Когда до начала учебного года оставалось всего десять дней, в школу прибежал чёрный, как сковорода, Паша и, увидев на спортплощадке играющих в баскетбол ребят, крикнул:
— Физкульт-привет! На днях приступаем к ремонту! Сейчас пойду к директору — договорюсь. Каждый ремонтирует свою парту! Кто ещё не приехал — пусть пеняет на себя!
Но в школе Пашу ждал неприятный сюрприз. Выслушав его просьбу, директор улыбнулся и сказал:
— Что ж, пойдём посмотрим, так сказать, фронт работ…
Паша шёл рядом с директором по длинному коридору. Двери всех классов были открыты. Все парты сверкали свежим лаком. И только в классе Паши лишь одна парта не была отремонтирована.
— Это твоя парта, Шикин, — сказал директор.
— Как же так… — растерялся Паша. — Вы же соглашались со мной. Я же предлагал… А в это время…
— Да, в то время как ты разговаривал, твои друзья работали, — сказал директор.
— Ну, за оставшееся время я свою парту сделаю, как… как… картинку! — поклялся Паша. — Все будут приходить смотреть на неё! Вот увидите!
…Вот что мне рассказал редактор стенгазеты.
— Как же он её отремонтировал? — спросил я. — Мне бы очень хотелось посмотреть эту парту.
— Наш класс — в двух шагах, — сказал редактор. — Вон дверь раскрыта.
Мы подошли к двери класса. Все парты одинаково горели в лучах солнца. Даже трудно было сказать сразу — чёрные они или белые. И лишь одна, тусклая и неопрятная, сразу бросалась в глаза.
— Пашина? — спросил я.
— Пшик-парта, — кивнул редактор. — Шикин на ней один и хозяйничает — кому же захочется на такой парте сидеть? Пока ещё Паша храбрится. Что ж, посмотрим…
Три мушкетёра
Песок на сквере ещё не просох — садовники только-только полили цветы и заодно дорожки.
Владик, Генка и Федя встретились, как обычно, возле фонтана.
…Их недаром называли тремя мушкетёрами — ребята старались всегда и везде бывать вместе. Рыжеволосый Генка, загорелый до черноты Владик и белокурый Федя учились в одном классе, жили в одном дворе и все вместе ехали в лагерь — во вторую смену.
В ожидании дня своего отъезда они взяли на себя обязанности дежурных по скверу.
— Мы не должны пускать на сквер хулиганов, — единогласно решили «мушкетёры», — следить за малышами, наводить порядок, следить, чтобы цветы и кустарник были в сохранности.
— Эх, вот ещё бы Глеба к нам, — каждое утро вздыхал Владик. — Ведь мушкетёров-то было четверо, помните? Вот бы мы сыграли в войну!..
Глеб учился в одном классе с тремя друзьями, но держался особняком. Пока «мушкетёры» собирались в лыжный поход, он уже успел раза три сходить на лыжах. Да не просто куда-нибудь поближе, а со взрослыми, далеко. Трое друзей только сообщили на сборе, что они начинают собирать альбом открыток, посвящённых родному городу, а Глеб уже принёс открытки и подарил их октябрятам.
Вот и сейчас — он тоже остался в городе, не поехал в лагерь, но, вместо того чтобы играть с одноклассниками, почему-то всё время проводил на школьной площадке октябрят. Возился с второклассниками, помогал вожатым.
— Подумаешь, Глеб! — отмахнулся Федя. — Нам и втроём хорошо. А он пусть с мелюзгой песочные куличики лепит. Мы и без него тут таких дел наворочаем — все ахнут!
А сегодня, едва отдышавшись, Федя заявил:
— По коням… то есть по шпагам. Нужно срочно вооружиться!
Друзья удивлённо-испуганно поглядели на Федю.
— Только что встретил Толика из автобусного парка, — взволнованно продолжал опоздавший. — Знаете его?
«Мушкетёры» кивнули головой — Толика, живущего на территории автобусного парка, они знали хорошо. Ему завидовали все мальчишки. Ещё бы! Столько шофёров знакомых! Хоть целый день с автобуса не слезай!
— Так вот, идёт Толик мимо нашего дома, а с ним — громадный пёс. Во! — провёл себе по животу Федя. — Нет, выше! Во! Зовут — Мамонт. Рыжий весь, как Генка.
— Но-но, — нахмурился Генка.
— Я же просто так, для примера, — торопливо продолжал Федя. — Толик мне говорит: «Сегодня я моего Мамонта к вам на сквер приведу». Ну, я и побежал к вам…
— Что ж, пусть приводит, — согласился добродушный Генка.
— Как это — приводит? — ужаснулся Федя. — Этот же Мамонт дикий пёс — я сразу понял. У него знаешь какие ненормальные глаза? Он же всех малышей перекусает! Дедушек-бабушек перепугает!
— Да, — согласился Владик. — Пускать его днём нельзя. Пускай гуляет, когда сквер пустой. Ночью. Или рано утром.
— Пусть он только покажется, — воодушевлённо закричал Федя, — мы из этого Мамонта ископаемое сделаем!
— Тогда палки нужно искать, — сказал Генка. — А вдруг этот пёс кусается!
— Я же говорил — нужно вооружаться! — воинственно взмахнул кулаком Федя. — Вперёд, мушкетёры!
Трое друзей разбрелись в поисках оружия.
Через несколько мгновений в трёх местах сквера раздалось три заливистых плача: «мушкетёры» обнаружили необходимые им палки-шпаги у малышей.
Бабушки и дедушки устремились к плачущим, но Владик, Федя и Генка объяснили, что шпаги им нужны для обороны сквера от почти дикой собаки, которая замечена в окрестностях.
Малышей успокоили, а «мушкетёрам» бабушки и дедушки сказали такие слова:
— Следующий раз сами палок не отнимайте, а попросите хорошенько… Надо решать конфликты мирным путём!
— Да я просил, просил, — усмехнулся Генка, — а ваш внучек не понимает. «Это, говорит, не шпага, а лошадь»… Что с него взять? Одним словом — дитя.
Затем «мушкетёры» пристроились возле входа в сквер и, как былинные богатыри на известной картине, начали смотреть каждый в свою сторону.
— Сейчас, говорят, от жары многие собаки бесятся, — равнодушно произнёс Владик.
— Мне папа говорил, — сказал Генка, — что бешеная собака ничего не понимает. Если её гнать — она, наоборот, к тебе бежит. И пена у неё изо рта сыпется…
— Подумаешь! — фыркнул Федя. — Хоть сорок раз бешеная, а я её палкой ка-а-ак вдарю!
— Бобик бежит, — доложил Владик.
«Мушкетёры» обернулись в сторону, откуда бежал Бобик — любимец малышей. Бобик считался самым смирным и ласковым псом во всём квартале. С ним можно было вытворять что угодно: запрягать его в трёхколёсный велосипед, надевать на морду солнцезащитные очки, бросать в фонтан. Да мало ли что ещё придумывали многочисленные Бобкины поклонники.
— Бобик, Бобик, где ты был? — на мотив «Чижика» запел Федя и вдруг испуганно сказал: — Ребята, Бобик какой-то странный сегодня… Бежит вприпрыжку, боком…
— Пена! — прошептал Владик. — Всё лицо у него пенится! Он с ума сошёл!
— Спокойно! — крикнул Федя и, швырнув палку в кусты, перепрыгнул через ограду. — Он бешеный!
И Федя, не оглядываясь, помчался в противоположную от Бобика сторону.
Бобик тявкнул вслед удирающему «мушкетёру» и с галопа перешёл на рысь. Поматывая мордой, с которой клочьями падала пена, он быстро приближался к Генке и Владику.
— У меня чего-то ноги не шевелятся, — плаксиво сказал Владик.
Генка ничего не сказал, а только замахал палкой так отчаянно, что Бобик недоумённо шарахнулся в сторону и уселся невдалеке, с любопытством рассматривая «мушкетёров».
Время от времени Бобик тряс головой, и тогда из его пасти падали на мостовую куски пены.
В такие моменты Генка начинал так быстро вертеть перед собой палкой, что издали казалось, будто у него на животе вырос пропеллер.
Из-за угла дома вышел Глеб с двумя малышами. Октябрята рядом с высоким Глебом выглядели маленькими катерами, сопровождающими громадный морской теплоход.
— Держите Бобика! — закричал Глеб.
— Д-д-д-держим! — проговорил Владик.
— Он бешеный! — крикнул Генка. — У него пена!
Бобик, завидя Глеба с октябрятами, сделал скачок в сторону и помчался со всех четырёх ног вдоль ограды сквера.