— Ну же, Френсис, не вынуждайте меня повышать голос, — забурчал опекун. Скорбно вздохнув, девушка схватилась за подол платья, и как можно вальяжнее залезла в карету. Она села у окошка, опекун — напротив. В тени он не казался таким страшным, каким привыкла его видеть девушка.

— Поехали, — приказал он и за стенкой послышался свист бича, после которого карета сдвинулась с места.

Френсис неотрывно глядела в окно, неосознанно надеясь увидеть на дороге знакомое любимое лицо. Она уже сказала себе, что не увидит его, что это невозможно, что пора ей уже задуматься о Лондоне, но надежда — такая противная, такая увёртливая, такая бессмертная — продолжала теплиться в её душе. Ветер подхватил с земли жёлтые листья и закружил их в резвом, независимом танце. Со звонким шелестом, они пролетели мимо окна, за которым грустило несчастное существо.

Френсис прикрыла глаза и горько сама себе улыбнулась. Она ещё не догадывалась о том, что спустя сутки после её отъезда Оливеру пришлют повестку, а позже он уйдёт на фронт.

* * *

Пробудившись ото сна, она долгое время пролежала в одном положении, позволяя своей голове разложить все воспоминания по полочкам. Когда это всё ей удалось, Френсис встала с постели и, покачиваясь, пошла к дверям. Что-то корабль на этот раз качала намного сильнее чем, прежде. И это было видно даже не по тому, с какой силой девушку уволакивало то в одну, то в другую сторону. Просто бочки с едой гремели пуще обычного. Френсис открыла двери и неожиданно для себя поняла, что время ещё совсем позднее. Темнота настолько яро охватила палубу, что невозможно было понять — где небо, где море. Всё слилось в одну кучу, образуя сплошную черноту. Не было видно даже звёзд, которые обычно в подобное время светили и указывали одиноким кораблям путь.

Но разгулявшийся организм Френсис не собирался отправляться обратно на покой, он требовал приключений. И девушка, всё ещё не пришедшая в себя после странных снов, пошла по зову собственных ощущений. На палубе было спокойно, Френсис не увидела ни одного матроса, хотя, судя по шуму, океан почему-то волновался. А значит на палубе должен был быть кто-то, следящий за состоянием судна. Мимо ног француженки прокатило пустоё ведёрко и исчезло также неожиданно, как и в принципе появилось. Удивлённая такому положению вещей, Френсис смело затопала вдоль палубы, иногда, когда ноги её совсем не слушались, хватаясь за верёвки.

А вот и первый живой человек — на корме Френсис увидела Хьюстона. Несчастный мужчина, которому приходилось то и дело заменять капитана, клевал носом, вяло удерживая в руках штурвал. Не став его будить, девушка пошла дальше.

И какой дьявол заставил её спуститься на нижнюю палубу? Она не могла ответить на этот вопрос. Просто она знала, что хочет этого, и делала это. Без вопросов, без лишних споров. В коридоре она сменила свои обычные рассеянные шаги на более мягкие, бесшумные, как у хищника при охоте. Ей не особо хотелось будить всю команду. Где-то за спиной послышался раскатистый храп, от которого, наверняка, все крысы попадали бы в обморок. Интересно, а на этом корабле есть крысы?

"Они есть везде", — уточнила для себя Френсис, продолжая странный путь.

И вот, в самом конце коридора, Френсис увидела свет. Он был мягким, слегка подрагивающим, и лился из щели едва приоткрытой двери. Понимая, что она вторгается в личное пространство Посланника, Френсис ощутила тяжесть в груди. Такую болезненную, томительную. Девушка ускорила шаг.

Нет, она никогда не была в каюте капитана. Что тут лукавить, она никогда и не доходила до этой части коридора, ибо это место было для многих под запретом. А для Френсис — в первую очередь. Наверное именно поэтому желание увидеть личную каюту капитана казалось для неё жгучее раскалённого метала. Её аж трясло от неистового желания оказаться там, взглянуть на каюту хотя бы одним глазком. И, возможно, узнать для себя что-то новое...

Её пальцы прикоснулись к холодному дереву, она зашла слишком далеко. Слишком далеко. Но отступать — удел трусов. Френсис не была трусихой. Ей осталось немного поднапрячь руки — и ву аля — дверь открыта, озаряя искательницу приключений тёплым светом от ночника. Далее шёл ещё один коридор, но короткий, после которого высовывалась лишь половина комнаты капитана. Оставшаяся половины была недоступна для глаз француженки. Но Френсис хватало и той, видимой половины. На стене, что от Френсис стояла перпендикулярно, висела огромная — от пола, до потолка — карта. Кажется, это была карта всего мира. На ней похоже даже были изображены Новые Земли. Рядом с картой висел подсвечник, обвешанный какими-то странными украшениями — деревянными бусами, амулетами, черепками. Но на этом странности не заканчивались. На другой стене, которая стояла напротив Френсис — располагались целые полки с, как девушка поняла, сувенирами. Там были и соломенные куклы с выколотыми глазами, и стопки каких-то старых книг, и вазы с изображением морских чудовищ, песочными часами, украшениями...

"Ч...что это? Что-то волосатое...лапа? Медвежья?" — Френсис еле подавила в себе крик. От подобных сувениров у неё начинала голова ходить кругом. Но помимо этих своеобразные подарочков француженка видывала и всякие подобия техники, схемы, макеты – они стояли прямо под полками с сувенирами, и их конструкция казалась довольно сложна...

Всё это было очень странно...странно, что подобные вещи увлекали пирата.

— Хорошо, я слышу, — внезапный голос, подобно грому после часовой тишины, ударил по ушам Френсис. — Моё терпение на исходе.

Определённо говорил Посланник. Но с кем это он разговаривал? Наверное, кто-то из матросов пришёл к нему в каюту обсудить состояние корабля? Френсис и не заметила, как из-за своего проклятого любопытства перешагнула через порог. Уж слишком близко она подобралась к логову врага.

Но почему матрос не ответил. Френсис затаила дыхание. Нет, тишина. Слишком тихо.

Внезапно, из-за угла вышел Посланник. Френсис быстро отстранилась обратно к двери, едва не выдав себя скрипом. Страх обнаружения растекался по ней, как горячее масло. Но, к счастью, Артур её не заметил. Он повернулся к ней спиной, чтобы взять что-то со столика, что стоял у карты. Он был по пояс обнажён, его блестящая, бледная кожа светилась при ночнике — так ярко и необычно. Хотя, Френсис привлекло кое-что другое, отнюдь не свет.

Кто-нибудь вообще знает таких людей, у которых на теле после сильных побоев не остаётся ни царапинки, ни синяка, ни шрама? Ладно, усложним задачу — кто знает человека, который сначала ходил с открытой раной, которая без помощи хирурга заживать планируется медленнее ползущей улитки, а потом через короткий промежуток рана неожиданно исчезает, и на коже не остаётся ни следа?

Нет, это человек не ящерица, для него заживление – процесс более трудный. Любая глубокая рана оставляет после себя след — возможно и не такой большой и не всегда заметный, но он есть.

А у Посланника таких следов на теле должно было быть неслыханное количество. Френсис видела их сама — своими глазами — глубокие раны, нанесённые сплошными полосами на его спину вдоль и поперёк — подарок от французской тюрьмы. Она помнила это, и на этот раз она знала, что то был не сон, не игра света. Это была реальность. Но здесь...Френсис с силой протёрла глаза и ещё раз взглянула на Посланника. Ни одного рубца, ни одной царапинки. Кожа такая же чистая и нетронутая, как...у младенца.

"Это чепуха....я схожу с ума..." — забормотала девушка, продолжая протирать глаза.

Между тем, Посланник взял кусок обычного мелка, и, повернувшись лицом к карте, начал водить им по её поверхности. Линия пронеслась со стороны мелких островков, свернула с юга, пошла на север, в сторону Исландии. Причем и здесь он вёл себя не так, как можно было бы ожидать — пока его рука чётко водила по карте, голова его лежала на груди. Как будто Артур страдал приступами лунатизма. Как же ещё можно было объяснить то, что его рука жила своей жизнью?