...И все‑таки: была закономерность или нет?..

Как судьба свела таких разных, непохожих друг на друга людей ‑ отца и мать? Я до сих пор не могу себе представить. Ну ладно, пусть даже свела... Но зачем же столь близко? Степенного адвоката, практиковавшего в Варшаве, и легкомысленную туристку из Парижа. Совсем еще девчонку, успевшую всего‑навсего кое‑как окончить среднюю школу и провалить вступительные экзамены в подготовительный колледж. Но, тем не менее, мать осталась с отцом! Через девять месяцев на свет появился я ‑ Андре Казимир д'Эрле. По законодательству Конфедерации до совершеннолетия сын обязан носить фамилию матери и лишь после двадцатилетия имеет право выбора. Не правда ли, в моем имени нет и намека на украинские двадцать пять процентов? Но судьбу это нисколечко не интересовало. И полтора года спустя, ровно через месяц после развода родителей, я оказался на попечении бабушки, предки которой были украинцами. Но не более... Всю сознательную жизнь она прожила под Варшавой. Здесь вышла замуж, здесь родила сына, здесь преподавала словесность в частной школе. Там и доживала свой век, получая небольшую, но вполне достаточную для безбедного существования пенсию.

Только мне исполнилось восемь, как отец, с которым виделись мы от случая к случаю, мигом определил в закрытую частную школу‑пансион. Здесь я провел следующие десять лет. Помимо всяческих необходимых молодому человеку наук и языков, меня обучали азам прикладной психологии, светским манерам, танцам, фехтованию, верховой езде, умению водить автомобиль и даже основам боевых единоборств. Подготовка была столь глубокая и разносторонняя, что, честно говоря, первые курсы в университете я откровенно бездельничал и скучал.

Даже теперь, когда еду трусцой в сторону Полтавского шляха, то с благодарностью вспоминаю учителей.

Но кто же тогда мог подумать, что все это пригодится? Наверное, я не мало удивил "коллег". То ли еще будет! Да Бог с ними! Вот, кажись, и поворот на Полтавский шлях.

Гляди‑ка, сразу и попутчики!

Впереди не спеша, брели два "парубка". По здешним меркам высокие, худощавые. Одеты бедно: домотканое полотно, лычаки, потертые свитки, соломенные брыли.

Услышав сзади шум, оглянулись, и, склонив головы, уступили дорогу. Вначале я хотел проехать мимо, но затем, повинуясь внезапно осенившей мысли, придержал лошадь.

‑ Куда, хлопцы, держите путь?

Может, сказал что‑то не так, а может, не то, но, глянув на меня, "парубкы", не сговариваясь, бросились наутек.

Пришлось срочно задействовать телепатию ‑ внушить, что я безопасен. Подействовало, но не до конца. Они уже не убегали, но и возвращаться, совсем не торопились.

‑ Да не бойтесь же вы! ‑ продолжал увещевать вслух, не прекращая телепатическое давление. ‑ Подойдите, поговорим.

Приближались они осторожно, готовые в любой момент к бегству.

‑ Да смелее же! Я не кусаюсь.

От напряжения разболелась голова. Удерживать сразу двоих остолопов не так‑то легко.

Обоим лет по семнадцать‑восемнадцать. Чернявые, загорелые, чумазые, словно черти, они походили друг на друга, как две капли воды. Оба сероглазые и на удивление быстроногие.

Сомневаться не приходилось ‑ близнецы.

‑ Что доброму пану от нас нужно? ‑ опасливо спросил тот, что был чуть повыше, при этом достаточно выразительно взглянул на мою саблю и пистоль за поясом.

‑ Подходите, подходите. Зовут‑то как?

‑ Я ‑ Грыць, а он ‑ Даныло... Кумедни мы... имя значит наше такое...

‑ Братья?

‑ Да, братья, родные... пане...

‑ Да где уж роднее... Идете‑то куда?

Грицько глянул на Данила, словно спрашивал совета, стоит ли отвечать. Но тот во все глаза пялился на сбрую и коней. Так что Грицю пришлось решать самому.

‑ В Полтаву идем... Может, где пристроимся... Отец умер, сестра пошла в наймы, а пан Стоцкий забрал землю и хату. За долги... На него работать не хотим. Вот и надумали ‑ в Полтаву...

‑ А ко мне на службу пойдете?

Существенным дополнением к вопросу было телепатическое давление, в конце концов и решившее дело.

‑ Пан‑то кто такой будет? А что за робота?

‑ Зовут меня Андрий Найда. А работа...

Тут я замялся. Действительно, какая к черту работа? Честно говоря, сам того пока не представлял.

‑ ...Будет видно, какая работа. Но неволить не стану. Не понравится ‑ ступайте, куда глаза глядят. Могу пообещать ? платить буду исправно да и не поскуплюсь.

‑ Да пане‑козак... А мы сначала сдуру подумали: басурман какой. Нехрысть. Борода черная, глаза зыкают зло. Того и гляди пойдем на ясырь. Да и говорит как‑то чудно.

"На какой там сыр? ‑ Что за глупости!" С другой стороны юноша совершено прав. С моего появления в этом мире прошло немало времени. Успел зарасти густой черной бородой и не особо походил на местных жителей. Что годилось для "дурныка", совершенно не подходит казаку Андрию Найде.

‑ Болел я, долго болел. Вот и зарос. Ну что, согласны? Если да, то седлайте коней. Они ваши. Так сказать, в счет будущих заслуг.

Похоже, все‑таки не телепатия, а моя последняя фраза окончательно склонила чашу весов.

‑ Согласны, согласны пане! ‑ первый раз подал голос Данила. ‑ Я возьму того, что больше.

Более рассудительный Грицько еще колебался, но Данила уже оседлал коня, не оставив брату выбора.

‑ Добро, пане. Но мазуриками не будем...

Я не знал, кто такие "мазурики". Но легко согласился. ‑ Не будут и не надо. Там разберемся. Сейчас меня беспокоило совсем иное ‑ внешний вид и речь.

Если бороду можно сбрить, а волосы подрезать, то, что делать с речью. И Улита, и братья сразу обратили на нее внимание. Так не годится. Языковой подготовке в проекте отводилось достаточно времени. Однако предки говорили совсем не так. Как бы я не старался, но быстро освоить их выкрутасы мне вряд ли удастся. Оставалось одно ‑ автоматически внушать собеседнику и всем окружающим, что я говорю так же, как они. Заставить не замечать разницу. Ладно! Сложно, однако, пожалуй, справимся. Но существует еще одна, весьма насущная и животрепещущая в любом мире проблема ‑ деньги! Нужно много денег, как бы они не назывались: экю, червонцы, рубли, алтыны, талеры. Черт бы их подрал! Без них ‑ никуда. А теперь, когда нас трое, и подавно!

Одеть, обуть, накормить. Да и телепатия может сгодиться не везде. Ну а золото... Его магия всемогуща...

А дела грядут великие!

Почему‑то вспомнились Марсианские рудники. Радиация, язвы, облысение... Здесь, правда, намного проще, проворуюсь ‑ голову отсекут и всех‑то делов...

Дела, заботы, думы... ‑ а время близилось к обеду.

Солнце уже миновауло наивысшую точку небосклона, а у меня с утра не было во рту, как говорят в народных сказках от Жаклин, "маковой росинки". Узрев с одной стороны "шляха" деревушку, а с другой ‑ озерцо с прилегающей к нему жиденькой рощицей, решил сделать привал. Привести себя в порядок, а заодно и перекусить. Дав пару серебряных монет Грыцю и отправив за провиантом, свернул к озеру. Здесь у воды расседлали лошадей и отпустили пощипать зеленую травку. Раздевшись по пояс, обмылся в воде, намочил лицо и волосы. Вытянув из ножен острую саблю, протянул Даниле.

‑ Брей!

‑ Та Бог с тобой, пане... В жизни...

‑ Брей... Сам недавно говорил, что на басурмана похож. Только усы, казацкую гордость, оставь.

‑ Знамо дело... Оставлю... Ой, пан по‑нашему заговорил!

‑ Ты давай, осторожненько, рот не разевай! Да и язык прикуси!

Данила и сопел, и кряхтел. Только цирюльник из него получился никудышний. То и дело мне приходилось смахивать капельки крови. Что, похоже, его нисколько не смущало. Вот бы Жаклин такого парикмахера.

Зато появившийся с "кошыком харчив" Грыцько, был совершенно другого мнения.

‑ Вот это да! Теперь вижу ‑ свой.. Настоящий козак! ‑ широко улыбнулся он, выкладывая на серую холщевую тряпицу "жытний" хлеб, сушеную рыбу, кусок солонины, мелкие зеленые яблоки, желтоватые огурцы и бутылку с красным "буряковым" квасом.