– Вина моя перед Советской Россией велика. Но я бы мог искупить ее честным трудом. Я являюсь неплохим специалистом по коневодству.

Седые усы его шевелились, глаза воровато бегали по залу, ища сочувствия. Впервые он заговорил о хозяйственных, а не о военных делах и, быть может, почувствовал на собственной шкуре, как дорога человеку жизнь, которую он беспощадно топтал и истреблял…

Словно уж, выкручивался фашист Родзаевский, махровый антисоветчик, искусный интриган. Он пускал в ход свое красноречие, лишь бы облегчить тяжкий груз вины. В последнем слове говорил, как на трибуне, с пафосом и жестами.

– Я много передумал за это время и пришел к ясному выводу, что единственно верным социальным учением является учение Маркса, Энгельса, Ленина. Блестящим воплощением в жизнь этой разумной теории стало созданное Лениным советское государство. Теперь я глубоко разбираюсь в этом учении и мог бы принести пользу Советской России. Когда‑то мной было написано и опубликовано более десятка трудов.

– Антисоветских! Фашистских! – не выдержал судья.

– Да, но теперь другое время и другие песни, – изворачивался краснобай. – Вчера я был фашистом, сегодня я – коммунист!

– По лицам присутствующих пробежала ироническая усмешка: как легко и просто этот человек мог переходить из одной веры в другую…

Выкручивались и остальные, кроме Бакшеева. Старик честно сказал, что он – враг Советской России и готов понести такое наказание, какое заслужил.

На третий день Верховный Суд СССР вынес приговор: Семенову – смертная казнь через повешение, остальным, кроме Ухтомского и Охотина, расстрел.

Так, с разгромом империи Маньчжоу‑Го был ликвидирован последний очаг российской контрреволюции. Сотни тысяч русских людей возвратились на Родину своих предков.

[1] Маньчжоу‑Го – Маньчжурское государство. и пытали в подвалах особняка. В этом городе готовились диверсанты…

Сегодня капитан Ногучи долго не выходил из кабинета, обдумывал предстоящую операцию. На улице было пасмурно, лил холодный весенний дождь. Это нагнетало тоску. Мысли Ногучи невольно перенеслись в далекий Токио, где он учился в разведшколе «Накано». Сейчас там щедро светит солнце, цветет камелия, распускается розовая сакура[1]. Цветение сакуры – праздник весны и изящества. В это время со всей Японии собираются люди в парке Уэно, в аллее сакуры. Сколько чарующих, пьянящих сил таится в этом благоухающем царстве! А здесь – пустыня, ветры и холода. Надоело сидеть в этой дыре, ждать высочайшего указания о вступлении в Россию. Скоро два года, как Германия ведет войну с русскими, а Квантунская армия все стоит на взводе и чего‑то ждет…

Ногучи не знал, что вопрос о войне с Россией решался на секретном совещании высшего командования с участием императора Хирохи‑то еще 2 июля 1941 года. К этому времени вице‑министр Томинага по указанию военного министра Тодзио разработал план нападения на СССР. План условно назывался «Кан‑Току‑Эн» (особые маневры Кван‑тунской армии). На высочайшем совещании было решено:…«Если ход германо‑советской войны примет благоприятный для Японии оборот, мы применим оружие для решения северных проблем…»

Но как только немцы стали подходить к Москве, в генеральном штабе Японии появились новые планы. Генерал Муто предложил направить удар на юг. Его поддержали Тодзио и другие высокопоставленные лица. Они говорили, что русские уже проиграли войну и через некоторое время можно будет ввести свои войска в Сибирь вплоть до Урала.

«Война будет успешной, – заверял Тодзио. – Она принесет славу японскому оружию, ибо мы выступим в тот момент, когда слива уже созреет и сама падет на землю…» А пока он предлагал захватить Малайю, Индонезию, Австралию. Война на Тихом океане, по его расчетам, продлится недолго. Вслед за Россией капитулирует Англия, затем Америка. В мире будут господствовать две великих державы: Германия н Япония.

Император согласился.

7 декабря 1941 года Япония вступила в войну с Америкой…

Ногучи взглянул на стену. Там, закрытый шелковым занавесом, висел портрет императора Хирохито – с черными усиками, в фельдмаршальском мундире[2].

«Сколько же еще ждать, ваше величество?»– вопрошал капитан. И тут же почувствовал, что император осуждает его за недостойные мысли. Ему, офицеру, не пристало сетовать на свою службу. Здесь он хозяин, призванный поддерживать порядки священной империи. Придет время, и ему предоставят высокое место где‑нибудь в Чите или Иркутске. А пока надо терпеливо вести скрытную войну с вражеской армией, подрывать ее мощь.

Ногучи вспомнил разговор в Харбине с начальником военной миссии генералом Дои.

– Какие части за последние месяцы русские сняли с границы вашей зоны и отправили на Западный фронт? – осведомился Дои.

– К сожалению, господин генерал, я не располагаю новыми сведениями. Попытки связаться с резидентами, как вам известно, окончились неудачей.

– Это не делает вам чести, капитан! – повысил голос Дои. – Божественный микада не пожалует вас за такую службу!

Единственно, чем мог похвастать Ногучи, так это пограничными провокациями… Он доложил о недавнем налете на советскую погранзаставу, где были захвачены трое пленных. Но и тут радоваться было нечему: пленные не дали никаких показаний и предпочли умереть.

– Чем занимаются сейчас русские?

– Роют противотанковые рвы, строят доты, опоясывают сопки траншеями.

– Ну и пусть роют! – усмехнулся генерал. – Наступит час, и сыны солнца погребут их в этих могилах… А сейчас миссия империи – оказывать поддержку Германии боевым нейтралитетом. Мы должны приковывать как можно больше советских войск к восточным границам, мешать отправке их на запад. Для этого надо больше забрасывать диверсантов, учинять инциденты. В ближайшее время вам будут направлены опытные агенты из школы Родзаевского. Но вы не оставляйте в покое и местных эмигрантов. Если они думают вернуться в Россию, то обязаны оказывать нам помощь…

Ногучи отошел от окна и остановился у стены, на которой висела карта. Раздвинув матерчатый занавес, он стал рассматривать знаки – места расположения советских застав и частей. Потом сел за стол и нажал на кнопку звонка.

Вошел молодой поручик в желтых сапогах‑бутылках.

– Садитесь, господин Норимицу, – предложил Ногучи. Скрипнув сапогами, поручик быстро опустился в мягкое кресло, устремив на шефа черные, как уголь, глаза.

– Как идет подготовка к операции «Аргунь»?

Норимицу поправил воротничок мундира, туго обтягивающий шею, бойко заговорил:

– Завтра закончу разработку легенды и представлю на обсуждение. Через два‑три дня можно будет приступить к подготовке самих агентов, но для такой операции, какую намечаете вы, господин капитан, у нас не хватит людей. Жолбин дает только пять человек.

– Как это пять? Нам надо десять!

– Больше, говорит, нет.

Губы Ногучи плотно сомкнулись.

– Немедленно хорунжего ко мне!

Русские справляли пасху. Почти в каждом доме гуляли, распевали песни. Жолбин был в гостях у священника, когда японский унтер‑офицер отыскал его. Хорунжему не хотелось покидать веселую компанию, но с начальником военной миссии шутить нельзя. К тому же он у него на службе.

Слегка пошатываясь, Жолбин вошел в кабинет Ногучи и отвесил глубокий поклон.

Капитан несколько секунд молчал. Из‑под очков светились колючие зеленоватые глаза.

– Вы пьян, хорунжий? – заговорил Ногучи по‑русски.

– Гулеванил, господин капитан, паску справлял. Есть такой праздник у христиан в честь воскрешения Иисуса Христа.

– Господин Жолбин! – прикрикнул Ногучи. – Я не хочу слюшать ваш русски легенд о Христос воскрес! Вы должны сказать о ваша работа. Сколько приготовил люди для операции?

– Пять человек.

– Надо десять!

– Больше не желают. Сами знаете, чем это кончается.

– Вы говорил, что за выполнение заданий они будут получать много деньги и землю в России?

– Говорил, но не соглашаются.

– Очень плохо! – Ногучи обнажил желтые прокуренные зубы. – Если вы не подготовит сколько мне надо люди, я пошлю вас.