– А я говорю, что ты еще слишком неопытен, – ответил Фалк. – Саймон – вот кого я возьму с собой.

Потом, видя, что Алан готов, кажется, полететь вслед за ним, Филк смягчился, стараясь унять гнев своего сына и загладить причиненную ему обиду.

– Нет‑нет, Алан, успокойся. Я не хотел тебя обидеть. Ты еще слишком молод для трудного похода, зато сумеешь заменить меня.

– На это я скажу тебе…

Фалк вдруг обрушил свой кулак на стол с такой силой, что доски чуть не проломились от удара.

– Придержи язык! Что я сказал, то сказал! И сядь на место.

Алан, нахмурясь, снова уселся в кресло и нахохлился. Удовлетворенный тем, что Алан подчинился и молчит, Фалк опять обратился к Саймону.

– Смотри, Саймон, я могу выставить шесть двадцаток пехоты и восемь двадцаток лучников под началом Фрэнсиса Дэллея. Есть еще люди Джона и Винсента, а это не так уж мало, мой дорогой! И ты пойдешь со мной и вкусишь радость войны. Что, ость шанс повеселиться?

– Еще бы! – сказал Саймон, светясь улыбкой. – Каким путем мы пойдем?

Больше часа они обсуждали разные маршруты, и Алан начал тем временем позевывать и беспокойно ерзать в кресле.

– Я намерен идти через Нортгемптон и Уорик! – настаивал Фалк.

– И таким образом вы впустую потратите время, – возражал Саймон. – Нам лучше идти через Луттерворт и Тамфорт или Лихфельд.

– А я говорю – нет! Кто может сказать, в каком состоянии дороги на этом пути, безмозглый мальчишка?

– Гонец от короля скакал через Лихфельд, сэр, – заметил Саймон как будто бы между прочим. – Он не жаловался на состояние дорог.

– Хорошо, я подумаю над этим, – ворчливо согласился Фалк. – Хотспур идет маршем в направлении на Честер, так что мы должны избрать самую быструю дорогу, – и Фалк встал со своего кресла. – А теперь сообщим обо всем миледи, – сказал он и как‑то неуверенно и досадливо подергал себя за бороду.

Единственным живым существом в замке, перед которым Фалк при всем его упрямстве и гордости преклонялся и готов был стоять на коленях, была миледи, женщина вовсе не властная, а добрая и кроткая. И вот теперь Фалк медленно и чуть ли не робко взошел по лестнице в ее покои, оставив Алана и Саймона одних.

Алан наклонился вниз, чтобы приласкать гончую, улегшуюся у его ног.

– Везет тебе, Саймон, – сказал он.

– Тебе не надо идти с нами, – ответил Саймон. – К чему тебе эти войны?

– Как я скажу потом, если спросят, что не участвовал ни в одной битве?

– Не притворяйся, – с грубой прямотой возразил Саймон. – Здесь ты будешь куда счастливей со своими дамами сердца.

Алан сначала молча поглаживал собаку, потом оставил ее и откинулся на спинку кресла.

– Надо же мне когда‑то заслужить свои шпоры, – сказал он. – Так почему бы не сейчас?

– Будет еще время, – ответил Саймон. – А сейчас нам предстоят скучные форсированные марши по непролазной грязи. Ты слишком утомишься, пока дойдешь до Шрюсбери.

Алан задумчиво смотрел на Саймона.

– Ты старше меня всего лишь на год, – сказал он. – Или ты сделан из железа?

– Была бы у тебя такая жизнь, как у меня с самого рождения, ты тоже был бы железный.

– Или не выжил бы, – улыбнулся Алан.

– Возможно. Куда направляется гонец отсюда?

– К Грэймэну, а оттуда он помчится к барону Ширли. У Мэлвэллета он был два дня назад. Король обратился ко всем верным ему вассалам. Я думаю, мы победим Перси?

– С Божьей помощью, – ответил Саймон.

– Да, конечно, с Божьей помощью. Справедливость должна восторжествовать.

– В таком случае, – сухо сказал Саймон, – Хотспур тоже не откажется от победы.

У Алана от удивления расширились глаза.

– Саймон! Король… король – есть король!

– Ричард тоже был король, – возразил на это Саймон.

Алан казался растерянным.

– Но, Саймон, разве ты сомневаешься в том… в том, что победа должна быть за теми, кто прав?

– Нет, – сказал Саймон, сопровождая свой ответ коротким резким смехом. – Победят сила и военное искусство. А что еще?

– Саймон, я в ужасе! Отец Питер говорит… говорит… – промямлил Алан в замешательстве, не решаясь продолжать.

Саймон вопросительно взглянул на него.

– И что же говорит наш досточтимый пастор?

– Что ты в душе… безбожник.

Саймон снова засмеялся, но теперь в его смехе явно слышались сардонические нотки.

– Когда это он так сказал? Я что – не посещаю мессу, не хожу на исповедь?

– Да, но иногда ты говоришь такое… Пастор Питер говорил о тебе с милордом…

Теперь Саймон улыбался так, что его глаза сузились в щелки.

– А что ответил милорд?

– О, отец сказал, не обращайте внимания, Саймон славный малый…

– Я так и думал. Не волнуйся, Алан, я не еретик.

Алан вскочил, возмущенный.

– Саймон, я этого не думал! И пастор Питер тоже… тоже нет.

– А если даже? Ну и что? – насмешничал Саймон. – Вот уж не думал, что я похож на бродягу.

– О, нет, нет! – воскликнул Алан и еще больше удивился, услышав смех Саймона.

Три дня спустя Фалк выступил из Монтлиса со своим отрядом и начал трудный марш в направлении Шрюсбери. Непролазная грязь замедлила передвижение настолько, что в Шрюсбери они прибыли лишь в конце недели, на день раньше самого короля, который поспешно перебрасывал сюда свое войско между приближающимся Хотспуром и принцем.

Частицу своего отряда Фалк потерял на марше, но эти потери были совсем невелики, и Фалк в не свойственном ему философическом тоне отметил, что, если все, кто слаб, отсеются до прихода в Шрюсбери, это будет только на пользу дела. Теперь, когда он был весь поглощен активной деятельностью, раздражительность Фалка исчезла, и он приятно удивлял Саймона хорошим настроением и тем, как терпеливо и настойчиво подбадривал своих людей. Его задор и воодушевление действовали на подчиненных заразительно, и немногочисленное войско Фалка, подошедшее в конце этой утомительной недели к воротам Шрюсбери, сохранило бодрость духа. Их встретили по‑королевски и отлично разместили на постой. Не прошло и часа после их прибытия, как принц Уэльский прислал милорду Фалку приказ срочно явиться. Фалк отправился к принцу в сопровождении лишь одного сквайра и спешил ко двору принца Генриха во весь опор. Ожидая, пока Фалк выйдет от принца после аудиенции, Саймон впервые повстречал здесь своего единокровного брата Джеффри Мэлвэллета.

Джеффри прибыл в Шрюсбери меньше чем за сутки до Монтлиса, возглавив своих солдат вместо заболевшего отца. Саймон сразу распознал его по сходству с Мэлвэллетом‑старшим.

Джеффри прохаживался по просторному залу штаб‑квартиры принца. Слоняясь туда‑сюда мимо Саймона и небрежно поглядывая через плечо на незнакомца, он несколько удивился тому, что стал объектом пронизывающего взгляда, устремленного на него из‑под густых, нависших над глазами бровей. Чуть придержав шаг, он ответил на взгляд Саймона с высоты своего превосходства в росте на два дюйма.

Мэлвэллет‑младший был довольно красивый молодой человек лет девятнадцати отроду, столь же темноволосый, сколь Саймон был белокурый, но форма лба и зелено‑синие глаза у них были одинаковые. Вот только выражение этих глаз не совпадало. Холодные глаза Саймона на лице Джеффри оказывались искристо‑веселыми. Отличались и очертаниями губ: Саймону была присуща твердая их складка, а мягкий рисунок губ Джеффри выдавал в нем любителя посмеяться. В данный момент губы Джеффри выражали непритворную, открытую доброжелательность. И глаза его блестели веселым блеском.

– В чем дело, мой юный задира? – спросил он. – И отчего вы так хмуры? Или вам не нравится, какой у меня цвет лица?

Саймон приблизился к Джеффри, и тот узрел красный и золотой цвет его одежды. Улыбка медленно сошла с лица Джеффри.

– Ах, вот оно что! Птенец из гнезда Монтлиса, – сказал он, уже готовый отвернуться.

– Нет, – сказал Саймон. – Не только. Кое‑кто еще.

Мэлвэллет спокойно смерил Саймона взглядом.

– Так кто же вы, сэр Бас?

– Никто, сэр Джеффри.

– Так я и думал! – потешался над Саймоном Джеффри. – Вы уж смотрите не бросьте на меня еще один такой неожиданный взгляд, а то вдруг окажется, что я человек горячий.