И онъ вытащилъ изъ кармана довольно большой футляръ, въ которомъ оказался мундштукъ изъ слоновой кости, съ двумя тонко выточенными фигурами, изображавшими весьма веселый сюжетъ.

– Вакханка и сатиръ, – сказалъ Козичевъ, съ серьезнымъ видомъ разсматривая художественную группу.

– Сатиръ! Сатиръ! – почти взвизгнулъ Бобылковъ, всплескивая руками и колотя ногами по полу.

Сатиръ, очевидно, напомнилъ ему Сатира Никитича, и это повергало его въ необузданную веселость.

– Вакханка и сатиръ! – повторилъ онъ, захлебываясь какимъ-то расплесканнымъ смѣхомъ, и подмигивая въ одну сторону Вассѣ Андреевнѣ, и въ другую Козичеву. – Сатиръ!

Въ сосѣднемъ кабинетѣ, откуда раньше слышались негромкіе голоса, вдругъ притихли.

Тамъ находились Ерогинъ съ Еленой Николаевной. Ерогинъ разслышалъ свое имя и узналъ расплесканный смѣхъ Бобылкова. Это его заинтересовало.

– Съ кѣмъ тамъ Бобылковъ? – спросилъ онъ татарина.

– Съ господиномъ Козичевымъ, – отвѣтилъ тотъ.

Елена Николаевна при имени Козичева слегка поблѣднѣла.

– А еще кто съ ними? какая дама? – быстро обратилась она къ татарину. Тотъ замялся, опасаясь назвать при Ерогинѣ Вассу Андреевну.

– Даму не знаю-съ; незнакомая… – проговорилъ онъ.

– Позови сюда Бобылкова, – приказалъ Ерогинъ.

Черезъ минуту Бобылковъ, скрывая подъ улыбкой мелькавшую на его лицѣ озабоченность, вошелъ въ кабинетъ.

– Вѣдь вы должны были съ нами обѣдать, какъ же это вы къ Козичеву пристроились? – строгимъ тономъ накинулся на него Ерогинъ.

– Съ кѣмъ Козичевъ? какая тамъ дама? – еще строже обратилась къ нему Елена Николаевна.

Бобылковъ немножко растерялся, но тотчасъ оправился.

– Ахъ, Боже мой, вѣдь я десять разъ про васъ спрашивалъ, а эти дурачье отвѣчали, что васъ еще нѣтъ, – сказалъ онъ почти негодующимъ тономъ. А къ Козичеву я заглянулъ на минутку.

– Кто съ нимъ? – подступила къ нему Елена Николаевна.

– Не знаю, представьте себѣ – не знаю; какая то графиня…

– Что вы врете! Говорите сейчасъ.

– Голубушка, какъ я скажу? Графиня, полька какая-то…

Елена Николаевна поднялась и съ рѣшительнымъ видомъ направилась къ дверямъ. Бобылковъ схватилъ за руку Ерогина.

– Голубчикъ, не пускайте ее… Я вамъ объясню: тутъ Васса Андреевна васъ розыскиваетъ, а Козичевъ нарочно затащилъ ее въ кабинетъ, чтобъ я успѣлъ васъ предупредить… – говорилъ онъ.

– А, такъ это Васса Андреевна! – вскричала Елена Николаевна, и выскочивъ въ корридоръ, вбѣжала въ сосѣдній кабинетъ.

Бобылковъ и Ерогинъ вошли вслѣдъ за нею. Они видѣли, какъ Васса Андреевна поднялась съ дивана, потомъ всталъ Козичевъ, потомъ произошло какое-то быстрое общее движеніе. Елена Николаевна кричала, Васса Андреевна кричала. Потомъ послышался не то звонъ разбитаго стекла, не то трескъ сломаннаго вѣера. Ерогинъ двинулся впередъ, и на минуту заслонилъ всѣхъ своимъ плечистымъ туловищемъ.

– Mesdames, какъ вамъ не стыдно… – басилъ онъ.

Бобылковъ, въ сторонѣ, бѣгалъ смущенными и жадно-любопытными глазами, и повторялъ не то сокрушенно, не то восторженно:

– Какой историческій день! Боже, какой историческій день!