Пальцы сами собой повторили движения Алекса, она поднесла руки к глазам и посмотрела, поняв, что снимает морок.

Он не был человеком, этот музыкант, не был им совсем. Люди не бывают такими бледными, почти иссиня-белыми, с темными сосудами под кожей. И глаза не могут оказаться такими прозрачными, как у рыб. И нет на нем никакой джинсы с кожаными леггинсами, вместо них светлый костюм из замши, с вшитым ожерельем из птичьих черепов, больших костей и еще чем-то у шеи.

Не-человек протянул руку к футляру для так и поющей гитары, достал и соединил две изогнутые палки, неуловимо повел ими в сторону, и на одном конце вдруг появилось темное двойное лезвие, смотрящее рогами прямо на Мари.

— Глупые дети, послушавшие неудачника. — не-человек растянул серые губы в усмешке, блеснул остро-подпиленными треугольными зубами, поднял руку с небольшим пузырьком, выпускающим из себя почти неуловимый зеленоватый парок. — Лучше бы вы попались в руки ваших собственных охотников, людей, а не мне, сыну рода Хьорна.

Алекс покраснел, тщетно сжимая и напрягая руки.

— Это чаролист, людской ребенок, и струны из лунного серебра, не пытайся что-то сделать. Вы все не настоящие ведуны, и ваши силы тут не помогут. — Он шагнул вперед. — Как мне повезло, наткнуться на вас первыми.

— Дорого дают за наши головы, раз Старый народ решил напасть на боевого мага с учениками? — спокойно поинтересовался Карл. — Не боишься?

— Тебя? — не-человек снова блеснул своей пастью. — Нет, и никогда не боялся. Я охотник из рода Хьо…

— Ты просто чудь. — Карл сплюнул. — Обычная чудь с ковырялкой от дворфов. И прав ты только в одном. Их силы против тебя пока не помощники. А вот амулеты на тебя тратить и не стоит, слишком дороги. И так справлюсь.

— Ты мертвец. — пообещал не-человек и шагнул вперед.

— А ты много говоришь.

Чудь не из рода Хьорна скользнул вперед нападающим волком.

Куртка упала с плеч Карла. Руки пошли вперед, соединяясь перед грудью, плотно прижимаясь локоть к локтю, запястье к запястью.

Глаза не-человека вытаращились, острые рога дрогнули, поднимаясь, и…

Змеи-татуировки соприкоснулись, сплелись зелено-черным узором, зашелестели чешуйками, блеснули изумрудами глаз, закраснели раскрытыми пастями.

Мари успела заметить плеснувшее к белоглазой смерти дрожание воздуха, врезавшееся прямо в перекошенное лицо. Брызнуло вдруг появившимися черными брызгами, пахнуло сладким и мерзким.

Все случилось за пару секунд. И Мари никогда не видела ничего страшнее.

Не-человек прямо на глазах истлел и рассыпался позеленевшим прахом.

Запах листвы пропал сам по себе. Струны жалко звякнули и лопнули.

А Мари упала в обморок.

Переулки старых городов прячут в себе память о прошлом. Иногда память оказывается обманкой-перевертышем, пряча в себе настоящее и никуда не ушедшее. Так и есть. Вот только порой древнее даже проще спрятать посреди стекла и стали замков новой эпохи, почти царапающих небо.

Обычные люди стараются не отрывать взглядов от высоты собственного роста. Напиши что-то, понятное немногим, выше, и никто не обратит внимания. Особенно сейчас, когда мерцающие дисплеи гаджетов не отрывают от глаз даже при ходьбе или сидя в транспорте. Очень удобно.

Лиловый шелк костюма переливался искрой от полностью выкатившегося солнца. Поблескивал камень булавки галстука густого винного цвета. Свет прыгал на жемчуге ритуальных шрамов эбеново-темного лица тяжелого человека, смотрящего вниз, на людской муравейник.

Муравьи торопливо бежали по знакомым тропинкам своей суетной и каждодневно повторяющейся жизни, не обращая внимания на уробороса, кусавшего себя самого и смотревшего на них со щита с высоты двух человеческих ростов. Никому нет дела до древней эмблемы. Как и до печати Трисмегиста под ним же. Кто помнит вековой алхимический знак? А тем, кто понимал, легче бы не стало. Обман нужен всегда, если хочешь выжить. Здесь, в небоскребе, магия слушалась не заветов учения Старого Света. Здесь повелевали вуду и сила Барона, рожденные в душной влаге Черного континента.

Амбози, хунган и боккор в пятом поколении, повернулся к застывшим помощникам.

— Что случилось?

Обе женщины-брухо, сильные ведьмы, молодая, кофейно-молочная и пожилая, блестевшая настоящей кожей племени н`коно, не поднимали глаз. Это плохо, значит, случилось что-то очень дрянное… В очередной раз.

— Говорите, — пророкотал Амбози.

— Пропали сосуды.

Не нужно объяснять, какие, обе брухо могли говорить только о держащих в своей медной тюрьме запертых и очень злых духов-лоа. Осталось только понять — сколько и откуда. Амбози очень надеялся, что очередная кража произошла не на островах Караибах.

— Новый Орлеан, — ответила молодая, то ли чересчур храбрая, то ли немного глупая. — Они пропали там, мессир.

Три сосуда с духами древних злобных чешуйчатых гадов со змеиными хвостами… Амбози, не думая, сломал костяную статуэтку слона, стоявшую на огромном полированном столе из ореха и палисандра.

— Ты должна была обезопасить хранилище.

Брухо опустила голову, не глядя на боккора. Она…

— Почему ты до сих пор здесь?

Кофейно-молочная ведьма молчала, лишь начала бледнеть, понимая собственную самоуверенную ошибку. Ее соседка тоже не поднимала глаз, но Амбози ощущал ее радость всем своим чутьем.

Это же понимали пять боккоров и брухо, глядящих на них с широких плазм, висящих на стене. Пользоваться изобретениями человечества Учение не запрещало, даже поощряло. Амбози мог бы вызвать каждого через хрустальные шары, но зачем расплескивать силу? Сейчас она становится все нужнее, даже самая маленькая капля не должна тратиться зря.

Амбози даже любил изобретения, иногда экспериментируя с ними и доступной колдовской силой, через амулеты и слабых лоа. Как его собственный «Сильвер Спирит», раритетный красавец «Роллс-Ройс», покрывающий тысячу миль без единой заправки, прячущий внутри кожаного салона много интересного и не дающий хозяина в обиду.

Обе брухо все также стояли статуями, только что молодая стала почти белой. Пятеро на панелях ждали очевидного. Наказания.

Духи-лоа, спрятанные в кувшинах, запечатанных древними печатями, закрывались не зря. Порождения Тонкого пограничья, могучие и страшные в своей обезумевшей злобе, подняли магов-вуду на невиданные высоты пять веков назад, подарив почет, богатство и место в мире колдовства. Вышедшие из повиновения они же и чуть было не сокрушили своих хозяев. Амбози только-только начинал свой путь, рядовым белым колдуном-хунганом, когда всю его школу отправили на помощь черным магам-боккорам, повелителям мертвых и одержимых. Из всей школы юного Амбози в живых остался только он сам, и уже больше никогда не вставал только на белую сторону.

— Кто-то погиб? — поинтересовался он у брухо.

Та лишь кивнула. Конечно, кто-то погиб, как же еще?

Сосуды прятались в подвале старого дома в колониальном стиле, окруженным надежной стеной, украшенной великим змеем Дамбаллой и головами умерших хунганов, защищающих дом-святилище хуфоро, ставший тюрьмой для безумных лоа. Мангровые болота, подходившие к задней стене, населенные аллигаторами и змеями, стали надежной защитой. Там обитали и другие, злобные клыкастые твари, спящие в густом болотном бульоне, верно служившие Амбози уже не один десяток лет, раз за разом поднимаемые им из мертвых и снабжаемые новыми лапами, хвостами и всем остальным.

Но нападавших никто не остановил.

— Кто нападал?

— Наемники-люди.

О, папа Легба, дай ему сил! Амбози подхватил, проходя мимо стола, ни в чем не повинного гиппо, выточенного из кости, и раскрошил в огромных ладонях-сковородках. Наемники-люди?! Наемники! Люди!!

— Я говорила этой глупой зазнавшейся кошке, — проскрипела старая брухо, — говорила! Что надо наплевать на полицию и поставить вдоль стены с десяток хороших черных ребят с автоматическими карабинами. Но она слишком самоуверенна, слишком сильно верила в благосклонность наших лоа, чтобы слушать!