Я была таблицей, у меня из головы торчали незакрытые теги и очень болели, а еще — кто-то лизал мне лицо горячим языком и скулил. Тут включилась память, и услужливо подсказала, что на самом деле голова болит от удара об стенку одной взбесившейся малой архитектурной формы, в которой я пыталась пересидеть дождь. Скулеж же превратился в странное слово, которое повторял и повторял высокий, пронзительный и явно женский голос. Я с трудом открыла глаза и наткнулась на чужой, оценивающий взгляд. Вокруг царил полумрак, судя по запаху воска — горела свеча. Надо мной склонилось изящное до хрупкости женское лицо, глаза были странного темно — фиолетового цвета (хотя я тут же решила, что это игра освещения), а на мою щеку упал серебристый локон, выбившийся из чужой прически. То, что я приняла за собачьи «поцелуи» оказалось влажной махровой салфеткой, которой эта женщина — виденье вытирала мне лицо.

— Какого хрена! — решилась задать я вопрос незнакомке. К сожалению, горло сильно пересохло и получился невразумительный хрип.

— Фьюить, — снова прощебетала-проскулила эта незнакомка.

Напрягать горло было больно, пришлось изобразить руками «не понимаю». Незнакомка по-птичьи наклонила голову, быстро глянула в глаза и хлопнула в ладоши. Ушам стало больно, как иногда бывает, когда ныряешь в большую волну, я дернулась.

— Очнулась наконец! — констатировала незнакомка.

Я только пожала плечами в ответ. Незнакомка помогла мне сесть, подложив под спину подушки, заставила выпить какой-то сбор, пахнущий яблоком и корицей, потом, зайдя мне за спину, занялась моим затылком. Я попыталась сориентироваться на местности, но слабый свет свечи давал увидеть немногое. Судя по всему лежу я то ли кушетке, то ли кровати: под руками мягкая теплота кожи, но лежбище узенькое. Напротив кресло, с которого моя врачевательница поднялась — тоже в темных тонах, но достаточно изящное, в голове почему-то слово «ампир» всплыло. Рядом с креслом — изящный невысокий столик, на столике подсвечник со свечой, тоже черные. На полу явно тоже что-то вроде ковра лежит, угадайте какого цвета? Совершенно точно — не больница, больше на музейную усадьбу похоже.

Незнакомка моя вернулась на свое прежнее место, я поняла, что голова больше не болит, горло пришло в порядок, и я ничего не понимаю. Видимо, незнакомка прочитала это по моему лицу, потому что тяжко вздохнула и осведомилась:

— Ну и как тебя сюда занесло?

— Для начала неплохо было бы понять — куда именно «сюда», — отозвалась я. — Последнее, что я помню, это как я пряталась в детский домик от ливня, и как этот домик взбесился и взлетел. Хотя, может быть это были просто глюки после сильного удара головой? — в моем голосе появилась надежда. Впрочем — решить вопрос о собственной вменяемости и восстановить подробности своего приключения я еще успею, сначала надо определиться с главным. Слава богу, «кто я» я помню… что у нас дальше по списку?

— Итак, где я?

— В поместье геммы Гинивер. Мммм… да ты пока не поймешь ничего, я тебе чуть позже все объясню. Считай, что ты у друзей. И давай познакомимся наконец. Я — вила Линарис.

Я растерялась: представляться своим именем не хотелось, я его не любила. Сашка звал меня дома Птичкой-Галочкой, но называться официально Галкой тоже не хотелось. Не нашла ничего лучшего, как наклонить голову в приветствии и ответить:

— Гала, очень приятно.

— Гемма Гала, — поправила меня незнакомка, — начинай привыкать.

Происходящие было настолько абсурдно, что не укладывалось в голове, подсознание все никак не могло решить, что же выдать в качестве первой реакции на стресс: шок или отрицание. Объяснения, которые я могла придумать, не выдерживали даже моей критики. Поскольку свет так и не загорелся, а из углов не выскочили люди с криками «вас снимает скрытая камера», то розыгрыш коллег или родственников пришлось исключить. Вариант с алкогольным опьянением отпал еще на старте — после одной истории времен моего отрочества я практически отказалась от алкоголя, да и не помню никаких возлияний накануне. Для галлюцинаций на фоне удара головой окружающий мир был слишком отчетлив и изобиловал мелкими деталями, запахами и звуками, щипки за стратегические места отозвались болью, так что эта версия тоже была отвергнута. Однако вариант с сумасшедшей маньячкой так просто отвергнуть не удалось. Я подобралась и постаралась как можно дальше отодвинуться от хрупкой женщины в кресле. Та, вздохнув, поднялась со своего места и выскользнула из круга света в темную глубину комнаты. Буквально через пару минут зашуршала ткань — и открылось огромное «французское» окно, во всю высоту комнаты, а за окном по небу ползли … две луны, заливая помещение, оказавшееся вдруг кабинетом, зеленовато-серебристым, призрачным светом. Но этого было мало. Незнакомка в свете лун показалась девочкой-подростком из японских мультфильмов: одетая в светлое платье, худенькая, невысокая, окутанная своими серебряными волосами, как плащом, с огромными фиолетовыми глазами и … прекрасными прозрачными крыльями, похожими на стрекозиные, которые я до этого почему-то не видела. Я сжала виски руками, застонала, и поняла, что обещания — обещаниями, но мне срочно нужно выпить.

Вскрыть хозяйский бар, прячущийся за неприметной дверцей между книжных стеллажей, оказалось непросто. Что только не перепробовали мы с прекрасной вилой: шпильки, маникюрные ножнички, нож для бумаг, кончик стилета, извлеченного вилой откуда-то из складок платья — все было тщетно. Я меланхолично шарила по карманам обнаружившегося в комнате рюкзака в поисках чего-нибудь острого, когда мои руки наткнулись на ключи от дома: таблетка от домофона, ключи от «английского» нижнего и «французского» верхнего замков и маленький ключик от почтового ящика. Вила посмотрела с интересом:

— Это у тебя что?

— Ключи от дома.

— И это? — палец вилы указывал на «таблетку»

— И это, — согласилась я.

— Как же оно работает в таком случае?

— Ну, примерно так, — ответила я, ткнув таблеткой в резную панель рядом с неуступчивым замком.

Раздалось противное пиликание и дверца бара плавно отошла в сторону, открывая нам доступ к рядам бутылок разного цвета, формы и размера.

— Ээээээ… А нам завтра от хозяйки не влетит? — уточнила я на всякий случай.

— Ну, хозяйка-то теперь ты, — отозвалась вила, поглощенная разглядыванием бутылочных этикеток и пробок, — видишь, и бар своей признал.

Я только открывала и закрывала рот, как рыба, выдернутая из воды.

Вила удовлетворенно кивнула очередной бутылке, незаметно избавилась от пробки и разлила вино по бокалам.

— Все-таки у Гини был отличный вкус, это надо же — эльфийское золотое, да еще с запасом. Ты пей, а я буду рассказывать, иначе у тебя ничего в голове не уложится, проверено…

Я поднесла бокал к губам — спорить не хотелось, и нежный голосок Линарис потек быстрым ручьем.

На рассвете, когда уставшая вила, разрешившая после третьего бокала звать ее просто Линкой, решила «быстренько смотаться домой» и шагнула прямо в стену, моя голова пухла от странной, невозможной информации. Я действительно стала новой хозяйкой этого поместья, расположенного в другом мире, и Хранительницей неведомого Восточного рубежа, на землях которого и стояло поместье. Невольно этому способствовала и сама вила, именно поэтому сейчас она старалась всячески загладить свою вину. Прошедшим утром вила Лина нанесла гемме Гине визит вежливости. О сути конфликта, который случился у высокородных во время этого визита, Лина отвечать отказалась, но слово за слово — обе дамы начали боевые действия. А так как обе были магичками, примерно равными по силе, очень скоро у них иссяк запас заклинаний и дамы пустились во все тяжкие, то есть стали использовать «сырую» энергию. Как известно опытным магам — «сырая» энергия требует предельной аккуратности и собранности, и может привести к побочным эффектам. А опыт всей моей предыдущей жизни гласит, что если что-то может пойти не так — то в моем случае оно действительно пойдет не так: самые неожиданные и редкие побочные эффекты, проценты исключений, редкие отклонения от нормы давно стали для меня обыденностью. Вот так и получилось, что вместе с отдачей меня и притащило к месту боевого противостояния. Но самая главная проблема была не в перемещениях между мирами, как я предполагала вначале. Проблема была в том, что взбесившийся элемент детской площадки, обрушившись на Гинивер, лишил ее жизни. Нет, никто не собирался вязать мне руки и тащить в места заточения: с точки зрения Лины — это был обычный магический несчастный случай, за который она виноватила себя. Однако по местным законам мне, как победившей магиню, пусть и таким странным способом, надлежало занять ее место: пройти инициацию и стать Хранительницей Восточного рубежа, то есть принять на себя власть и ответственность. На этом месте повествования у меня началась истерика — я кричала, что хочу домой, что у меня дети, и Сашка, что я до сих пор не знаю, что с ними, а они там, наверное, уже сходят с ума и обзванивают больницы и морги, и я не хочу, не могу и не умею. Линарис подождала немного и с чувством влепила мне пощечину так, что моя голова мотнулась, а зубы клацнули. Подождав, пока я приду в себя, она зашипела, что никто не обязывает меня сидеть в поместье, как приклеенной, что я могу назначить наместника и валить ко всем чертям, но пока я не пройду инициацию и не стану Хранительницей — этот паршивый мир меня не отпустит, и никто из местных магов не сможет мне помочь. Мы помолчали, выпили за нелепо погибшую гемму, договорились, что завтра Линарис прибудет на похороны, и вила отправилась домой, переодеться. А я с трудом добралась до оттоманки, на которой очнулась всего несколько часов назад, попыталась устроится калачиком и уплыла в сон под девиз Скарлет О'Хара: «Я подумаю об этом завтра».