Послышались шаги, и я припустила к выходу. Вот это да! Вот это сюрприз! Может, конечно, у кардиолога тут еще какие гости, и мы их не увидели просто потому, что им, например, доверили починку крыши или установку флюгера, и они сейчас баюкают более серьезные производственные травмы, но мне это показалось сомнительным. Куда вероятнее, что речь как раз о нас с Алкой. И, честно говоря, услышанное меня не только не порадовало, я заподозрила, что подружкины слова относительно моего скорого свидания с трупом из подсобки могут оказаться пророческими. Неужели, ткнув пальцем в небо, мы с Алкой угодили на преступника или по крайней мере на человека, который имеет отношение к тем странностям, которые происходят в больнице?

Раздумьям я предавалась в шезлонге, полагая, что уж белым-то днем на глазах у соседей меня в любом случае не рискнут пристукнуть.

— Собирались подремать, а я мешаю? — раздался над ухом голос Ады Яковлевны.

Я вздрогнула и чуть не свалилась с лежака.

— Нет, что вы, я прекрасно выспалась. И с удовольствием с вами поболтаю. — Признаюсь, вежливость далась мне нелегко.

И что бы значил столь пристальный интерес к моей особе? Неужели, забраковав Аллочку, матушка готова рассмотреть мою кандидатуру? Объяснять истинную причину, по которой ее сын нас пригласил, я не собиралась. Тем более, что наверняка и сама не знала. Но уж, понятно, никакой романтики не было в помине.

Я прикинулась овцой и попытаться перевести разговор:

— А где же Игорь?

Оказалось, молодой человек занят приготовлением обеда и присоединится позже.

— Игореша прекрасно готовит. Особенно мясо. Ну да что я расхваливаю, за обедом у вас будет возможность составить собственное мнение.

Я собралась плавно переключиться на обсуждение трудовой биографии ее сына и выяснить, где он работал раньше и как долго трудится на теперешнем поприще, но в технике ведения допроса дама оказалась куда более искушенной и немедленно перехватила инициативу.

Я честно бубнила про школу, давнее увлечение бальными танцами, но, когда мадам добралась до моего трудоустройства уборщицей, я потеряла терпение. Не уверена, что, даже имея виды на ее чадо, я позволила бы так над собой измываться. А уж при отсутствии всякого желания посягать на подозрительного доктора и вовсе не собиралась отчитываться.

— Знаете, я, пожалуй, загляну к подружке. Вдруг ей что-нибудь нужно.

Удерживать меня силой Ада Яковлевна не посмела.

Алка пребывала в самых что ни на есть расстроенных чувствах. Жалобы на подорванное лопатой здоровье я прослушала хоть и без особого восторга, но спокойно, а вот последующее развитие разговора мне не понравилось совершенно.

— Тань, скажи честно, я ему нравлюсь?

Да что же она, совсем ничего не понимает?! Я, впрочем, тоже, но я, по крайней мере, не заблуждаюсь насчет кардиологовых нежных чувств, которых ни к одной из нас он не испытывает. А она что, совсем слепая?!

Горькую правду я отложила до дома, где она сможет выплакаться всласть.

— Понятия не имею. Мы слишком мало знакомы.

— Ну все-таки. Хоть самую капельку я его интересую?

Боюсь, что мы его интересуем обе. И гораздо больше, чем капельку.

Алка нудела и нудела, но я абстрагировалась от ее стонов и жалоб, поскольку и про несчастную долю, и про отсутствие родной и понимающей души слышала неоднократно.

Я пыталась проследить все этапы нашего с кардиологом знакомства. Сначала мы к нему вломились в кабинет, и он нас не выгнал. Тогда он абсолютно не был заинтересован в нашем обществе и уступил натиску и грубой силе. Потом… Что было потом? Он встретил расстроенную Аллу в коридоре и помог ей решить небольшую проблему. Это тоже нормальная мужская реакция. Дальше Алка обменялась с ним телефонами. Жаль, что я не удосужилась узнать подробности. Но скорее всего, он не сопротивлялся. Почему? Наверное, особых поводов для разочарования еще не было. А вот потом… Потом он пригласил нас в ресторан. Это случилось до или после того, как я трудоустроилась в больницу? Кажется, до. Точно. Это было еще до того.

Потом мы сходили в «Эльдорадо», и я могу поклясться, что удовольствия от общения с нами доктор не получил. Я уже и не предполагала когда-либо еще оказаться с ним в одной компании. С какой стати он объявился снова? На мазохиста гражданин похож не больше, чем Аллочка на танцовщицу из «Мулен Руж» в исполнении Николь Кидман.

Я примеривала и так и эдак, все равно выхолило, что возродившийся к нам интерес объяснялся, скорее всего, фактом моего трудоустройства. Мог он о нем узнать? Мог. И даже если мы с ним ни разу не столкнулись, знать он мог все равно! Я ни от кого не пряталась и секрета из своего пребывания на его рабочем месте не делала.

Пока не узнаю, что от нас понадобилось, ничего предпринимать, пожалуй, не стоит. Убивать нас вроде не собираются… Стоп! А почему это я решила, что мы в безопасности? Только потому, что об этом ничего не было сказано? Но ведь о таких вещах не принято говорить по телефону. И потом, вполне возможно, что о нашем физическом уничтожении говорилось иносказательно. У бандитов свой язык, непосвященные вовек не догадаются, о чем речь.

Я постаралась дословно припомнить услышанное. Ни одна фраза не звучала настораживающе. Больше было похоже на отчет. Вот если бы кардиолог пообещал «немедленно замариновать огурцы» или «вывернуть пару лампочек», я бы встревожилась, а так…

С другой стороны, до конца я не дослушала. Может, потом он обещал «заквасить капусту» или «вернуть книжки в библиотеку», что как раз и означает принятие по отношению к нам самых кардинальных мер.

Как бы там ни было, оставаться до завтра мне хотелось все меньше и меньше. А тихонько улизнуть все больше. К сожалению, уговорить подружку смыться, не объясняя причины, невозможно. Одну я ее тем более не кину. Значит, следует подумать о мерах предосторожности.

Есть я так и так не собиралась. Но теперь надо проследить, чтобы чего-нибудь сомнительного не хватанула Алка. Только вот что понимать под сомнительным? Лучше бы ей не рисковать вообще, но тогда у меня у самой не останется шансов дожить до старости. Голодная она хуже людоеда. Ну и, наверное, мне придется бодрствовать всю ночь. Спящие люди самые беззащитные.

Ночь без сна вдохновляла мало, но рисковать нашими жизнями я не имею права. Ничего, утром сошлюсь на бессонницу и головную боль, и можно будет красиво смотаться. Торчать в этом вертепе, в этом бандитском логове до следующего вечера, как было запланировано, я не собираюсь. Тем более, что из развлечений нам пока предложили только землеройные работы. Не уверена, что завтра нас не побалуют чем-нибудь еще более изысканным и не приставят, например, белить забор или высаживать парниковую рассаду. Ну совсем как наша школьная администрация. Они тоже считают, что отдых — это смена деятельности, и делают все, чтобы обеспечить полную занятость самым молодым и безропотным членам коллектива. Только я подозреваю, что свой досуг они проводят несколько иначе.

Обедать нас позвали в четвертом часу. Когда Алка уже бросалась на стены и грозилась обкусать у стульев ножки. Я ей посоветовала воздержаться, поскольку неизвестно, не пропитан ли материал, из которого они изготовлены, каким-нибудь сильнодействующим ядом от грызунов.

— А если ты таким образом хочешь известить хозяев, что не довольна их гостеприимством, то проще выставить пару оконных стекол или посочувствовать, что им не хватило денег на приличную мебель. Уверяю тебя, они сразу догадаются, что тебе что-то не понравилось.

— Тебе-то все равно, — ныла Алка. — Ты так и так не ешь, а у меня сейчас будет голодный обморок!

— Так он у тебя уже вроде был, — засомневалась я. — Хотя у тебя не поймешь. То, что ты называешь голодным обмороком, я бы скорее причислила к здоровому сну!

Подружка все не унималась и пророчествовала свою скорую гибель. В конце концов я плюнула на соображения конспирации и доходчиво объяснила паникерше, что ее смерть может наступить даже быстрее, чем она предполагает.