Саймон прижал левую руку противника к его телу и, ни на миг не ослабляя своей хватки, одновременно держал его за правую руку, сжимая ее с такой силой, что этого разбойника всего перекосило от боли, когда он сделал попытку вырваться. Улучив момент, Саймон резко вывернул запястье своего врага, и кинжал глухо стукнулся о землю. У малого вырвался из глотки стон, когда Саймон отпустил его правую руку, теперь уже безопасную. Несмотря на сильную боль в вывихнутом запястье, парень не унимался, помня о драгоценном для него кожаном кошельке. Он снова полез в драку, но был встречен сокрушительным ударом в челюсть. Взмахнув неповрежденной рукой и пошатнувшись, он грузно опустился наземь. Саймон мгновенно подскочил к нему и прижал к земле, придавив его грудь коленом, Детина снова застонал и сделал судорожную попытку сбросить Саймона, но тот сохранил свое превосходство, железной хваткой держа врага за горло. Свободной рукой Саймон вытащил свисток из ворота своей накидки и трижды свистнул. Обернувшись через плечо, он взглянул на служанку, которая съежилась возле своего ведра и плакала, спрятав лицо в ладони.

– Не распускай нюни! – прикрикнул на нее Саймон, – и принеси мне вон тот кошелек, видишь?

Она встрепенулась, запричитала:

– О, сэр, вы… ох! Вы… вы убили его?

– Нет. Не мели вздор, а лучше делай то, что я сказал.

Но она по‑прежнему не смела сдвинуться с места и не отнимала рук от лица.

– Ты слышишь меня, девушка? – спросил Саймон, смягчив свой голос.

Был бы тут сейчас его сквайр, он вздрогнул бы, услышав этот мягкий голос своего патрона.

Девушка медленно выпрямилась, нетвердо ступая, подошла к кожаному кошельку и, вся дрожа от страха, отдала его Саймону, а сама сразу же отпрянула назад. Поверженный наземь детина отчаянно пытался освободиться, но силы его иссякли, а одна рука и вовсе не действовала. Удерживая его одной правой, Саймон левой рукой успел еще запихнуть кошелек в свой пояс.

В лесу послышались шаги приближающегося человека. Потом где‑то совсем рядом раздался громкий крик Роджера:

– Сэр! Где вы? Сэр!

– Я здесь! – отозвался Саймон. – Иди по тропинке, что ведет прямо к ручью.

Шаги Роджера стали еще слышнее, и вот из‑за поворота показался он сам, почти бегущий на зов своего патрона. При виде открывшегося ему зрелища Роджер от неожиданности застыл на месте, удивленно тараща глаза на Саймона.

– Ступай и принеси веревку, – приказал ему Саймон. – Поторопись. И никому ни слова.

Успев еще изумленно взглянуть на всхлипывающую служанку, Роджер помчался обратно и быстро вернулся с толстым мотком веревки (веревка была одним из тех предметов, которые Саймон всякий раз брал с собой в дорогу на случай встречи с грабителями). Этой веревкой Саймон и Роджер умело и надежно связали стонавшего и бранившегося верзилу.

Саймон крепко затянул последний узел и поднялся на ноги. Достав кожаный кошелек из своего пояса, он принялся развязывать его.

– Милорд, милорд, там ничего стоящего, клянусь. Несколько писем от моей подружки – и все! Во имя Господа – не надо! – в панике взвился связанный пленник.

Саймон не обратил внимания на эти вопли и вынул из сумки несколько запечатанных пакетов. Когда он осмотрел печати, взгляд его стал суров и не предвещал ничего хорошего человеку, лежавшему у его ног. За этими печатями, по всей вероятности, было какое‑то известие об умершем короле Ричарде Втором, за которого сражался Глендовер и погиб Хотспур. Первый пакет был адресован барону, жившему менее чем в десяти милях от Монтлиса. Саймон xopoшo знал этого человека. Остальные пакеты предназначались дворянам, жившим в Норфолке и в Кэмбридже.

Без малейшего колебания Саймон вскрыл один пакет и расправил хрустящие листы пергамента. Письмо было написано изысканным слогом и заверяло милорда барона Кроубурга, истинного приверженца законного короля Ричарда Милостью Божией, недавно укрывшегося в Шотландии, что вопреки лживым слухам о его смерти, распространяемым узурпатором Генри Болинброком, называющим себя королем Англии Генрихом Четвертым, король Ричард жив и намерен вскоре объявиться и созвать на свою сторону всех, кто остался верен и предан ему, чтобы свергнуть нечестивого Болинброка и его сына Генри Монмута. И ко всему этому пишущий эти строки заверяет, что видел благословенного короля Ричарда и говорил с ним, а кому, как не ему, пишущему эти строки, лучше знать короля, во время правления которого пишущий эти строки был постельничим у короля. А если милорд барон и теперь сомневается и не< нает, где правда, а где ложь, пусть внимательно осмотрит печать на этом пергаменте и тогда милорд барон, несомненно, должен будет признать, что это собственная печать короля Ричарда. И так далее в том же духе, а внизу стояла подпись «Сэрл», и, судя по дате, написано это письмо было месяц назад. Ниже первой подписи стояла еще одна. Тщательно рассмотрев ее, Саймон удостоверился, что эти каракули означают «Ричард Р».

Саймон аккуратно сложил это послание и вместе с другими вложил обратно в сумку, которую спрятал в своей накидке. В постоянных разъездах Саймону уже доводилось то там, то тут слышать какие‑то отрывочные сведения о недавнем пребывании короля Ричарда Второго в Шотландии, где он, имея в своем распоряжении большие силы, состоявшие из французов и шотландцев, выжидал удобного момента, чтобы перейти границу. Саймон не обращал внимания на эти россказни и слухи, считая их досужими вымыслами черни, но это письмо означало, что за слухами скрывается нечто большее. Саймон понял, что напал на след настоящего заговора, и вот уже глаза его загорелись огнем от осознания всей важности сделанного открытия. Он обернулся и кивком головы подозвал к себе Роджера, пытавшегося успокоить молоденькую служанку.

– Помоги‑ка мне дотащить это отребье обратно в трактир. Оставь девчонку в покое. Пусть плачет в свое удовольствие, ничего страшного с ней не случится.

Роджер, слегка угрюмый на вид, подошел и взял за ноги впавшего в беспамятство связанного верзилы. Саймон поднял ношу с другого конца, и они отправились с нею в трактир, а девица замыкала шествие и всю дорогу громко всхлипывала.

Свой груз они сложили возле кухонной двери, и Саймон пошел искать трактирщика. Найдя, он отвел его в сторонку, чтобы никто больше их не слышал, и осторожно завел с трактирщиком разговор.

– Когда приехал тот человек, о котором вы мне говорили? – спросил Саймон.

Трактирщик удивленно уставился на Саймона.

– К‑к‑какой ч‑человек, Ваша честь? Ах, этот! Извините! За час до приезда вашей чести.

– Что вы знаете о нем?

Глаза трактирщика тревожно забегали.

– Я… я никогда раньше в глаза его не видел ваша милость.

К своему ужасу трактирщик счел, что Саймон смотрит на него слишком уж пристально и проницательно. Волнуясь, трактирщик воровато оглядывался назад.

Саймон кивнул.

– Это правда, я думаю.

– Видит Бог, правда, сэр! Зачем бы…

– Я связал этого ублюдка в лесу, – жестко сказал Саймон. – Вы дали пристанище изменнику, может быть, сами того не зная.

Глаза трактирщика готовы были, кажется, выскочить из глазниц.

– Из‑из‑изменник? Сэр! Честное слово, милорд, я ничего не знаю об этом человеке! Клянусь Святым Распятием, сэр! Спросите кого хотите вокруг, и все скажут вам, что нет здесь более преданного слуги короля, чем…

– Да, возможно, – холодно прервал его Саймон. – Если будете делать все, как я вам скажу, я поверю в вашу безупречную честность, откажетесь или ослушаетесь – мой долг сообщить, что вы укрывали у себя опасного государственного преступника.

Трактирщик всплеснул коротенькими пухлыми ручонками.

– О, милорд, я сделаю все, что вам угодно. Изменник в моем доме! О, горе мне, что я родился под несчастливой звездой! Перед самым моим рождением было предсказание…

– Придержите язык, любезный! Есть ли у вас надежное место, чтобы запереть там этого человека?

Хозяин радостно хлопнул себя ладонью по лбу:

– Есть ли? Ну конечно есть, над конюшней, на чердаке! Попасть туда можно только через люк, а крыша – прочнее некуда, ваша милость!