир и счастье всего человечества. Его первые дипломатические действия должны были исправлять тяжелое наследство, оставленное отцом. Грозный британский флот подходил к Балтике, чтобы противостоять павловской политике вооруженного нейтралитета, в то время как 20 000 казаков подходили к негостеприимным просторам Средней Азии на пути к завоеванию Индии. Первые шаги Александра заключались в срочной остановке этой экспедиции и в достижении взаимопонимания с Британией. Британские корабли и экипажи, находившиеся в плену в русских портах, были немедленно отпущены. Компромисс в соглашении между двумя странами был достигнут в июне 1801 года: Британия признала права нейтральных кораблей входить в блокированные порты, а Россия признала право британского флота инспектировать грузовые корабли, даже идущие под нейтральным флагом. Соглашение было достигнуто еще легче, когда Александр из деликатности аннулировал спорный вопрос о Мальте, которая была завоевана Британией в сентябре 1798 года. (Александр отказался от титула Великого магистра мальтийских рыцарей, унаследованного у отца, но в то же время формально остался покровителем ордена).
Торговля между двумя странами, что было важно для обеих сторон, восстановилась. Россия экспортировала в Британию корабельный лес, железо, медь, сельскохозяйственные продукты и импортировала мануфактуру, текстиль, чай, кофе. Торговые отношения были восстановлены в мае 1801 года, когда Александр отменил запрет Павла на импорт многих товаров из Британии, включая фарфор, стекло, продукты земледелия, стальные инструменты, металлические изделия, шелк, хлопок и парусину. «Молодые друзья» Александра находились под обаянием теории Адама Смита и были против меркантилизма. Кочубей выдвинул несколько предложений в 1803 году, поддержанных Александром и направленных на повышение численности населения и роста заводов в российских владениях. Граф Николай Петрович Румянцев, министр коммерции, который также пребывал под впечатлением идей Смита, твердо верил в свободную торговлю. Александр, который, казалось, никогда серьезно не занимался экономическими проблемами, разделял взгляды своих советников по этому вопросу и выражал неодобрение по поводу официальных коммерческих договоров с другими нациями в тех случаях, когда одна страна подвергалась эксплуатации. В своем указе о тарифах в России в 1801 году он заявил, что хочет «добиться коммерческой свободы и улучшить денежное обращение». На самом же деле некоторые ограничения были сохранены, чтобы защитить русскую промышленность, так как Александр также был согласен повысить уровень русской торговли. Он заявил, что у него было «абсолютное и естественное желание повысить уровень русской торговли любыми возможными способами»[65]. В период с 1801 по 1810 год было подписано очень мало официальных коммерческих договоров с другими нациями.
Добиваясь соглашения с Британией, Александр уверял генерала Дюрока в своих дружеских чувствах по отношению к Франции:
Я всегда хотел, чтобы Франция и Россия были друзьями; они являются великими и могущественными нациями …которые должны достигнуть согласия и остановить все маленькие разногласия на континенте [66].
Ранние годы правления Александра были ознаменованы возобновлением дружеских отношений с Францией, 8 октября 1801 года был подписан мирный договор и тайное соглашение. Согласие было достигнуто в вопросе территориальных притязаний германских князей, которые потеряли землю на левом берегу Рейна, о компенсациях королю Сардинии и правителям Баварии, Бадена и Вюртемберга. Александр укрепил свое право вмешиваться в дела Германии по условию Тешенского договора 1779 года, который сделал Екатерину посредником в прекращении войны за Баварское наследство. Независимость Ионических островов была признана, и Франция пообещала убрать свои войска из Египта и из порта Неаполя.
Александр поставил целью вывести Россию из запутанных отношений с Британией и Францией, а также установить мир в своем государстве, если не во всей Европе. Однако это не полностью удовлетворило его. Его не устраивало отношение к нему французского правительства, которое в результате военных побед 1795–1801 годов приобрело сильную позицию и не видело причин осторожничать с Россией. Наполеон заключил два удобных для себя мирных договора с Австрией и Британией; после заключения мира в Люневиле 9 февраля 1801 года Австрия признала присоединение к Франции Бельгии и левого берега Рейна, а также ее контроль над Итальянским полуостровом; затем после Амьенского договора 27 марта 1802 года Британия вернула большую часть своих заморских владений, завоеванных Францией, но отказалась от Мальты. Кочубей говорил графу Александру Воронцову 3 ноября 1801 года, что Александр «был доволен, подписав мир с Францией, но тон Первого консула и Талейрана не понравился ему»[67], и что он отзывался о них как о «жуликах». В своем обращении к делегации российского Сената в 1803 году Александр показал, что полностью осознает величие своего положения, уверен в своей позиции за границей и чувствительно относится к любому пренебрежению им. Он твердо противостоял попыткам британского правительства помешать его действиям в отношении Франции, отстаивая независимую политику России. Вот что писал Александр графу Семену Романовичу Воронцову, своему послу в Лондоне, в ноябре 1801 года:
61
Richard Pipes, Karamzin’s Memoir on Ancient and Modern Russia: A Translation and Analysis, Cambridge, Mass., 1959, pp. 131–2.
62
W. P. Cresson, The Holy Alliance: The European Background of the Monroe Doctrine, New York, 1922, p. 10.
63
N. K. Shil’der, Imperator Aleksandr I: ego zhizn’ i tsarstvovanie, 4 vols, St Petersburg, 1897, II, p. 58.
64
Francis Ley, Alexandre Ier et sa Sainte Alliance (1811–1825) avec des documents inédits, Paris, 1975, p. 40.
65
M. F. Zlotnikov, Kontinentalʼnaia blokada i Rossiia, Moscow-Leningrad, 1966, pp. 89, 91.
66
Albert Sorel, L’Europe et la revolution française, 8 vols, Paris, 1903, VI (La Trève-Lunéville et Amiens 1800–1805), p. 151.
67
Shil’der, op. cit., p. 274.