Мы сели за стол и стали есть, пить и разговаривать.

— Давай потанцуем, — предложила Ксения, когда зазвучала медленная композиция под названием «Шепот любви».

Обнявшись, мы начали танцевать. На нас были одни лишь трусики. Все было, как тогда с Ириной. «Странно, — подумал я, — как странно…»

— О чем ты думаешь? — спросила Ксения.

— О тебе.

— Ой, — вдруг спохватилась она, — мы же шторы не задернули. А если за нами кто-нибудь подглядывает?

— Лично мне это даже нравится, — сказал я.

— Нравится? — Легонько дернула она меня за ухо. — Да ты, Сашка, эксгибиционист.

— Вполне возможно. — Я провел рукой чуть ниже ее спины. — Ксюша, у меня к тебе маленькая просьба. Подари мне свои трусики.

— Та-а-к, — засмеялась она, — ты не только эксгибиционист, но еще и фетишист. Ну и ну. Если б я знала, что ты такой извращенец, ни за что бы сюда с тобой не пришла.

— Я не извращенец.

— А кто же ты? Ах, да — маг и чародей.

Когда затихли последние аккорды «Шепота любви», тут же зазвучал хрипловатый женский голос, наполненный до краев сладкой горечью. У меня невольно екнуло сердце. Это была та самая песня. Француженка пела, а я отчетливо слышал голос Ирины: «Если ты покинешь меня, мои ресницы поднимутся из глубины твоего равнодушия, и когда-нибудь, через тысячу лет, ты уколешься о мой последний взгляд…»

— Боже, как мне нравится эта старая песня, — воскликнула Ксения. — В особенности, когда она произносит: «р-рэ».

— Кто произносит?

— Певица, которая поет.

— А как называется эта песня?

— «83 слезинки».

— А кто поет?

— Не знаю. Какая-то французская певица. Кажется, она уже умерла. — Ксения вздохнула. — Жалко, правда? Голос остался, а ее уже давным-давно нет.

— Жалко, — повторил я и вдруг представил, что это Ирина умерла, что это ее уже давным-давно нет. И меня на мгновение пронзила острая печаль, словно бы ее действительно нет и никогда уже не будет. В то же самое время я отлично понимал, то Ира жива-здорова и даже вышла замуж за Журавлева.

«83 слезинки» закончились, и популярный испанский дуэт запел песенку с несколько длинным названием: «Я разлюблю тебя только тогда, когда остановится мое сердце». Мы вернулись к столу есть десерт — нарезанный тонкими ломтиками плод манго с кокосовым мороженым и клубничный пирог с кремом.

Час был уже поздний, почти полночь. Горели свечи. Звучала приятная музыка. И так было хорошо, что хотелось, чтобы этот вечер длился вечно.

Но вечного ничего не бывает. Вскоре Ксения начала зевать.

— Ну все, — сказала она, — пора баиньки.

И, встав из-за стола, направилась в спальню. Я пошел вслед за ней.

— Нет, нет, — живо обернулась Ксения. — Тебе в другую спальню.

Я был разочарован.

— Но, Ксения…

— Нет, милый, хватит с тебя того, что я весь вечер ходила голой. Спать мы будем раздельно.

— Но, Ксения, — повторил я с умоляющей интонацией. — Можно мы с тобой просто так полежу. Как хевсуры.

— Как кто?

— Хевсуры. Живет такая народность на Кавказе. У них есть древний обычай, по которому можно просто лежать с женщиной. Ничего не делая. Этот обычай называется обрядом пожелания.

— Хорошо, — согласилась она. — Просто так можешь полежать.

Мы потушили свечи и легли. Во всем мире царила ночь. За окнами шумели деревья. Мы лежали в кромешной тьме и слушали нежную, берущую за душу композицию «Стеклянное сердце». Моя рука как-то очень естественно залезла под шелковые трусики.

— Кажется, ты хотел просто полежать, — напомнила Ксения.

— Просто лежать мы будем на кладбище, — ответил я, невольно вспомнив хмурого Пал Палыча. — Лет через пятьдесят.

Под одеялом было тепло и уютно. Ксения спала, повернувшись ко мне спиной, а я лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к шорохам за окном. Я представлял себе, что это едва различимые голоса людей, которые когда-то жили в этом номере. Жили, а потом уехали. А слова, произнесенные ими, остались. И будут еще долго плавать под потолком, будто сигаретный дым, постепенно выветриваясь… Незаметно для себя я тоже уснул.

Мне снились тишина и одиночество. «Как все-таки хорошо, — продолжал думать я во сне, — что снятся и тишина, и одиночество». Потом я бесконечно долго блуждал по запутанным лабиринтам своих мыслей, пока наконец не вышел на самый верх Эйфелевой башни. Дул резкий пронзительный ветер. Внизу расстилался ночной Париж с миллионами горящих огней.

Утром я проснулся от солнечных лучей, бьющих прямо в глаза.

Ксения уже не спала. Подперев голову рукой, она с улыбкой смотрела на меня.

— Ты такой смешной, когда спишь.

Я чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим.

— Чуда хочется! — воскликнул я и вскочил на кровати во весь рост. — Хочется того, чего в принципе быть не может. Возьмем сказки. Эльфы, гномы, феи, волшебные замки, таинственные превращения… Какая-то необыкновенная, чудесная жизнь. Вот и в нашей серятине тоже невольно ждешь чего-нибудь… этакого. Какого-нибудь случая, который перевернул бы всю твою жизнь! Ждешь, ждешь и вдруг — телефонный звонок! Из Голливуда! И тебе говорят: мы покупаем ваш сценарий, приезжайте получать денежки…

— Я так далеко свою удочку не закидываю, — сладко потянулась Ксения. — Мне бы вот эту ночку продлить. Правда, жаль, что она уже кончилась.

— А она не кончилась! — Я спрыгнул с кровати на пол. — Ночь продолжается!

— Продолжается?

— Ты, кажется, забыла, что я добрый маг и волшебник?! — Воздев руки к потолку, я произнес магическое заклинание: — Карамба-мамба-тумба!!

Затем задернул шторы на окнах, сунул диск в проигрыватель, перевел назад стрелки всех часов, поставив их на без одной минуты двенадцать.

— Порядок. Сейчас наступит ночь.

— Так просто?

— А в жизни все просто.

Каминные часы медленно пробили двенадцать. Им тут же ответили часы в спальне. Потом заговорили часы в кабинете, во второй спальне… Все комнаты наполнились мелодичным перезвоном.

Зазвучали «83 слезинки». Мы начали танцевать. А когда песня кончилась, мы уселись за стол и стали доедать остатки клубничного пирога, запивая его белым вином.

— Сашка, а у тебя жена есть? — с обезоруживающей прямотой спросила Ксения.

— Есть, — сказал я.

— А она красивая?

Я задумался.

— Скорее уродливая, чем красивая.

— А где она работает?

— В порту, — ответил я. — Грузчиком.

Ксения засмеялась.

— Вот что я тебе скажу, врун несчастный. — Она допила вино из своего бокала. — Нет у тебя никакой жены. А почему ты не женишься?

— Женщина для меня — это пропасть, — повторил я вычитанную в какой-то умной книжке фразу, — в которую я могу смотреть без конца, но никогда не прыгну… А вот ты почему не разведешься со своим мужем?

— Зачем мне с ним разводиться?

— Но ты же его не любишь.

— Кто тебе сказал, что я его не люблю? — Ксения нахмурилась. — Я его очень даже люблю.

— Любишь мужа, а спишь со мной. Странная любовь получается.

— Ничего странного. Просто ты смотришь на мир глазами мужчины. А подставь тебе глаза женщины, и ты не узнаешь окружающий мир. Все будет по-другому.

Ксения надолго замолчала. О чем она думала? Я уже жалел, что завел разговор о муже.

— Я его очень даже люблю, — спустя некоторое время повторила она. — Но я хочу ребенка, а он нет. Из-за этого мы с ним постоянно ссоримся. — Она закурила и начала вертеть в пальцах зажженную сигарету. — Не знаю, сказать тебе или нет. Наверное, скажу. Со мной происходят непонятные вещи. Снятся загадочные сны…

— Ты уже говорила об этом.

— Подожди! — раздраженно прикрикнула она. — Не перебивай… Я даже снами их не могу назвать. Они воспринимаются не как сны, а как воспоминания. Все время вижу белую комнату, а там — двое мужчин. Я не понимаю, что им от меня надо. И тут дверь открывается, и заходит девочка лет пяти. Один мужчина говорит: «Это ваша дочь». А она как бросится мне на шею! «Мама! Мама!» — кричит. И я тоже хватаю ее, целую, плачу. «Доченька! Лизочка!» — Ксения смахнула со щеки невидимую соринку. — Понимаешь, такое чувство, будто в другой реальности у меня есть ребенок. А здесь нет.