Достала свой семейный архив и нашла вот это…
...Первое его послание для меня:
"Как это всё случилось? В какие вечера… С чего начинается Родина? Летит по небу клин усталый… Клин белых журавлей. Журавлики-кораблики. И ты знаешь, Светланка, обязательно белые журавли, а такие бывают? Верю - обязательно бывают!
Журавель-колодезь. Голыш, окатыш, курлыканье… Курлычат журавли. А ведь они действительно курлычат. И с чего начинается Родина? С окошек горящих вдали… С манящего света этих столь желанных и столь же недоступных окошек. А берёзы в России всегда белые. Никогда не забыть мне маму, стоящую с веткой клубники у белой берёзы, старой печальной берёзы. Говорят, что из берёзы не строят дома, потому что жизнь в таком доме будет такой же печальной, как сама берёза.
Красная Площадь! Салют над Москвой-рекой. Ленинские Горы.
А ещё когда-то была война… И плыли белые журавли, и так же бешено пели соловьи.
Сентябрь. Закат над Уральскими горами. Зелень хвои и багрянец листвы.
Ну, так с чего начинается Родина?
А шторм над осенним Чёрным морем и далёкие огни океанских лайнеров на рейде, далеко-далеко от берега. Рокот волн. Р-о-к-о-т. Попробуй скажи вслух, и разве ты не услышишь море? Какое счастье, что есть ещё «Бегущие по волнам» и «Алые паруса».
И есть Andante cantabile и 1-ый Чайковского, и 2-й Рахманинова, и Маяковский, и Есенин, Паустовский и Бёрнс, Лермонтов и Солоухин.
А рассветы туманными августовскими утрами и колокольчики за рекой, где кони в ночном. И просто «Бежин луг».
Какое счастье жить и видеть всё это сердцем!
Отчего, почему и не знаю сам…
Светланка! Ты просто чудо! Спасибо тебе хотя бы только за то, что ты есть".
Одно из моих писем ему:
"Чем мы таинственнее, тем привлекательнее… Значит, ты так считаешь?
Что же! «Блажен кто верует…» А вот Михаил Юрьевич изволили говорить другое, что-то совершенно определённое:
«Смерть и бессмертие,
Жизнь и погибель
И деве и сердцу ничто;
У сердца
И девы
Одно лишь страданье, один лишь предмет:
Ему счастье надо, ей надобен свет».
Видишь, как всё просто. Где же тайна? Где чары?
А ведь это Лермонтов! Одна из самых тонких и нервных человеческих натур. Так что давай без розовых оттенков и приятных сердцу недосказанностей, которые так много сулят… Но ты поэт! Именно так. Ведь поэт не тот, кто складывает в рифму слова, а тот, кто их чувствует и придаёт им смысл.
А посему, если речь шла обо мне, то я бы предпочла простое и земное, но очень родное и близкое без загадочной розовой дымки".
А вот ещё одно письмецо сохранилось:
"Привет, сынок! Добрались нормально и уже к вечеру были дома. Всё думаю о тебе, дорогой, что мало угощения привезли. Да и из того, что есть, тебе достанется немного. Ребят на вашем курсе Молодого Бойца столько, что наших гостинцев достанется некоторым только понюхать. Местным проще… Они могут каждую неделю дома бывать и отъедаться. И фруктов ты не поел в этом году… Покупай их, когда ходишь в увольнение, а денег мы вышлем. Надо ведь как-то приспосабливаться. Про нас с отцом не думай, всё нормально! Просто за отпуск надоели маленько друг другу, потому и разбухтелись при тебе. Бывает! Теперь будем привыкать жить вдвоём. Пиши нам почаще. Крепко целуем! Твои родители".
Сегодня исполнилось сорок лет нашей семье. Рубиновая свадьба!
Из рубинового было только вино к праздничному обеду. А большего и не надо…
Главное, что вместе, что живы, что не одни…
ЭПИЛОГ ЭПИЛОГОВ!
Фрагменты жизни в памяти моей,
Как искры от костра в тиши ночей…
Мамина война
У меня остались записи моей мамы, в которых она описала самое начало той страшной войны.
Мама была тогда совсем ещё ребёнком, а детские воспоминания всегда очень яркие и непредвзятые.
Сначала я подумала, что переработаю написанное в рассказ, но читая, поняла, нужно оставить всё, как есть, потому что дорого каждое слово и каждая мысль, как память о войне и о самой рассказчице.
***************************************
Пионерлагерь расположился в живописном уголке на самом берегу Волги, всего в 15 км от Ржева. Дети радовались, что попали туда. Был конец мая 1941 года. Купались, загорали, играли в войну. Наш отряд был запасным. Было приказано сидеть на крыльце тихо и ждать в запасе, потому что нам было всего по 10 -11 лет.
А за активное участие в жизни лагеря, мне подарили книгу в жёлтом переплёте О. Перовской «Ребятам о зверятах».
Дома тоже была Волга. Летом купались, загорали, переплывали на тот берег. Она в районе Ржева не очень широкая. На том берегу стояло бывшее барское имение – Троицкое с хорошим парком, густым орешником. Зимой там катались на лыжах с горы, спускались прямо к Волге.
Всё это было тогда - до войны: и детство, и книги - их отец покупал у букинистов в Ленинграде, и журнал «Мурзилка», который знала наизусть и до сих пор помню все напечатанные в нём стихи, а ещё школа им. А.С.Пушкина – новая, светлая.
После лагеря я с мамой поехала к отцу в Ленинград, он работал на строительстве метрополитена и обещал забрать нас к себе. Мы поехали в субботу, а в воскресенье началась война. Отец в ту же ночь отправил нас назад. Ехали в пустом вагоне, даже страшно становилось. Люди, видимо, растерялись и не знали, что делать. А потом очень трудно было куда-либо уехать. Помню одинокую фигуру своего отца. Больше мы его не видели. Он остался там навсегда, пропал без вести. И только в 1980 году мне прислали его фотографию из личного дела.
Война была от нас рядом. Мы, дети сначала её не боялись. Сидели на берегу Волги и наблюдали, как в небе шёл бой. Ржев ещё жил и работал, но в июле стали бомбить. Воздушная тревога завывала в сутки по десять раз. Люди, чтобы спрятаться от страха, рыли окопы и прятались в них, т.к. бомбоубежищ в нашем городе не было.