В пылу непрекращающихся битв

Со мной всегда мой белокрылый ангел,

Самоотверженно от бед меня хранит

И прикрывает с тыла и на фланге.

В борьбе за праведность с несовершенством мира

Он направляет остриё меча,

И чтоб от страха в жилах кровь не стыла,

Звездою светит путеводной по ночам...

Числу поверженных давно утерян счет,

Из рек кровавых выхожу сухим,

У райских врат апостол Петр ждет,

Но я надежно ангелом храним.

Молитву небу перед боем возношу

На алтаре клинка холодной стали,

В рай проводить те души я прошу,

Чьей кровью он согрет на поле брани.

И как бы гнев не застилал глаза,

И как бы ликом враг мой не был страшен,

Я с легкостью удары отражал,

Перед костлявой был всегда отважен.

Но в тот короткий роковой момент

С мечом в руках стоял лицом я перед

Зеленоглазой ведьмой из легенд,

В которые  особо  и  не  верил.

Короткий выпад, колющий удар,

Кружась, уходит от клинка с успехом,

В объятья угодила, и кинжал

Находит брешь в сияющих доспехах.

В  горячке  боя  сердце  гонит  кровь,

Ее глаза полны печали горькой,

В них тысячи невысказанных слов,

А кровь сквозь пальцы льется струйкой тонкой.

Я видел, как чужие взгляды гаснут,

В них ужас, паника, обида, злость,

Но прежде не задумался ни разу,

Что им в моих глазах увидеть довелось.

Всегда жесток и мрачен юмор смерти,

Она не носит своего лица,

Не ангелы приходят и не черти

В преддверии начала у конца. 

Она вселяет ужас побежденным,

Надевши облик одержавших верх...

Я любовался красотой ее сраженный,

Глаза в глаза, когда мой мир померк...

         ***

Моя душа на яркий свет летела

Под детский смех и трели соловья,

Но что-то сердце сильно так болело,

Хотя нет сердца больше у меня.

В сиянии апостол мне явился,

Свет ярок как полярная звезда,

Но в ведьму рыжую, растаяв, обратился,

И на меня глядят зеленые глаза.

— Очнулся? Ты на солнце не смотри,

Не то в очах твоих растают льдинки.

Ну, отдыхай, а мне пора идти...

Прости, что верх за мной остался в поединке.

Давя в гортани словом тошноту,

Ей в спину прохрипел:

— До скорой встречи!

С улыбкой обернулась на ходу:

— Что ж дожидайся, буду здесь под вечер.

И я упал в зеленую траву,

Сквозь листья глядя в небо голубое,

Под сердцем шрам нащупал на боку,

Боль уступала рубежи покою.

Я к вечеру вконец восстановился

И к бою был готов как никогда.

Размялся, по привычке помолился,

Но не хотел ей причинять вреда.

Шумели голоса, нес запах ветер,

Готовили похлебку над огнем,

А я хотел лишь одного на свете —

Остаться с ней наедине, вдвоем.

И я не мог решить, что делать дальше:

Убить её или просить любви,

А на поляну, в стороне, из чащи

Мальчишка вышел перемазанный в крови.

Мы сели каждый на своём краю поляны,

Чтоб в одиночестве друг другу не мешать.

Я думал о глазах зеленых странных,

И как могли они околдовать.

Рядились трое, чья же сталь надежней,

Но на поляне спор их приумолк...

Людей всё больше подходило осторожно,

Вступая в молчаливо-нервный полк.

Тянулось время медленно к закату,

Неукротимо общество росло,

Росло и умножалось многократно,

И что-то нерешительно ждало.

Она взлетела на валун как кошка,

Там сверху возвышаясь над толпой,

Уселась, под себя поджавши ножки,

И речь её с начала первой строчки

Была усилена звенящей тишиной.

— Мы не друзья, но мы и не враги,

Что было, пусть уносит день вчерашний.

У вас три дня, чтоб выбрать вы могли,

Как жизнь свою потратить не напрасно. 

К тому моменту выйдем мы к реке,

По ней легко добраться можно в город,

Решайте сами, что вам по душе,

И кто вам в этой жизни больше дорог.

Она покинула природный пьедестал,

И расступался перед ней народ,

Я в молчаливом ожидании стоял,

Ведь не случайно на меня она идет.

— Ну что, отважный рыцарь, ты не против

Продолжить наш с тобою разговор?

Взяла меня под руку при народе—

Пойдем, коль не боишься, в мой шатер.

Обычная палатка, без охраны,

Чуть может больше чем у остальных,

На встречу вышло несколько служанок,

Измученных, усталых, молодых.

Внутри все по-спартански просто:

Два стула, стол и на полу постель,

Две свечки на столе рыдают воском,

Вино, немного фруктов и форель.

— Свидание второе предлагаю

Нам провести без лязганья клинков,

На скромный ужин, рыцарь, приглашаю,

Ты, верно, съесть быка сейчас готов.

И я не стал притворно отпираться,

Складной стул подо мною заскрипел,

Глазам кошачьим я не мог сопротивляться,

Я в них как в омут пламенный глядел.

— А у тебя завидный аппетит,

Что, впрочем, и не удивительно...

— Пусть Госпожа манеры мне простит,

Прекрасный стол и ужин восхитительный!!!

Я воин, и порой в походе

Приходится есть на ходу в строю,

Быть может, я не слишком благороден,

Но то, что думаю, то я и говорю.

— А я не госпожа, не из принцесс,

И церемонии мне вовсе ни к чему.

Скажи, зачем с мечом наперевес

Пришел в мою свободную страну?

— Свет знания во тьму заблудших душ

Несем под ликом истинного бога.

Она лишь усмехнулась:

— Это чушь,

В крови и жадности нет ничего святого.

Не торопись сжимать до боли кулаки

И гневно прожигать меня очами,

Свет истины оставил угольки

В местах, что раньше звались деревнями.

Ну, кто сказал, что мы живем без веры?

И ваша лучше, кто решил? Скажи.

Вы в бой идете с криком "На неверных",

Пуская в дело стрелы и ножи.

Как мертвого заставить можно верить?

А выжившие, смогут ли они

В своих сердцах всю жизнь неся потери,

Молиться, в землю близких схоронив  ? 

О нет, мой друг, тебя не обвиняю,

Ты воин, мало в том твоей вины.

Вина на тех, кем жадность управляет,

Не души — земли, деньги им нужны...

Слова сочились как вода в песок,

Глаза прикрыл, день этот слишком долог,

Стряхнул дремоту: мрак и одинок

Лишь у палатки колыхнулся полог.

Крадусь за нею по-кошачьи тайно,

Лесной тропинкой, не боясь, одна

Она шла к озеру с водой хрустальной,

Где свет разлила полная луна.

Застыв на берегу, шепталась с небом

Молилась, колдовала... не пойму.

Я прятался в кустах колючих слева...

Она в сиянье лунном королевой