Люди — параболические антенны, ветряные мельницы, ливни, молнии. Иной раз такие, что ты, сперва невыразимо счастлив, как дурак, а после страдаешь и держишься за землю распластанный болью с гипотетической дырой в голове, из которой в космос уносится частями твоя душа.
Ищите своих людей, быть может, вы их найдете через десятки лет, уходите от людей, с которыми вам плохо, пусть они живут без вас. Конечно, если вы еще можете ходить, и вам что-то еще хочется, и впереди — солнце, а не проветриваемая дыра неизвестности».
Каждый вечер в одно и то же время на улице перед домом появляется призрак денег.
Обычно бомж Илья Леонидович после того, как курил траву, видел и разговаривал с призраком денег.
— Раньше он был виден ясно, как человек, а теперь едва-едва, ну, как собака-а, ма-аленький такой!
Автандил Георгиевич, зная на своем участке всех абсолютно, включая кошек и собак, пять лет назад познакомился по долгу службы с бомжем Ильей Леонидовичем Брежневым. Тогда Илья Леонидович впервые поселился в пустой трансформаторной будке. Было лето.
— Я вообще к людям хорошо отношусь, — объяснил свое мироощущение участковому Илья Леонидович и, подумав, добавил: — Если они меня палкой по голове не бьют.
— А что — били? — посмотрел без улыбки Автандил Георгиевич.
— Бывало, — кивнул Илья Леонидович и раздавил ногой бычок.
На ящике перед Ильей лежал бумажный свиток.
— Теория разрушения страны, — прочел Сазанчук. — Чье?
— Я пишу, — просто сказал Брежнев.
— Дашь почитать? — подумав, спросил Сазанчук.
— На, — протянул свиток Брежнев, — тут начало…
«У нас на уровне правительства разрешили обогащаться. Свободная конкуренция. Распродажа страны. Кто наверху — грабит страну по-крупному и по законам, которые сами же и придумали, а людишки внизу грызут друг друга, отнимая мелкие куски».
— Ну, ты это загнул, — посмотрел Сазанчук на бомжа. — Зачем это мумие трогать?
— Я — философ, — просто сказал бомж.
Участковый ушел, тихо закрыв за собой дверь трансформаторной будки.
Илья Леонидович посидел над «Теорией разрушения страны» и записал:
«Кругом бомжи».
Потом подумал и добавил:
«Сволочи!»
Кого он имел в виду, лабрадор не стал додумывать, просто записал в романе и все, а Илья Леонидович рухнул на пол и уснул.
А утром.
— Грустно, — Илья Леонидович выпил и повторил: — Грустно мне.
— Чего тебе грустно? — передразнил гость, тоже бомж.
— Жизнь моя грустна, — снова выпил и заплакал Илья Леонидович.
— А чего она тебе гру-устна-а? — заулыбался гость, показывая все шесть с половиной зубов.
— А вся жизнь… борьба за существованиее-е-е!.. — навзрыд выкрикнул Илья Леонидович и лег на землю лицом в грязь.
В окнах синим пламенем, сквозь тюль мерцала чужая жизнь, какие-то люди копошились в амбразурах своих квартир. Но все это было неважно.
Бомж Илья Леонидович тосковал.
В.В. Хренков, прораб из квартиры 55, ходил в тесных штанах и смотрел на всех, прищурившись. Из карманов и сзади и спереди, что-то торчало, выпирало и почти вываливалось — Хренков останавливался и подбирал.
Если Вениамин Вениаминович останавливал на вас свое дыхание, ничего хорошего тот день вам больше не сулил.
— Ну-у, ка-аак? — обычно спрашивал он весьма противным голосом у какой-нибудь зазевавшейся дамы во дворе. Та вздрагивала и поднимала глаза. Прораб набирал побольше воздуху, становился в позу, и начинал нести какую-то околесицу. Обычно к третьей минуте разговора даме, на которую упал, как камень, взгляд прораба, становилось все ясно и хотелось куда-нибудь быстро уйти, а лучше убежать, только бы не слышать:
— Ммммуууу, ннннуууу и чтоооо?..
«Раздвоенная личность. Очень опасен». Было написано в личном наблюдательном дневнике участкового Сазанчука о Хренкове В.В. Еще 20 лет назад пообщавшись по долгу службы с семейной парой Хренков, Автандил Георгиевич понял, что от прораба можно ожидать больших гнусностей по отношению к другим людям — у Хренкова в голове Сцилла сцепилась с Харибдой, а тараканы шевелили усиками буквально из ушей, но, к счастью, Хренков дальше склок, подъездных драк с поджиганием почтовых ящиков и еще кое-чего, но это — нецензурные вещи и писать о них здесь невозможно, не устраивал. Видимо, крепился. И когда 15 мая ограбили и чуть не убили писательницу Достоевскую, первого кого проверили оперативники на предмет преступления, был В.В. Хренков, но у него оказалось стальное алиби — после сдачи понтонного моста он спал, сном «из пушки не разбудишь» в подсобке СМУ. С 22 вечера и до утра, что подтвердили уборщица и пара служебных овчарок, стерегущих СМУ от набегов янычар из местных несознательных люмпенов и безработных оборванцев.
Альбина Яроцкая притом, что была недовольна своей внешностью и возрастом — 30 лет все-таки не 20, излучала абсолютную в себе уверенность, как драгоценный камень, который с возрастом отнюдь не теряет своей цены.
И муж-миллионер за последние шесть лет укрепил ее эго настолько, что она лишь немного удивилась — будучи выброшенной из квартиры на Кутузовском проспекте в тот день, когда было прочитано посмертное завещание в офисе Натана Яроцкого на Новом Арбате.
Что-то улетело из рук, да практически все и улетело! Но Альбину растоптало совсем другое — увиденный на телеэкране двойник Натана или все-таки сам — Натан? Двойник, а что? Ведь у каждого человека на земле есть отражение, все мы — клоны, посеянные когда-то космическим скитальцем с межгалактической сигары…
Хотя, может быть, это был и Натан Яроцкий — владелец заводов, газет, пароходов — и что-то фатальное вынудило его исчезнуть посредством «убийства по сценарию»?
И провидение, а не что иное, подставило писательницу Достоевскую с сумкой денег Альбине, вышедшей в тот вечер на тропу войны с мусорным ведром в руках.
И все три последующих дня после гоп стопа Альбина Хасановна лежала на простынях из долларов и пела романсы, не переставая улыбаться, когда вспоминала треск ведра от соприкосновения с гениальной головой Татьяны Львовны.
Лабрадор набил текст, поморгал и, забыв отключить ноутбук, на подгибающихся лапах вышел на лестницу. Пятеро котят сидели на трубе и, увидев Нэлю, распушили хвосты, раздалось шипение. Лабрадор сделал вид, что не замечает квинтет.
— Собачатиной несет, — сказал один зализанный котенок и спрятался в трубу.
— Ага!
— Ага?
— Ага…
— Шшшшшпшшш!
— Ааф!-аф!-аф!-аф!..
Обычно, если случается убийство — преступление все-таки тяжкое, милиция ищет супостата, отнявшего человеческую жизнь.
Но — грабеж… Тем более 75 тысяч долларов, да еще у писательницы, да у Достоевской…
«У нее в квартире — только мумии золотой нет, а так — полная археология! И где эти деньги искать? Семьдесят пять тысяч! Да если мне 75 долларов дать, я на столе такую польку станцую! Вот дайте мне 75 долларов! Ну, чего? Дайте денег!» — становясь на мизинцы, обвел глазами дежурку ст. лейтенант юстиции Дружков.
Дали рубль.
В мае шли дожди, небо рвали молнии, и Наташа из дома почти не выходила, просиживала часами то у себя, закрывшись и прислушиваясь, как Мазут с Саркисом «изучают английский» в соседней комнате, то сидела на шестом этаже в гостях у Тани Дубининой или у Нины Ивановны, квартиры которых были расположены напротив.
Так повелось, что мужчинам нравятся женщины, а женщинам — мужчины. И не по правилам или какой плановой разнарядке. Абсолютно случайно нравятся, просто пересекутся взглядами в воздухе и, как говаривала одна не ахти какая умная бабка, снюхались!
Вот так Альбина и новый участковый Витя Иншаков совершенно случайно продолжили знакомство с обычного скандала. А что? Неплохой способ завести дамочку или взбудоражить мужика.