— Правда, что ли? — пробормотал Грег, чувствуя себя полным идиотом.

— Пойдем, — сказала она, отворачиваясь от мачты. Псы обиделись, что прогулка вышла короткая, и дома выразили свое недовольство по полной программе, пока Майя варила кофе.

— Мы сторговались с минбезом, — сказала Майя, протягивая руку за молоком. — Они согласились не рыться в наших поисковых записях, а мы позволяем им видеть рекламу, которую показываем пользователям.

Грега замутило.

— Но почему? Только не говори мне, что «Яху» с ними к этому времени уже договорилась…

— Нет, нет. То есть да. Конечно, «Яху» с ними уже договорилась. Но «Гугл» не поэтому согласился. Ты ведь знаешь, что республиканцы ненавидят «Гугл». Сотрудники «Гугла» поголовно записные демократы, вот мы и лезем из кожи вон, чтобы их умаслить, пока они нас не пришибли. Это ведь не ПИИ. — Персональная Идентифицируемая Информация, ядовитый смог информационного века. — Это всего лишь метаданные. Значит, то, что мы делаем — не чистое зло. Так, немножко.

— Но зачем тогда все эти шпионские игры?

Майя вздохнула и обняла пса, который бодал ее в колено массивной головой.

— Люди из минбеза — как вши, они повсюду. Они сидят у нас на рабочих совещаниях. Мне иногда кажется, что я в каком-нибудь советском министерстве. И еще этот допуск. Мы разделены на чистых и нечистых: на тех, у кого есть допуск, и тех, у кого его нет. Все знают, кому не дали допуска, но никто не знает, почему. Мне дали. К счастью, таким как я больше не грозит автоматический отказ. Если тебе отказали в допуске, ни один допущенный с тобой даже в столовой рядом не сядет.

На Грега навалилась ужасная усталость.

— Значит, мне повезло, что я вообще унес ноги из аэропорта? При неудачном раскладе я мог бы просто «исчезнуть»?

Майя смотрела на него в упор. Он ждал ответа.

— Ну?

— Я тебе кое-что скажу, но никому никогда в жизни этого не повторяй.

— Хм… надеюсь, ты не состоишь в ячейке террористов?

— Нет, все гораздо хуже. Слушай: то, чем занимается минбез в аэропорту — это отбор. Он позволяет им сузить критерии поиска. Как только тебя один раз отвели в сторону для вторичной проверки, ты становишься «объектом интереса», и тебе уже никуда не деться. Они будут сканировать стримы с вебкамер в поисках твоего лица и походки. Читать твою почту. Следить за содержанием твоих поисков.

— Так ты вроде сказала, что суд им этого не позво…

— Суд не позволил бы гуглить всех подряд. Но как только ты попадаешь в систему, это превращается в «избирательный поиск». Все законно. А стоит начать тебя гуглить — и обязательно что-нибудь найдется. Все твои данные вываливаются через большую воронку в машину, которая перемалывает их в поисках «подозрительных закономерностей». Любое отклонение от статистической нормы используется, чтобы тебя пригвоздить.

Грегу показалось, что его сейчас стошнит.

— Но как же? Ведь «Гугл» был на стороне сил света. «Не навреди», помнишь?

«Не навреди» — это был девиз компании «Гугл». Он сыграл большую роль в том, что Грег, свежеиспеченный кандидат компьютерных наук, когда-то двинул из Стэнфорда прямиком в Маунтин-Вью, в «Гугл».

Майя зло хохотнула.

— «Не навреди»? Я тебя умоляю. Наши интересы лоббируют те же криптофашисты, что пытались закидывать грязью Джона Керри. Мы уже давно лишились девственности в этом плане.

Они помолчали.

— Все началось в Китае, — наконец снова заговорила она. — Как только мы перенесли свои сервера в материковый Китай, они попали под юрисдикцию Китая.

Грег вздохнул. Он прекрасно знал, каков размах деятельности «Гугла»: каждый раз, когда кто-нибудь посещает страницу с рекламой от «Гугла», пользуется «Гугл-картами» или «Гугл-почтой», даже если кто-то извне посылает и-мейл на адрес в «Гугл-почте», компания тщательно собирает всю связанную с этим информацию. Когда-то системы оптимизации поиска начали использовать данные для подгонки результатов к индивидуальным особенностям пользователей. В рекламном деле произошла революция. Но авторитарное правительство нашло этим возможностям другое применение.

— Они использовали нас для построения профилей людей, — продолжала она. — И когда хотели кого-нибудь арестовать, приходили к нам, чтобы отыскать повод. В Китае чихнуть нельзя в Сети, чтобы не нарушить закон.

Грег помотал головой.

— На кой черт «Гуглу» понадобилось ставить серверы в Китае?

— Правительство сказало, что иначе они нас заблокируют. И еще «Яху» подсуетилась раньше нас. — Оба поморщились. В какой-то момент своей истории «Гугл» стал одержим тем, что делает «Яху» — теперь действия конкурента были для «Гугла» важнее, чем качество собственной работы. — Так что мы согласились. Но многим из нас это не понравилось.

Майя отхлебнула кофе и понизила голос. Один из псов что-то упорно вынюхивал под стулом у Грега.

— Почти сразу после этого китайцы потребовали, чтобы мы начали цензурировать результаты поиска. «Гугл» согласился. Официальное объяснение звучало совершенно по-идиотски: «Мы никому не вредим, наоборот — улучшаем качество поиска! Мы ведь не можем показывать пользователю ссылки на сайты, которые для него недоступны — это его ужасно огорчит! Это ухудшит потребительские свойства нашего продукта!»

— И что теперь? — Грег отпихнул собаку. Майя укоризненно взглянула на него.

— Теперь ты — «объект интереса». Под колпаком у Гугла. Ты будешь жить, а кто-нибудь постоянно будет заглядывать тебе через плечо. Ты ведь знаешь, как мы формулируем свою миссию? «Организовать мировую информацию!» Всю. Еще пять лет, и мы будем знать, сколько говна плавало в унитазе, когда ты нажал на слив. Каждый, чей профиль соответствует статистическому портрету злодея, автоматически попадет под подозрение. Нас ждет тотальный…

— …гуглец, — подсказал он.

— Именно, — она кивнула.

Майя увела собак по коридору в сторону спальни. До Грега донесся ее приглушенный спор с подругой. Майя вернулась одна.

— Я могу это поправить, — настойчиво прошептала она. — Когда китайцы начали аресты, мы с моими соседями по модулю объединили силы в двадцатипроцентном проекте, чтобы им показать.

Каждый сотрудник мог тратить 20 % рабочего времени на разработку своего личного проекта — одно из новшеств «Гугла» в управлении персоналом.

— Мы назвали его «Гуглочист». Он перерывает все наши базы данных и нормализует человека статистически. Запросы, гистограммы сообщений в «Гугл-почте», закономерности поиска. Абсолютно всё. Грег, я могу тебя погуглочистить. Другого выхода нет.

— Я не хочу тебя втягивать.

Она покачала головой:

— Я уже обречена. С тех пор, как мы написали эту дрянь, каждый прожитый мной день взят взаймы. Рано или поздно кто-нибудь в минбезе ткнет пальцем в мой опыт работы и послужной список — и тогда… не знаю, что тогда. То, что делают с такими, как я, в ходе непримиримой войны с… подставь любое абстрактное существительное.

Грег вспомнил аэропорт. Обыск. Рубашку с отпечатком ботинка посредине.

— Ладно, — сказал он.

Гуглочист сотворил чудеса. Грег видел это по рекламе, выскакивающей во время поиска: она явно предназначалась кому-то совершенно другому. «В чем суть креационизма», «Диплом семинарии — заочно», «Как нам раздавить гидру террора», «Программы для блокировки порнографии», «Что замышляют гомосексуалисты», «Билеты на концерт Тоби Кейта — со скидкой». Это поработала Майина программа. Новый персонализованный поиск Гугла явно считал Грега абсолютно другим человеком — богобоязненным консерватором, любителем музыки кантри.

Его это вполне устраивало.

Потом он щелкнул на адресную книгу и обнаружил, что половины контактов нет. Входной ящик «Гугл-почты» внутри был выдолблен, как гнездо термитов. Профиль в «Оркуте» — нормализован. Календарь, семейные фотографии, закладки: все стерто. Он только сейчас понял, какой огромный кусок его перекочевал в сеть и осел на серверных фермах «Гугла»: вся его личность онлайн. Майя отчистила его и выскоблила до блеска; он стал человеком-невидимкой.