Покидая гостеприимную приемную (интересно, все ли посетители имели основание ее так охарактеризовать?), я уже прикидывала, что стану делать дальше.

Вариантов было немного. А перспективных и того меньше.

Очень хотелось познакомиться с хозяйкой квартиры. Но это могло и обождать. Прежде всего следовало выяснить, что с Наташиным трупом. Где он и почему им до сих пор не занимается милиция. С этого я, пожалуй, и начну. И мне плевать, что по этому поводу думает Аллочка. Ей придется временно расстаться с мягкой постелью и усиленным питанием, при помощи которых она приводит в порядок нервную систему. Хочет она или нет, но ей предстоит поработать. Нельзя допускать, чтобы моя особа была замечена рядом с местом преступления еще раз. С учетом того, что я уже засветилась и в Тоскине, и в институте, правоохранников просто не поймут, если они позволят такой опасной преступнице разгуливать по улицам столицы.

— С ума сошла! — взвилась Аллочка, даже не дослушав, что я ей предлагаю.

— А что ты так беснуешься? — спокойно осведомилась я. — Можно подумать, я заставляю тебя прерывать трапезу! Дожевывай спокойно свой рулет. Я подожду.

— Все равно не пойду! — бесновалась Алка. — Не имеешь права заставлять меня смотреть на трупы! Я и так на тебя каждый день любуюсь! У меня уже крыша скоро поедет!

— Не поедет, — успокоила я. — Свои наилучшие пожелания она передала тебе значительно раньше. Возможно, еще в роддоме.

— Не смей меня оскорблять!

— Не буду. А ты меня не нервируй. И прежде чем голосить, хотя бы дослушай до конца. Я же не прошу тебя пересчитывать родинки на теле! Мне надо знать, есть в квартире кто-то живой или нет, пахнет там или не пахнет. Если дверь заперта, ты позвонишь, и посмотрим, кто тебе откроет!

— Ага, посмотрим, — съехидничала подружка. — Только вот увидим ли? По крайней мере, я. — Неужели непонятно, что убийца пристукнет и меня? За компанию!

— Так ты уверена, что девушку прикончила все-таки хозяйка? А что тебя навело на эту мысль? Думаешь, квартирантка просрочила оплату? Или капнула подсолнечным маслом на любимый дамочкин ковер?

— Прекрати издеваться! Я не знаю, кто убил, за что убил, и меня мало волнует, протухло тело или еще нет! В тюрьме я не выживу! И вообще, если на то пошло, к приключениям рвешься именно ты! А я хочу жить спокойно. И по меньшей мере лет до семидесяти! Когда мне не надо будет работать и я смогу путешествовать и наслаждаться неограниченной свободой. Поэтому я не хочу играть со спичками и ускорять сроки собственной кончины!

Раз уж подружка заговорила так гладко и красиво, спорить бесполезно. Никуда Алка не пойдет, и я даже не могу на нее обижаться. Она действительно человек на редкость тихий и смирный, если уж начала скандалить, значит, я ее здорово достала.

В сущности, какое право я имею на нее наседать? Если она панически боится, то все равно не сделает то, что надо, и так, чтобы не навредить. Лучше я схожу сама.

Я погладила Алку по плечу, чтобы она особо не угрызалась, — все-таки ее вины в том, что рожденный ползать летать не может, нет. И незачем оставлять ее в расстроенных чувствах.

Алка что-то буркнула и скинула руку. Ну и ладно. Перебесится. К вечеру все равно придет мириться. Я сразу как-то не подумала, а ведь она еще и из-за отпуска дергается. Без меня она никуда не поедет, вот и переживает, что лето пропадет.

Я не стала ее успокаивать и давать какие-либо обещания. Но она просто дурочка, если не понимает, что на самом деле она мне дороже всех трупов, вместе взятых, и я никогда не позволю себе так ее обидеть. В конце концов, если до середины июля дело не сдвинется, плюну, и мы с ней уедем. А по возвращении можно и продолжить. На попятную я все равно не пойду.

— Надежда Васильевна, у вас «Орифлейм» еще есть на реализацию?

Наша школьная медсестра, милейшая, кстати, женщина, подрабатывает, продавая косметику. И уговаривает молодежь подключаться и обогащаться.

— Конечно, Танечка. Тебе что-то нужно?

— Да вот, хотела подработать перед отпуском. Посодействуете?

— Конечно, голубушка. Подъезжай.

Через два с половиной часа, нагруженная образцами товара и каталогами, я спешила к дому, ставшему последним Наташиным пристанищем.

Теперь я, разумеется, не выставляла на всеобщее обозрение временное сходство с отрицательным героем русских народных сказок, а, наоборот, всем своим видом показывала, что я белая и пушистая. И однозначно демонстрировала успешность и уверенность в собственной неотразимости.

Когда-то я подглядела такую манеру у гербалаек, их, по-видимому, в массовом порядке обучали искусству с ходу награждать комплексом неполноценности тех, кто не успел приобщиться к «единственно правильному образу жизни и мышления». На неискушенных домохозяек должно действовать.

Начала с первого подъезда и честно обзвонила все квартиры. Даже не ожидала, что буду иметь такой успех. Зря все-таки Алка не пошла. Дополнительный приработок, не требующий умственного напряжения, ей бы не помешал.

К знакомой двери я подходила с бьющимся сердцем.

Никаких запахов, кроме кошачьей мочи, я не учуяла. Дверь была заперта.

Трясущейся рукой я дотянулась до звонка и надавила на кнопку. Сердце ухнуло куда-то в тазовую область и в ближайшее время возвращаться не собиралось. Я вдруг всерьез озаботилась собственной безопасностью и пожалела, что не прихватила с собой хотя бы консервный нож.

— Кто вы и что вам надо?

Голос был женский. Низкий, с несколько вульгарными интонациями. Это, наверное, та мадам, у которой Наташа снимала квартиру.

— Распространяю натуральную косметику. По оптовым ценам и со скидкой, — бодро пробубнила я.

— Спасибо, милочка, не надо. У меня у самой ее столько, что впору торговать.

— Так, может, я куплю? — непроизвольно вырвалось у меня.

Женщина рассмеялась:

— Нет, голубушка, на мои примочки и притирки ты еще не заработала. Так что иди себе дальше. Удачи!

Для очистки совести я ходила по квартирам до тех пор, пока не распродала все, одновременно обдумывая то, что сумела узнать.

Не так много. Уж точно гораздо меньше, чем надеялась.

Трупа в квартире, похоже, нет. И жилье не пустует. Хозяйка ли со мной общалась из-за двери или очередная постоялица, дела не меняло. Мне ничего не остается, как навести справки о владелице роскошной хаты. Дальше будет видно. Если окажется, что дама с такими колоссальными финансовыми возможностями работает в одном месте со мной, я знаю, что делать дальше.

В паспортном столе РЭУ было душно, тесно и противно. Очередь потела и нервничала, а медлительная дама в окошке задумчиво перебирала бумажки. Спешить ей было некуда. Еще минут сорок она вынужденно имитировала занятость и призывала к порядку распоясавшихся граждан.

— Ну и что, что вы тут третий раз? — рявкнула она на седовласого джентльмена, порывающегося оставить квартиру в наследство сыну. — Думаете, тут все по первому? И надеетесь, что сами больше не придете? Да у вас документы неправильно составлены! Вот переделаете, подпишете в бухгалтерии заново, тогда и приходите.

— Как же так! Я же все сделал, как вы говорили! Так нельзя!

— Да, я говорила, а вы не поняли! Значит, будете ходить, пока не поймете! Следующий!

Симпатичного дядьку оттерли, и озверевшая очередь сплотила ряды.

За последующие двадцать минут получить справку о прописке для предоставления по месту учебы удалось только юркой девчонке с ярко-зелеными волосами и кольцом в носу. По-моему, исключительно по причине полного обалдения паспортистки, ранее не предполагавшей, что столь экстравагантным украшением может похвастать кто-нибудь, кроме норовистых племенных бычков.

Исчерпав лимит доброжелательности, а также, вероятно, физических возможностей, дама сделала томное лицо и, повернувшись к очереди спиной, уткнулась в компьютер. Очередь загудела.