Арбенин поднялся со стула.

– Что ж. Придется найти более ловкого детектива.

И он направился к двери.

– Не забудьте расплатиться со мной, – спокойно, в спину ему заметил детектив, продолжая стоять, где стоял, возле окна.

Арбенин на ходу вынул из кармана полторы сотни долларов, бросил на постель.

Он быстро спустился вниз и, раздражаясь видом третьеразрядного вестибюля, обрюзгшей женщины у стойки, лениво дремлющего негра со скрещенными на груди руками, в скверном настроении вышел из гостиницы. На улице, в стороне от гостиничного выхода, его поджидал открытый частный автомобиль. За рулем сидел, читал русскоязычную газету его секретарь, на котором прошедшие годы и потрясения оставили более явственные отметины, чем на Арбенине, – виски покрыла седина, проседь пробивалась и в длинных волосах. Арбенин сел рядом, и он отложил газету. Хозяин был явно не в духе, и секретарь ни о чём не выспрашивал, завёл двигатель.

Минут через десять самодвижущаяся повозка свернула за угол и въехала в русский квартал города.

– Его надо остановить любой ценой, – за всю поездку только здесь высказался Арбенин. – Этой встречи завтра не должно произойти.

Тем же вечером, в больше других политизированный ресторан многочисленной русской колонии в Сан‑Франциско вошли четверо в штатском: трое по выправке были военными, двое из молодыми. Один из молодых военных скоро зашел первым, за ним следом появился высокий генерал, далее показался Арбенин с тростью в руке, и замыкал их появление второй молодой человек. Ресторан был полон: в искусственном полумраке сидящие за круглыми столиками мужчины и женщины с каким‑то болезненным напряжением внимали пению стройной актрисы, которая стояла под неярким освещением в темно‑синем с блесками платье. Пела она хорошо поставленным голосом о глубоко прочувствованном переживании, о том, чего уже не возвратить. Офицеры в ресторане были в кителях без погон; при виде вновь зашедших некоторые не шумно, не разрушая царящую атмосферу, поднялись в приветствии. Но подтянутый и с красивой проседью в тёмных волосах генерал или привычно не замечал этого, или не хотел показывать, что стесняется своей штатской одежды. Все четверо прошли между столиками к тяжелым бархатным портьерам, за которыми был прямой вход в отдельный кабинет, и там генерала остановил хозяин ресторана, что‑то заговорил ему на ухо.

В смежной с кабинетом генерала проходной комнатке, которая была похожа и на игровой зал и на приемную, играли в преферанс. Оба стола были накрыты зеленым сукном не первой свежести и сдвинуты к свету абажура с двумя горящими лампами. Среди игроков за столами белой вороной выделялся мужчина в гражданском костюме, он сидел спиной к двери кабинета; остальные были русскими офицерами. Только один из восьмерых офицеров не участвовал в игре. Правый рукав его рубашки ниже обрубка руки был аккуратно завернут и булавкой сквозь манжету приколот на предплечье. Стул он придвинул к стулу своего товарища, сидел у того за плечом и нервно курил, безмолвно сопереживал при раскладе карт.

Единственным гражданским был Шуйцев. Он выглядел старше своих лет; многие из тех, кто знал его раньше, не сразу догадались бы, кто перед ними. Держался он с независимостью богатого человека, который сам добился нынешнего положения и давно привык управлять своими страстями. Пиджак летнего дорогого костюма висел на спинке стула, и золотые с бриллиантами запонки небрежно скрепляли манжеты белоснежной шёлковой рубашки. Он протянул руку к угловой полке, вынул из шкатулки новую колоду карт, сорвал с нее обертку и принялся метать, ловко и быстро, выказывая значительный прежний опыт. Играющие с ним разобрали свои карты.

– Почему богатым так везет и в картах? – с едва сдерживаемым раздражением заметил сидящий от него слева молодой красавец брюнет, явно недовольный тем, что опять получил на руки.

– Не завидуйте, – холодно сказал Шуйцев. – Пусть вас утешит чужой опыт – не всем богатым везет в любви.

Игра прервалась, когда в комнату по‑хозяйски вышли из кабинета генерал и Арбенин. Сопровождающие генерала молодые люди застыли в дверях, и стало видно, что за поясами у них были скрытые одеждой пистолеты. Как своего человека, они пропустили бледнолицего секретаря Арбенина, который проскользнул следом за хозяином. Арбенин и его секретарь делали вид, что не узнают Шуйцева, в то время как тот, казалось, не замечал их вовсе. Отложив карты, игроки офицеры поднялись в приветствии, некоторые застегнули пуговицы кителей. Генерал лишь кивнул им. Поздоровался он только с Шуйцевым, который тоже встал со стула, и задержал его ладонь в своей руке.

– Господин Михайлов, – с достоинством бойца за выше, чем личные, интересы обратился к нему генерал, – я надеюсь на вашу финансовую поддержку нашей святой борьбе.

– Она не проиграна, генерал? – спокойно сказал Шуйцев.

– Нет, – резко ответил генерал, отпуская его ладонь.

– Простите, генерал. Кажется, Наполеон заметил: миром управляют сабля и разум, но в конечном счете всегда побеждает разум. Пока я слышу одно бряцание сабли. Есть ли у вас программа? Пусть ошибочная, но убедительная, которая может объединять здоровые силы в русском обществе? Я ее не вижу. Я не вижу на вашей стороне достойного поддержки вождя...

Вокруг него нарастал холод отчуждения.

– Программа?! – вспыхнул нервный, с обрубком правой руки офицер. – Это ожидовленное быдло взбесилось, его надо пороть и вешать! Вот программа! Для его же блага пороть! Иначе оно истребит себя!

– Простите, генерал, – спокойно продолжил Шуйцев. – Для делового человека это даже не смешно.

– Денег вы не дадите? – уже нелюбезно сказал генерал.

– Не люблю проигрывать. Я выпишу чек только на имя одаренного вождя, способного мыслить убедительными программами.

Генерал холодно направился в свой кабинет. За ним последовал и Арбенин, но прежде, чем скрыться в нём, оглянулся на своего секретаря. Секретарь быстро отступил от стула с пиджаком Щуйцев, едва заметно кивнул ему выделяющимся в полумраке бледным лицом.

Как только дверь кабинета за Арбениным закрылась, Шуйцев сел на место, взял свои карты.

– Продолжим господа, – предложил он. – Самый скверный порок – не заканчивать начатое дело и начатую игру.

– Надо закончить, господа! – сказал старший по возрасту и по званию офицер из игроков за одним столом с Шуйцевым. К нему все обращались: "господин подполковник".

Его нехотя послушались; как и за соседним столом, снова расселись по своим местам.

– У меня крапленая карта! – внезапно воскликнул красивый молодой брюнет, который сидел под левую руку от Шуйцева.

Подполковник взял у него карту, внимательно осмотрел. Сомнений не было, карта была крапленой. За другим столом игра тоже прервалась.

– Эти новые карты, – обратился подполковник к Шуйцеву, – покупали вы. И раздачу провели тоже вы. – Он поднялся. – Прошу сидеть! Позвольте осмотреть ваши карманы.

За спиной Шуйцева быстро встали другие офицеры, готовые предупредить его возможное сопротивление. Но он не сопротивлялся. В кармане его пиджака, который висел на спинке стула, обнаружили двух крапленых тузов.

– Вы мошенник! – воскликнул молодой красавец брюнет.

Шуйцев посмотрел на него, ответил не сразу и с холодным достоинством, которое произвело впечатление.

– Ещё никто не имел оснований обвинять меня в шулерстве. В том числе здесь. Я, например, могу полагать, эти карты подсунули мне вы. – И не обращая внимания на то, что брюнета с трудом удержали товарищи, продолжил. – Если не обнаружится иных доказательств, вам придётся извиниться. Иначе у меня право выбрать оружие и место. – Он поднялся. – Я пришлю своего секунданта.

– Вот так и становятся богатыми. Даже за счет тех, кто проливал кровь за несчастную родину, – высказался офицер за другим столом.

– Я всегда к вашим услугам, господа, – Шуйцев слегка поклонился и направился к выходу.

– Вы, надеюсь, понимаете, вам больше не место в нашей среде, – громко сказал ему в спину подполковник. И объявил игрокам за своим столом. – Выигрыш господина Михайлова аннулируется.