В начале 1794 года Первая Кадьякская миссия в составе иеромонахов Афанасия, Макария и Ювеналия, иеродиаконов Нектария и Стефана, монахов Германа и Иоасафа да десяти бельцов не по стриженных, непосвященных собралась в дальнюю дорогу. Во главе Миссии поставлен был иеромонах Иоасаф (Болотов), которому «для благолепия священное лужения по имянному указу тогда же пожалована была архимандричья митра и крест». Служители посуху добрались до Охотска, а оттуда – к средине осени – на судне «Три Святителя» под командой штурмана Герасима Измайлова прибыли на Кадьяк. В 1795 году архимандрит Иоасаф писал игумену Назарию: «С сентября 24‑го дня живу на острове Кадьяке. Слава Богу, более семи тысяч американцев перекрестил да более двух тысяч браков обвенчал. Состроили церкву во имя Воскресения Христова, а время позволит – сделаем другую, да походные две, а то и пятую нужно сделать. Живем хорошо, они нас любят, а мы их. Народ добрый, но бедный. Так усердно приемлют крещение, что все свои шаманские наряды изломали и сожгли... Единого от Вас себе ищу удовольствия, чтобы Вы нас не исключали из числа любезного братства Валаамского, а считали своими и незабвенно имели в святых молитвах Ваших». Начинания миссионеров поначалу получили всемерное содействие главного правителя. А. А. Баранов искренне радовался успехам их в просвещении туземцев, приобщению диких народов к «благовестию Святой Евангельской Веры». В этой связи писал он тогда Г. И. Шелихову: «От усердия моего отдал для пользы церкви и духовных особ 1500 рублей за себя и 500 за разных служителей». В 1796 году освящен был Воскресенский храм на Кадьяке: «В новой церкви служат и звонят!» – сообщал правитель Русской Америки.
По‑разному сложилась дальнейшая судьба членов Первой Кадьякской миссии: только двое из них – монахи Герман и Иоасаф – до конца дней своих не покидали американской земли. Удалились в Россию иеродиакон Нектарий и иеромонах Афанасий. Иные из иноков и бельцов непосвященных были высланы в Иркутск главным правителем Барановым, иные, подобно иеромонаху Макарию, самовольно сбежали... О печальной участи Ювеналия уже говорилось. Остается лишь добавить, что впоследствии в ходе различного рода мирных переговоров кенайские индейцы выдвигали непременное условие: коли русские хотят с ними расторжки иметь, пусть не присылают попов, ибо «убьют первого приехавшего к ним». Спустя много лет землепроходцы, плававшие по рекам Аннанык, Тогиак, Анчагуктули и Кускок‑вим, видели у старика индейца медную табакерку с монограммой императора Александра I да переломленный медный крест, «что одна девка на лбу носит»,– вещи, судя по всему, принадлежавшие злосчастному отцу Ювеналию. Кенайцы говорили тогда россиянам: «Вы, верно, братья тому странному человеку, которого еще недавно мы никак не могли умертвить; он обращал нас к своему богу, а мы не хотели оставить многих жен, и привязали его к дереву; но он, уже совсем мертвый, три раза вставал и начинал убеждать нас, пока не отдали мы его соседям, чтобы те съели...»
Июля 19‑го дня 1796 года архимандриту Иоасафу было высочайше повелено прибыть в Россию, где «за сей успех и чтоб в тамошнем крае положить прочное основание христианству», он был рукоположен во епископа Кадьякского и «Всей Тамошней Страны» с титлом викария Иркутской епархии. Преосвященный Иоасаф послал тогда из Иркутска в Санкт‑Петербург на имя Синода «Краткое, но довольно обстоятельное Топографическое, Клима‑терическое, Статистическое и Нравственное описание острова Кадьяка». Это было первое из подобного рода сочинений. 10 мая того же года отплыл он на «Фениксе» из Охотска к пастве своей, однако судно безвестно исчезло в океане. Всего вместе с преосвященным пропало 88 человек, в том числе члены Первой православной миссии: иеромонах Макарий и иеродиакон Стефан. После сей оказии по представлению РАК в американские земли архиереи не посылались, но император Александр 1 повелел все же сохранить викариат.
В 1804 году на Кадьяк прибыл уполномоченный Священного Синода, иеромонах Гедеон. Однако ж не прошло и года, как пастырь возопил от выпавших на его долю тягот и лишений. «Да исправится молитва перед тобою,– писал он первоприсутствующему члену Синода, митрополиту Амвросию,– ибо сердце скорби исполнено. Утешь Святейший Архипастырь, услыши мой вопль... Скоро, скоро услыши мя, изведи из темницы душу мою». В 1807 году «вопль» был наконец услышан, и иеромонах навсегда распрощался с Новым Светом. Однако будем справедливы. За три года пребывания в Русской Америке этот пастырь сделал немало, и первое свидетельство тому – аттестат, выданный Гедеону 22 мая 1807 года. Коллежский советник А. А. Баранов удостоверял своей подписью и «для большей вероятности» печатью Кадьякской конторы, что служитель сей «быв упражняем священное лужением всегда, и при кадьяцком училище с марта месяца 805 года главным директором, где и паче явил свои способности, прилежность и усердие в образовании здешнего юношества, отличив себя и нравственности благосклонном поведением, удаляясь всяких раздоров и несогласия».
Гедеон объездил с миссионерскими целями многие открытые россиянами острова, знакомился с жизнью туземцев, вел записи. В одном из своих донесений он сообщал: «Быв на всех алеутских жилах, всеми мерами старался проникнуть в прежние их предрассудки, кои неприметно раскрывал дружелюбными советами...» По поручению Н. П. Резанова иеромонах проводил «опыты по внедрению хлебопашества, огородничества и скотоводства», перепись местных жителей, принимал участие в составлении грамматики их языка, организовал на Кадьяке «правильное училище». В 1805 году в училище было 50 учеников. Через год число их удвоилось, и среди них было пятнадцать «аманатов колюжского народа», принявших греко‑российскую веру. Из «Записок» иеромонаха Гедеона следует, что детям диких (алеутов, эскимосов, индейцев) преподавали не только грамоту и катехизис, географию и математику, но и... французский язык! Реестр учебной литературы Кадьякского училища в бытность Гедеона содержал 286 названий книг!
Однако нельзя также не отметить, что ко времени появления иеромонаха Александро‑Невской лавры Гедеона в Новом Свете отношения между духовенством и Российско‑Американской компанией резко осложнились. А. А. Баранов вконец разуверился в успехе Кадьякской миссии. Сведения о 27 тысячах крещеных «за полотняную рубаху иль порты, да пару листьев табаку» язычников оказались, по свидетельству Главного правления РАК, «по ошибке очень извинительной» увеличены: «Одни и те же семейства были вдвойне и даже втройне под разными именами внесены в списки новокрещеных». 6 ноября 1805 года Н. П. Резанов доносил директорам РАК из Ново‑Архангельска: «О духовной миссии скажу Вам, что она крестила здесь несколько тысяч, но только что литерально сказать – крестила. Видя нравы кадьякцев несколько смягченными, не отношу я нимало к трудам миссии, но ко времени и собственным способностям их. Монахи наши никогда не шли путем Езуитов в Парагвае, не искали развивать понятия диких, не умели входить в обширные виды ни Правительства Российского, ни Компании. Они купали американцев, и когда по переимчивости их умели они в полчаса хорошо крест положить, то гордились успехами и, далее способностями их не пользуясь, с торжеством возвращались, думая, что кивнул, мигнул и все дело сделано».
Не особенно затрудняли себя отцы и изучением местных наречий. Возмущался, стыдил камергер Резанов иноков за то, что «не знают они американского языка по сие время... Поручил собирать словарь, но как всякое дело им медведем кажется, то между тем приступил я сам к сочинению словаря сего...». Даже исповедь шла через толмачей, самих‑то знавших русский язык с пятого на десятое. «Система, которой следовала сия миссия в обращении народов к христианству, была, кажется, ошибочна,– писал впоследствии К. Т. Хлебников.– Она не обращала ни малейшего внимания на изучение языка кадьякцев и ожидала все от чудесной силы креста».
Во многих случаях монахи‑миссионеры противопоставляли себя светским властям, стремясь высвободиться из‑под их опеки и образовать некое подобие теократии, «государства в государстве». Характеризуя определенную часть духовенства, «по большей части беспокойного нрава и предосудительной нравственности», К. Т. Хлебников писал: «Распри и брань отцов между собою, преданность некоторых из них к пьянству и плотскому распутству не могли также служить примером, достойным подражания». Трудные условия жизни, междоусобицы да, вдобавок еще, постоянные, раздоры с главным правителем – все это привело не только к отвращению местных жителей от церкви божией, но и вовсе к прекращению службы в Кадьякском храме.