– Думаю, да. – Иезуит кивнул в подтверждение тихо произнесённым словам и посмотрел через оконце на дом губернатора. – Но мы, кажется, приехали.

Кучер то ли услышал его, то ли догадался сам, взмахнул вожжами над двумя парами серых иноходцев, и карета осторожно выехала из улицы, повернулась и подкатила к парадному входу жилого губернаторского здания, ставшего предметом возбуждённого любопытства многоголовой толпы.

Погружённая во мрак приёмная комната средних размеров доказывала, что гадание может быть прибыльным и почитаемым занятием, если его обставить должным образом. Плотно задёрнутые занавеси из чёрного бархата полностью скрывали единственное окно, а бледные огни свечей и светильников, казалось, никогда не позволяли дневному свету проникать в этот дорогой притон испанской цыганки, смуглой, худой и чернявой, по внешности сущей ведьмы. Во всём преобладал чёрный цвет, создавая потустороннее и тревожное настроение ожидания сверхъестественного откровения. Два черепа осклабились на полке; рядом с ними утробно бормотала колба, бурая жидкость в ней неспокойно бурлила, курилась рыжим дымом.

Вокруг круглого стола посреди комнаты нагловатым чёртом вальяжно расхаживал необычно большой чёрный кот. Глаза его горели фосфорическим зелёно‑золотым сиянием, вспыхивали глубинами мрачных бездн, производя неизгладимое впечатление на беспокойную и бледную особу в траурном платье, которая нуждалась в помощи ведуньи. Руки обеих женщин лежали на столе поверх потёртого чёрного бархата, и скрюченные, будто сучья, тёмные пальцы закрывшей веки гадалки медленно ползли, точно когти кошки к мыши, к нервно вздрагивающим белым пальцам молодой особы. Из влажно поблескивающих голубых глаз посетительницы как‑то обречённо скатились прозрачные слезинки.

– Когда погиб твой муж? – глухо потребовала ответа гадалка, отчего особа вздрогнула всем своим хрупким существом.

– Мне надо с ним посоветоваться, – дрожащим, будто осенний лист на ледяном ветру, высоким голосом начала она скоро выговаривать слова, объяснять причину своей нужды в помощи ведьмы. – Стоит ли мне ... – она запнулась, потупилась, краска милого смущения появилась на её припухлых щеках, – снова выходить замуж?

– Когда он погиб? – нетерпеливо повторила гадалка, будто уже стояла у врат в преисподнюю.

– Год назад, – нервно сглотнув, отозвалась посетительница. – Семнадцатого...

– Не надо дат, – резко прервала её цыганка.

Веки её приоткрылись, мутные чёрные зрачки закатились, голова начала медленно раскачиваться невидимыми волнами из стороны в сторону.

– Вижу, – наконец пробормотала она. – Вижу. – Она на минуту сосредоточенно примолкла и вдруг заговорила громче. – Вырвись из второго потустороннего круга, явись!

Внезапно широко раскрыла глаза, муть в них пропала. Она пронзительно, будто удав в зайца, уставилась в молодую вдову, отчего та слабо и обречённо взвизгнула.

Бархатная чёрная занавесь над входом бесшумно всколыхнулась, и обе женщины вскочили, одна в злом изумлении, другая в ужасе, прикрывая рот тонкой узорчатой перчаткой. В комнате тенью появился молодой мужчина, лицо его было скрыто шарфом и широкой тёмной шляпой, красные отсветы пламени свечей пробежали по стенам и потолку от его обнажённой шпаги.

– М‑М‑я‑я‑у‑у!! – выгнув спину, ощетинился и взвыл кот.

– Это он! – выдохнула вдова и упала бы без чувств, если бы молодой человек не подхватил её.

2. Шведский сановник и польская графиня

Вечернее зарево подпалило облака, красноватыми пятнами расцвечивало рижскую пристань, облепившие её многомачтовые торговые и военные корабли с разными флагами, челны и судёнышки. Военные корабли были только шведскими. Они застыли в ряд строгим порядком в удалении от торговых, гордо подтверждая своим присутствием безраздельную власть короля Швеции, хозяина и распорядителя прав и обязанностей города и всего края.

Ливонский край был главной хлебной житницей Швеции. Но владение им позволяло шведскому королю владычествовать и в Балтийском море, так как в крае имелись удобные устья и заливы под военно‑морские стоянки для большого флота. И самая удачная по своему расположению была стоянка у Рижской крепости в низовьях Западной Двины. Из неё можно было быстро перебрасывать значительные войска ко всем берегам, снабжать их по морю, чтобы использовать для угроз русским, польским и прусским границам. Благодаря владению Ливонским краем Швеция процветала, по своему произволу облагая морскую торговлю по всей Балтике значительной пошлиной.

Алое мерцание лениво играло на серой ряби полноводной вблизи своего устья реки, когда капитан Лёвенхаупт в одеянии пастора проходил бревенчатым настилом мимо военных кораблей, как будто огромные сторожевые псы, привязанных толстыми канатами к причальным балкам. Он направлялся к самому дальнему, который прибыл туда за три дня до этого вечера. Приблизившись к нему, он с нарочитой небрежностью осмотрелся, не заметил ничего подозрительного и по скрипучему трапу быстро поднялся на палубу. Дежурный офицер пристально глянул в его лицо, не сказал ни слова, пропустил к высокой кормовой надстройке.

Как крыса в норе, шустро скрывшись за дверью надстройки, Лёвенхаупт оказался в освещённом подвесным светильником узком проходе. Увидел нужную дверцу слева прохода и предупредительно, одними пальцами постучал. И сразу же был впущен переступить через порог навстречу обращённому к реке оконцу, через которое в гостевую каюту проникали отсветы зарева западного небосвода, чтобы рассеиваться в её недавно проветренном воздухе. Каюта была небольшой, но изысканно обставленной удобной мебелью. На боковых стенах висели картины французской школы в золочёных рамках, с ними соседствовал навесной шкафчик из красного дерева. В этой каюте Лёвенхаупта ждали.

– Капитан Лёвенхаупт! – вытягиваясь, громко объявил он о своём приходе.

Пресыщенный жизнью и скучающий от отсутствия новизны впечатлений, ещё крепкий, с редкой сединой в каштановых волосах мужчина лет пятидесяти, в дорогой красочной одежде придворного советника и знатного вельможи короля, поморщился, опустился на прибитый к полу мягкий диван и, будто изучал, бегло осмотрел капитана проницательными, умными глазами.

– Хорошо, что не Ослиная голова, – пробормотал он себе под нос, на свой лад обыграв "львиноголовую" фамилию капитана. И громко, приветливо полюбопытствовал: – Так что там произошло?

– В доме губернатора мы не смогли его схватить, – доложил Лёвенхаупт.

Сановник опять поморщился, то ли от неприятного известия, то ли от громкого чеканного голоса капитана, нелепого у человека в пасторском одеянии.

– Трое ранено, у одного выбиты зубы, – насмешливо поздравил он докладчика. – Кроме того – и это самое неприятное, граф Делагади справедливо требует от правительства возмещения ущерба за тот разгром, которому подвергся его дом. Он прав. Правительство должно расплачиваться за просчёты своих офицеров.

– Кто же ожидал, что этот шпион так ловок? – попытался возражать Лёвенхаупт, пожимая широкими плечами.

Но столичная шишка небрежно остановил его властным жестом правой руки.

– Капитан. Мне придётся разъяснить вам суть происходящего, чтобы в следующий раз вы готовились к любым неожиданностям. Мы живём в середине семнадцатого века, а не в конце прошлого, когда шведы в этой части Европы были всесильны. К тому же на польской Украине запылал пожар религиозной войны. Подобный пожар в прошлом столетии уничтожил Священную Римскую империю немцев. Как вы должны помнить, благодаря этому обстоятельству и Великой Смуте в Московском царстве Швеция и стала тем, чем сейчас является. По всем признакам польское государство повторяет путь империи немцев, слабеет и постепенно идёт к катастрофе.

Он прервал себя, чтобы дать возможность сосредоточенно выслушивающему его поучение собеседнику поспевать за ходом своих рассуждений.

– Так вот, капитан. Равновесие сил четырёх соседних держав Восточной Европы сейчас нарушено, и Швеции, Московской Руси и Оттоманской империи предстоит изнурительная, продолжительная война за достижение нового равновесия сил уже только трёх держав. А возможно, и за возникновение единственной сверхдержавы на европейском востоке. Казалось бы, Москва едва оправилась от Великой Смуты и должна оставить нас и турок одних выяснять, кто сильнее, мы или Оттоманская Порта, кому достанется наибольший кусок от польского пирога. А нет. Правительство молодого царя Алексея избрало политику наступательного движения, и замахивается не только на Польшу. После двух неудачных западных войн царь и его сторонники проводят важные преобразования. К государственным делам привлекаются люди необычные для Москвы. И у них самые серьёзные намерения насчёт древних русских земель, которые достались после Великой Смуты Польше и нашей с вами Швеции. Они хотят, чтобы мы схлестнулись с поляками и оттоманами, чтобы тут же вцепиться нам всем в ляжки и вытрясти из нас то, что считают своим законным наследством. А польской знати очень хочется, чтобы мы и оттоманы поскорее сцепились с русскими, обескровили друг друга и не имели сил воспользоваться слабостью Польши. Шпионы в этой сложной игре, кто кого перехитрит, стали очень важны для каждой стороны. Так как способны при определённых обстоятельствах склонить чашу весов в её пользу. И в первую очередь они важны для Москвы и Польши.