Вдруг она услышала чьи-то твердые шаги на улице, и через несколько минут к воротам пакгауза подошел человек. На звездном небе ясно вырисовывались очертания его фигуры, и маленькая Маргарита узнала господина Ленца, жившего в пакгаузе, которого она любила за то, что он часто шутил с ней, когда она играла во дворе, и ласково проводил рукой по ее волосам, когда она приветливо ему кланялась.

– Впустите меня тоже! – хриплым голоском проговорила девочка, когда он отпер ворота и хотел войти.

Господин Ленц обернулся:

– Кто тут?

– Я, Грета!

– Как, хозяйская дочь?! Боже, малютка, как ты сюда попала? Не отвечая, она старалась ухватиться за руку, которую он протянул, чтобы помочь ей встать, но не смогла подняться, тогда он взял ее на руки и внес во двор.

Глава 6

Была полная темнота. Ленц шел со своей ношей, пока наконец не наткнулся на дверь. Она бесшумно отворилась, и на них с крутой лестницы полился поток света.

– Это ты, Эрнст? – раздался сверху полный беспокойства голос.

– Да, я, собственной персоной, благодарение Богу, совершенно жив и здоров, Ганнхен! Здравствуй, моя дорогая!

Говоря это, Ленц показался из-за перил, и стоявшая наверху с лампой в руках госпожа Ленц отпрянула назад.

– Посмотри-ка, что я тебе принес, Ганнхен, подобрал это у ворот, – проговорил он, останавливаясь на верхней ступеньке, смеясь и вместе с тем обескураженно.

Госпожа Ленц поспешно поставила лампу на стол в передней.

– Дай мне дитя, Эрнст! – сказала она, озабоченно и торопливо протянув руки к малышке. – Ты так устал, бедняжка, а Гретхен надо сейчас же отнести домой, ее давно ищут. Боже, какая суматоха в большом доме! Все бегают, как безумные, а вопли старой Бэрбэ были слышны даже здесь.

– Поди ко мне, мой ангел! – ласково уговаривала она девочку. – Я отнесу тебя домой.

– Нет, нет! – испуганно отказывалась та, крепче прижимаясь к старику. Если все бегали дома, как безумные, значит, бабушка была внизу, и как все ни путалось в бедной головке малютки, но прием, который окажет старая дама, представлялся ей совершенно ясно. – Я не хочу домой! – повторила она, тяжело дыша. – Пусть тетя Софи придет сюда.

– Хорошо, хорошо, душечка. Мы позовем тетю Софи, – успокаивал ее Ленц.

– Как хочешь, моя крошка, – подтвердила его жена, с беспокойством прислушиваясь к хриплому, задыхающемуся голосу девочки и испытующе вглядываясь в ее осунувшееся личико. Потом, молча взяв лампу, она отворила дверь в комнаты.

– Бланка там, на галерее, – сказала жена в ответ на вопросительный взгляд, которым муж обвел комнату. – Она причесывала волосы на ночь, когда с парадного двора пришел кучер, спрашивая, не видели ли мы Гретхен. Но, боже мой, дитя, что с твоими ногами? – воскликнула вдруг госпожа Ленц, прервав свой рассказ, когда взгляд ее упал на покрытые тиной башмачки и пятна грязи, резко выступившие при свете лампы на светлом платье девочки. Поспешно ощупала она подол разорванной юбочки, насквозь пропитанной болотной водой.

– Девочка попала в воду, – испуганным шепотом сказала она своему мужу. – Ее надо поскорее переодеть во все сухое.

Посадив малютку на диван, она принесла теплой воды и полотенце, между тем как пришедшая молодая девушка, встав на колени, рылась в комоде.

И пока госпожа Ленц обмывала грязные ножки, все выстраданное в последние часы вылилось из взволнованного детского сердца.

Она с лихорадочной торопливостью рассказала, зачем она побежала к дедушке, об ужасах, пережитых в колючем кустарнике, о том, как боялась, что отец сойдет с лошади и найдет ее там; и что какая-то фигура ходит по темному коридору и пугает людей, и что комната не была заперта, конечно, не была… Она ясно слышала, как нажали ручку двери, потом кто-то, весь в белом, проскользнул через приоткрывшуюся щель, и под покрывалом были длинные волосы. А за то, что девушка так громко закричала, папа хочет теперь увезти Грету из дома и отдать в пансион.

В комнату вошла, задыхаясь от быстрого бега, тетя Софи и наклонилась над ребенком.

– Очевидно, у нее бред! Девочка тяжело больна. Все оттого, что с детской душой обращаются, как с плохим инструментом, и колотят по ней как заблагорассудится, – произнесла она с невыразимой горечью.

Она завернула девочку в плед, который принесла с собой, взяла ее на руки и протянула господину и госпоже Ленц руку. «Премного благодарна!» – все, что она сказала, уходя.

Внизу, во дворе, из темноты навстречу им выступила высокая фигура. Маргарита испугалась и задрожала, когда сильные руки подхватили ее и неистово прижали к груди – это был отец.

– Мое милое дитя, моя Гретель, не пугайся, это я, твой папа! – услышала она его низкий, дрожащий голос. Продолжая прижимать девочку к своей тяжело дышащей груди, отец прошел по двору и внес ее в ярко освещенную комнату. Все домашние бросились к нему и ребенку, но он сделал им знак молчать и прошел мимо них в детскую спальню.

– Да, теперь все хорошо! Цыгане ее не украли, и она, слава и благодарение Богу, жива! – говорила потом Бэрбэ в кухне другим слугам, поднося ко рту кусок жаркого, чтобы подкрепить себя после такой тревоги. – Но я не верю, что этим все кончилось. Достаточно было взглянуть, как болтались ручки и ножки бедной птички, когда барин нес ее домой, чтобы понять. Но только и слышишь: «Суеверная Бэрбэ все плачет и каркает как ворона!» Насмехаться-то может всякий, это дело немудреное, а чтобы доказать – на это их не хватает. Посмотрим, кто будет прав в конце концов: умные люди, которые ни во что не верят, или старая глупая Бэрбэ. Такая женщина, как та, с рубинами, не будет понапрасну появляться в коридоре. Уже не в первый раз уносит она бедных невинных детей. Вы меня вспомните… Скажу одно: нашей бедной Гретхен будет очень плохо.

С этими словами она отложила вилку с куском мяса и закрыла лицо голубым полотняным фартуком.

В продолжение нескольких недель кухонная пророчица имела удовольствие напоминать все с более печальным выражением о том, что она сказала. Но здоровая натура ребенка победила болезнь, в которой вдруг произошел счастливый перелом.

Опять засияло солнце в доме. Не отходивший от постели ребенка в часы опасности господин Лампрехт вновь выпрямил свой стан, во взгляде и движениях его опять появился огонь. Все даже говорили, что никогда в жизни у него не было такого победоносного, вызывающего вида, как теперь. К тому же он исполнил свое намерение поселиться на некоторое время в комнатах покойницы Доротеи, и даже коридор был теперь отделен от галереи всегда запертой дверью.

Дедушка, который, вернувшись из Гермелебена в ту ужасную ночь, поскакал сразу же, не сходя с лошади, в город, теперь опять балагурил и шутил со своей обычной грубоватой веселостью. Но когда его любимице позволено было встать с постели на целых полдня, он не выдержал и уехал, со смехом прокричав с лошади на прощание, что его выгоняет из дому проклятый крикун, эта избалованная бестия в верхнем этаже.

Два дня спустя уехал и господин Лампрехт, надолго, как говорили люди в конторе. Маленькая Маргарита удивленно взглянула в его лицо, когда он наклонился, прощаясь с ней и обещая прислать замечательные подарки.

– Я никогда еще не видела папу таким: он выглядел страшно довольным, но странным со своими сверкающими глазами, – говорила она.

– Еще бы, – сказала тетя Софи. – Он радуется, что его маленькая беглянка выздоровела и, окончив дела, он едет в Италию, а может быть, и дальше. Ему хочется еще раз посмотреть свет, да это и хорошо.

Когда выздоровевшую девочку выпустили на улицу, липы перед ткацкой уже потемнели, как всегда перед началом осени, на кустах роз, будто упавшие с неба кровавые капли, виднелись последние красные цветы и на блестящей поверхности бассейна плавали первые осенние листья.

Многое переменилось, но самым удивительным было то, что папа жил там, наверху, во время болезни Гретхен, и теперь, после его отъезда, эти комнаты проветривали. Окна были широко открыты, через них со двора была видна чудесная живопись на потолке большой комнаты в три окна и зеленый шелковый балдахин над кроватью в спальне.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: