‑Вот тебе земля наша!

Меч прочертил дугу, и обезглавленное тело в конвульсиях упало к ногам коня.

А на душе у царя стало очень тревожно. Потому что последние слова степняка очень напомнили ему то, что не раз говорил брат Аргерд…

‑А ведь дивный мед – то у тебя, боярин! Да и бражка добра! Век бы пил!

‑В чужих – то землях, знать, не пивал таковых, купецкая твоя душа?

‑Э‑э! И близко подобного не пивал!

Такими словами перекидывались боярин Благовест и его гость, купец Любомысл, сидя в светлой горнице за небольшим трапезным столом. Они издавна дружили, немало повидали вместе, нажили добра, вырастили детей. Вот и повелось у них время от времени ездить друг к другу в гости, чтобы вдвоем обсудить происходящее вокруг да и вообще поговорить. Съедали, а еще больше – выпивали, они при этом изрядно, хотя хмельным, как и положено опытным мужам, не увлекались. Прислуга при этом не присутствовала.

Любомысл хватил еще чарочку и продолжил:

‑Вот был я в дальних краях на Полудне, так там и вовсе таковы люди живут, что не то, что бражки – меду – то пить не пьют!

‑Эк их! Как же живут – то они?

‑Да каки – то кальяны с дымом курят!

Боярин наполнил свою и гостеву чарки медком и с силой заключил:

‑Есть же дурачья на белом свете!

Помолчали. Затем Любомысл спросил:

‑Вот скажи мне, Благовест, что такое про брата царева, Аргерда, сказывают? Будто – страшно сказать! – не нашей веры стал, а какой – то чужеземной?

‑Верно говорят…

‑Так ведь негоже поступает княжич – то, даром что царский сын!

‑Негоже. Теперь говорит Аргерд – мол, врагам мстить нельзя, богатства копить нельзя, все поровну должно быть, тогда и войн, и раздоров не будет.

Любомысл негодующе стиснул кулак:

‑Что, и умным с дураками уравняться надобно? И разбойникам с людьми добрыми?

‑Говорит, надобно… Да ладно, царь – то молодой в отца пошел, чужеземных бредней стороной держится! А чего это у тебя, гостюшка, чарка просохла?

‑Да, наполнить бы не мешало ее бражкой – то!

‑Уж лучше медком. Бражки уж довольно, как думаешь?

Любомысл кивнул, соглашаясь. Снова осушили боярин с купцом свои чарки и продолжили разговор:

‑Слыхал, Любомысл – что ни месяц, так степняки на границы полуденные накатываются?

‑Слыхал. Да ведь бьем мы их, ордами целыми изводим! Им ли против нас дерзать?

‑Не заржавел покуда клинок рода ариева… Да ведь худыми слухами земля полнится! Будто степняками теми злой царь Хейд из Закатных Земель, как вениками, трясет! И на набеги их подначивает, чтобы границы наши проверить, войну невиданную задумав!

‑Ну, было время – он у нас зубы‑то пообломал маленько! Его ль бояться?

‑Бояться – то, может, и не след, а поостеречься бы стоило. Так, иначе – а враг он нам.

‑Да ведь как поостережешься? У иных и у бояр – то мысли не о долге своем, а о брюхе! Ты им про дело, а они меж тем думают, как им выгоду из грозы военной извлечь! А царь молод, не переборет дураков – то седобородых… Кабы еще с братом он за одно сердце был!

Неожиданно снаружи послышались голоса дворовых, и боярин с купцом прислушались, прервав разговор. Кто – то стремительно взбежал по всходу, широко распахнулась дверь, и в горницу вошел Ярополк – сын Благовеста. На его покрытом дорожной пылью лице ясно читалась какая – то решительная и важная дума. Юноша почтительно склонил голову:

‑Здоров будь, батюшка Благовест! А и тебе здоровья, Любомысл почтенный, гость торговый!

При этих словах голос вошедшего дрогнул. Благовест и Любомысл переглянулись, и боярин ответил:

‑И тебе, сын, поздорову! Не с охоты ‑ полевания ли возвернулся?

‑С полевания.

‑А почто грусть в сердце затаил? Али дичь в лесу перевелась?

‑Нет, батюшка – много добычи во силках было, да и стрелой немало взял.

‑Ишь ты! Отчего ж печален? Неужто иным удальцом перед девками ‑ хохотухами на кулачках побит?

Благовест сказал так, прекрасно зная, что его сын еще ни разу не бывал побежден в потешных боях, и потому ожидал, что Ярополк рассмеется. Но тот только тихо повторил:

‑Нет, батюшка…

‑Так какая ж нелегкая терзает – то тебя нынче? Почто печалишься?

И Ярополк не выдержал. Он тряхнул головой, решительно рассек рукой воздух и заговорил:

‑Не о добыче печаль моя, и не о позоре – пораженьи, а о девице красной! Как увидел раз – теперь тоска гложет днем и ночью…

Благовест почесал в затылке:

‑Вон оно как! Это кто ж такая будет? Какого роду?

‑Боярского она роду, батюшка. А зовут ее – Росянушкой… Старого воеводы Гостомысла дочка.

При этих словах Любомысл прикусил нижнюю губу, чтобы не рассмеяться, а Благовест посуровел и погрозил сыну пальцем:

‑Вижу я, что волос – то в усах у тебя долог, да ум в голове короток! Ишь, жених какой нашелся! Может, Росяна – то твоя и сладка тебе, да только отец ее мне горек, поперек горла стоит! Как сядем с боярами думой при царе, так вечно с ним разве за бороды друг дружку не оттаскаем. А ты – жениться!

Ярополк печально поник головой. Боярин же на некоторое время задумался, а затем продолжил:

‑Вот что я скажу: видно, пришло твое, Ярополк, время. Ступай – ка сбери себе ратное снаряжение да коня выбери хорошего, да отправляйся – ка во стольную Русколань, послужить царю Володару и племени нашему! Да послушай, как мечи звенят, да стрелы свистят, да кони боевые ржут, да понюхай, чем жизнь походная пахнет! Вот коли возвернешься со славою, да делом докажешь, что не по названию боярин ты, а по делам – бери себе тогда хоть Росяну свою, хоть еще кого, слова против не скажу! Ну, что скажешь?

Ярополк несколько мгновений подумал, затем лицо его просветлело, он широко улыбнулся и ответил:

‑А и пойду, батюшка! Говорят, нужны царю витязи храбрые!

Любомысл немедленно откликнулся на эти слова:

‑Да и не один поезжай! Хватит и моему сыну портки дома просиживать. Возьмешь, Ярополк, Златояра себе в товарищи?

Ярополк кивнул, а Благовест добавил:

‑Чего ж он его не возьмет? Они друзья старые, еще мальчишками на реку вместе бегали за девками подглядывать!

Все трое рассмеялись. А потом Ярополк сказал так:

‑Нечего такое дело откладывать! Ныне же собираться надобно. А ты, батюшка, не думай, что в тягость мне решение твое: хоть и тяжко с Росянушкою мне расстаться, да только нет для того, кто из народа Рос да племени ариева, выше чести, чем Родную Землю беречь!

2.

Царские палаты медленно погружались в тишину, в прозрачный полумрак ночи позднего лета, пронизанной всеми оттенками серого. Володар полюбил такие часы еще до того, как стал правителем, но лишь ощутив на себе всю тягость и ответственность понятия «вождь», осознал, как они ему дороги. Днем то одно, то другое насущное дело требовало пристального внимания, а ночь устроена Богами для отдыха всем добрым людям, и лишь поздний вечер позволял всем событиям прошедшего дня, всем мыслям и тревогам сложиться в одну, целостную картину…

В такое время царь, как правило, приходил в тот великий зал, где владыки Русколани принимали иноземных послов и держали совет со своими боярами. Но если днем, на приемах и советах, он был выше всех, и взоры окружающих были прикованы к нему, то в сумерках Володар казался себе совсем незаметным, словно затерявшимся в огромном зале, своим великолепием отражавшем величие Арьяварты и ее столицы. Царь либо прогуливался взад – вперед по залу, либо садился на массивный трон, но ни на миг не прекращал напряженных раздумий. Может быть, это было общением с духами Предков, тех, которые веками стояли у кормила Державы? Так или нет, но поздними вечерами царя никто не тревожил даже без его особых распоряжений.

В который раз приходили воспоминания… В ту ночь, когда родился Володар, над просторами Арьяварты поднялась кроваво – красная Луна, и отец наследника попросил седобородых волхвов истолковать этот знак. Мудрецы, вспомнив древние предания ариева рода и изучив расположение звезд на небе, дали ответ: в такие ночи в семьях простых людей рождаются великие воины, а в семьях правителей – истинные Вожди. Последний раз Луна Воинов совпала с рождением наследника в ночь, когда родился Канишка Справедливый, отбросивший орды желтолицых степняков за Камень – Горы и раздавивший заразу на теле человечества, великую империю Сем, чей правитель Даннер был в шаге от мирового господства. И волхвы предрекли, что Арьяварту ждут тяжелые времена, сравнимые с давним нашествием Даннера, но Светлые Боги не оставили свой народ – и на престол Русколани сядет великий Вождь, подобный знаменитым героям далекого прошлого. Поэтому младенцу дали имя Володар – в знак того, что сутью его жизни должно было стать «володение» Арьявартой. Кроме того, на древнем священном языке это имя означало «Дар Велеса», дар могущественного Бога Севера.