– Я слышал, храбрый воин хочет заполучить красавицу баядеру? – Полковник сам плотно закрыл дверь кабинета и достал из секретера бутылку крепкого напитка и два стакана из толстого голубого стекла. – Я понимаю эти чувства. Я тоже солдат. И могу помочь.

Удача не смог сдержать нервную дрожь, и это не укрылось от взора полковника.

– Но, – он доверительно понизил голос. – Услуга за услугу. Согласен ли и воин, помочь мне в небольшом предприятии?

8. Совет женщины

Он проснулся мгновенно, резко поднялся. Осмотрел кружева белой ночной сорочки, белые простыни на широкой и непривычно мягкой постели, вспомнил, где он, и успокоился. Солнце уже взошло, через деревянные жалюзи восточного окна оно расцвечивало спальню оранжевыми полосами. На лужайке между его спальным домиком и главным домом раздавались воинственные вскрики, и слышалось шуршание травы от торопливых пробежек. Он поднялся, надел тёмно‑серые штаны, подаренные ему накануне французом, подвязался красным шёлковым кушаком. И босиком вышел наружу.

Сад нежился в утренней прохладе. В высокой кроне остролистого дерева, на гибких ветках устроились павлины, поглядывали вниз, будто пытаясь догадаться, что же там происходит. Патрик ловко работал длинной шпагой, легко перемещался по лужайке рядом с тенью кроны. Свободная рубаха у него липла к потной спине, и смуглое лицо в обрамлении слипшихся чёрных волос блестело от пота. Синие штаны и чёрные сапоги с отворотами, в которые были заправлены штанины, не мешали ему сражаться с несколькими растворёнными в воздухе противниками, на выпадах протыкать чучело в отмеченных белой глиной кружках. При виде молодого человека, который оказался невольным гостем в этом доме, он прекратил занятие, отёр рукавом пот с бровей и со лба, затем приветствовал его взмахом руки со шпагой, крепко сжатой в кожаной перчатке с широкими отворотами.

– Не хочешь ли попробовать оружие европейцев? – предложил он с плохо скрытым вызовом.

Не дожидаясь ответа, перехватил шпагу за клинок, с резкого замаха откинул рукоятью к нему. Удача вынужден был сделать шаг вперёд, чтобы поймать её за рукоять почти у земли. Она показалась ему лёгкой, очень удобной, но ненадёжной. Патрик отступил, взял прислонённую к стволу дерева вторую шпагу, и Удача понял, что испытание приготовлено заранее и будет серьёзным. Его противник изогнул клинок, пробуя его на прочность, остался доволен и подбоченился левым кулаком, холодно наблюдая, когда он даст знак готовности.

Показав несколько приёмов, француз предупредил о переходе в нападение и сразу заставил его отступать, уклоняться, отпрыгивать, подавляя волю, наказывая за каждый промах. Разрезы на рубашке, кровоточащие царапины от острия шпаги явно указывали, что учитель обращался с ним, как со щенком, впервые брошенным в реку и обречённым либо тонуть, либо барахтаться, но плыть. Удача отбивался и выжидал, по ходу изучая применяемые против него приёмы. Попытавшись выполнить один, который показался простым, он был тут же ранен в предплечье.

– Ещё раз! – требовательно воскликнул Патрик.

Удача повторил выпад, и в ответ, с треском распоротой ткани, полоса разрезанной до крови кожи пересекла ему грудь. Улыбка неприязненного удовлетворения на лице француза обострила до предела чувство опасности, подёрнула сознание Удачи волной расчётливого бешенства, раскрепостила подсознательное наитие. Француз выдал себя, он был его соперником. Упреждая новую опасность, Удача звонко отбил его шпагу, провернулся на пятке и боком ступни нанёс скользящий удар под горло. Его противник отлетел и упал на спину, стукнулся затылком об утоптанную землю. В хрипе обхватил грудь под горлом левой перчаткой, сделал попытку как‑либо приподняться на локте и потерял сознание.

К обеду того же дня слуга индус впустил в дом приехавшую жену полковника и провёл её в светлую и просторную спальню. Несколько часов со времени неожиданного окончания урока фехтования Патрик волей‑неволей предпочитал отлежаться в мягкой постели. Он был холодно молчалив, тогда как Удача стоял у окна, очень недовольный собой за происшедшее, за непростительную утрату самообладания.

– Можно? – тоном хорошенькой женщины, которая позабыла, что такое отказ её просьбам, сказала Сюзана, входя в спальное помещение. – О‑о, и это самый ловкий кавалер нашей колонии?! – воскликнула она и села в полумягкое кресло напротив кровати француза. – Никто не верит. Я пришла увидеть это собственными глазами.

Удача смутился под её взглядом, выражавшим не осуждение, а нежное внимание.

– И как это неприятные новости оказываются всеобщим достоянием? – натянуто улыбнулся Патрик незваной посетительнице.

– Всё очень просто, мой друг. Дозорный конный патруль увидел вас с улицы и не мог решить, дуэль это или попытка убийства европейца. Вот так все и узнали. У вас же много поклонниц, они обеспокоены, – кольнула она лежащего. – Мой муж распорядился не придавать этому значения, и я здесь, чтобы убедиться, что вы живы и здоровы, и сообщить всем, когда же вы поднимитесь.

Патрик быстро нашёлся, какой ход в его положении самый удобный, чтобы сменить неприятную для него тему.

– Сюзан, – он слабо указал пальцем на товарища. – Пожурите этого шалуна, который ещё не научился европейским манерам и воспринимает занятия с оружием слишком всерьёз. Благодаря ему сегодня я уже ни на что не годен.

– Обязательно, пожурю, – строгим голосом сказала молодому человеку женщина, вставая с кресла. И распорядилась: – Следуйте за мной! – В дверях она приостановилась и сочувственно обратилась к соотечественнику: – Надеюсь, я смогу разъяснить ему, что такое хорошие манеры по‑европейски. Я заметила у него свежие царапины и порезы от шпаги, а у вас, мой милый друг, их нет.

Вместо ответа Патрик лишь развёл руками. Она прошла к вестибюлю и вышла из дома к дорожке, которая мимо кустов роз вела к калитке. Удача вышел за ней, хмурясь от ожесточения в ожидании предстоящих укоров.

– Проводи меня, – мягко попросила женщина и замедлила шаги.

От растерянности он остановился. Вдруг осознал, что не понимает женщин, что они иные существа, которые воспринимают мир совершенно иначе. Скованность поведения стала оттаивать, словно лёд под солнцем весны, ему захотелось довериться ей, как никому в своей прежней жизни. Возможно потому, что эта женщина каким‑то образом напомнила, что у него была мать, которую он не знал. Как бы прогуливаясь, они направились песчаной дорожкой к её лёгкой карете, запряжённой терпеливыми белыми иноходцами.

– Ты действительно любишь эту... танцовщицу? – неожиданно спросила Сюзан.

С ним ещё никто не говорил так просто о тайнах сердца, и оно затрепетало от желания открыться. Он не в силах был не ответить правдиво.

– Я её люблю, – признался он порывисто. – И странно. У меня бывает озарение, будто знал её всегда...

– Жаль, – не дослушав, произнесла Сюзан. Она остановилась и оглянулась, успела заметить, что от окна живо отпрянула темноволосая голова Патрика. – Ты мог бы пользоваться успехом у достойных женщин.

Она засмеялась его растерянности и быстро пошла к карете. В безотчётном порыве Удача догнал её, неловко ступая рядом и не находя нужных слов, проводил на улицу.

– Подай мне руку. – Она опёрлась о поданную им руку, села на мягкое сидение и придержала дверцу открытой. – Послушай меня внимательно. Мне не нравится, что ты понадобился мужу, – она произнесла это тихо, как будто предупреждая о необходимости быть осторожным. – И ещё больше не нравится, что муж нашёл взаимопонимание с Патриком. Их взаимная неприязнь странным образом растаяла с твоим появлением.

После чего закрыла дверцу, и карета тронулась, оставляя на утоптанной земле следы вмятин от колёс. Удача задумался, следил, пока она отъезжала вдоль улицы до поворота. Затем тоже резко обернулся к дому, однако ничего подозрительного не увидел.

При таких сложных взаимоотношениях европейцев, в которые вовлекались их женщины, он терял почву под ногами. Не понимал ещё их мира, побуждений к словам и поступкам. Но стоило остаться в одиночестве, холодная рассудительность, которая до сих пор помогала ему выжить, опять вернулась к нему. Он привык доверять своим ощущениям и предчувствиям опасности, а от полковника такая опасность исходила. Сюзан только подтвердила зародившиеся подозрения насчёт искренности намерений полковника помочь вызволить Дэви. Окончательно перестал доверять он и Патрику, хотя пока решил не выдавать и намёком это недоверие. Действовать надо было той же ночью, и рассчитывать только на себя.