Вдруг послышались голоса, лязгнула какая‑то дверь, и снова наступила тишина. Прошло минут десять с лишним, потом дверь караулки открылась, и зашаркали подошвы матросских ботинок. По галерее кто‑то бежал. Через несколько минут донесся гомон голосов и грохот ботинок, затем возобновился тихий успокаивающий гул динамо‑машин. Жизнь базы вошла в привычную колею.
– Интересно, что это было? – спросил я, чувствуя, что любопытство вот‑вот доконает меня.– Наверное, учебная тровога. Или ложная боевая.
Логан ничего не ответил, но я видел, что он чутко прислушивается. Я снова заговорил с ним, но тут же умолк, поняв, что это бесполезно. Я сидел на койке и смотрел, как мои часы, которые у меня не отняли, неторопливо отстукивают минуту за минутой. После половины пятого решетка открылась, и, прежде чем она снова с грохотом закрылась, я успел разглядеть глаза и нос какого‑то человека. Послышался топот ботинок по камню, дверь камеры справа от нас открылась и захлопнулась. До меня доносился слабый гул голосов, но каменные стены были слишком толсты, чтобы разобрать, на каком языке говорят. С лязгом закрылась дверь следующей камеры, и ключ повернулся в замке. Затем закрылась дверь караулки, и снова воцарилась тишина.
Прошло еще четверть часа. Логан все заметнее волновался. Однажды он даже попытался походить взад‑вперед по камере, как прежде я, но она была слишком мала для него, и он снова уселся на свою койку. Я уже начал подумывать, не бунт ли это. Такую возможность нельзя было исключать: счастливчиками этих матросов не назовешь. Я вспомнил об отплытии «У‑41». Тогда положение спас командир. Против вероятности мятежа было лишь одно возражение: тот факт, что моральный дух за последнее время повысился – с тех пор, как разнесся слух, что предстоят какие‑то большие дела. Моральный дух подрывает не столько страх, сколько бездействие. Теперь, когда немцы знали, что им предстоит, рассчитывать на бунт мне уже не приходилось.
Едва я успел придти к этому заключению, как послышался глухой взрыв, потрясший до основания даже нашу камеру. За первым почти сразу же последовал второй. И снова тишина. Мы невольно вскочили на ноги. «Неужто они уничтожают подлодки?» – пронеслось в голове. Но я знал, что это исключено. Если бы немцы взорвали две подлодки, взрывы были бы сильнее. И уж конечно это не склад боеприпасов. Эти взрывы звучали глухо, издалека. Может быть, кто‑то обстрелял вход на базу с моря?
Дверь караулки открылась, послышались шаги, потом открылась дверь камеры слева от нас. Послышались голоса, затем камеру закрыли и заперли, а шаги снова вернулись к караулке. И опять тишина. Напряжение вконец измотало меня. Я заставил себя снова сесть на койку и изо всех сил пытался унять охватившее меня волнение. Но я не знал, куда девать руки.
Логан уже стоял у двери. Я взглянул на него. Он застыл, привалившись к двери громадным телом. На этот раз на лице его было оживленное выражение, и я сообразил, что он прислушивается. Я навострил уши, но ничего не услышал. Логан отошел к своей койке и прижал ухо к стене. Я последовал его примеру, но и на этот раз ничего не расслышал. Тогда я вернулся на койку. Я поймал себя на мысли, что гадаю, сколько еще нужно подобного напряжения, чтобы разум Логана отказал окончательно и он превратился в буйнопомешанного.
Я взял журнал и принялся читать какой‑то рассказ, но сосредоточиться не мог. Логан по‑прежнему маячил у стены, прислушиваясь. В конце концов я бросил журнал.
– Ты что‑нибудь слышишь? – спросил я.
– Нет, а ты?
Разговор явно не получился. Я решил отказаться от попыток продолжить его, и в течение пяти минут голова моя была занята рассказом о человеке, который задал сумасшедшему, приникшему ухом к земле, тот же самый вопрос. В дверь постучали. Я поднял глаза. Оказывается, это Логан стоял у двери и выбивал на ней кулаком баранную дробь. В проходе послышались шаги, и он оборвал стук. Но как только дверь караулки закрылась, Логан застучал опять.
– Слушай, хочешь, я почитаю тебе рассказ? – предложил я и снова взял журнал. Он ничего не ответил. Протянув руку, Логан взял с тарелки, все еще лежавшей на его койке, ложку и принялся выстукивать ею по стальным прутьям решетки. Это раздражало меня.
– Иди и сядь,– сказал я. Он повернулся и с широкой улыбкой взглянул на меня.
– Как называется твоя газета?
– «Дейли рекордер»,– ответил я.– А что?
Но он снова принялся выстукивать, на этот раз медленнее. Затем остановился и, по‑собачьи склонив голову набок, прислушался. Я нервничал. Лишь через два с лишним часа нам принесут ужин и я смогу вызвать доктора.
Внезапно Логан обернулся ко мне.
– Вот карандаш,– сказал он, вытащив из кармана робы огрызок карандаша и швырнув его мне.– Запиши на чем‑нибудь: «Я п‑р‑и‑ш‑л‑а... с‑ю‑д‑а...– Он произносил слова по буквам, очень медленно, иногда с длинными промежутками между буквами, – с... пауза... т‑р‑и‑м‑я... пауза...– Он снова постучал ложкой по железной решетке, затем сказал: – 3‑а‑ч‑е‑р‑к‑н‑у‑т‑ь... пауза... т‑р‑е‑м‑я... пауза... ш‑а‑х‑т‑е‑р‑а‑м‑и...»
Здесь необходимо сделать отступление, чтобы поведать о том, что выпало на долю Морин Уэстон, романистки, оказавшей столь значительное влияние на последующие события. Она весьма любезно предложила мне использовать свою историю целиком в том виде, в каком эта история изложена в ее книге «Донная приманка для смерти». Пользуясь предоставленной здесь возможностью, я хотел бы поблагодарить Морин Уэстон за эту любезность. Ее предложением я однако не воспользовался, поскольку мне представляется, что для нашего повествования больше подходят голые факты в том виде, в каком они изложены в ее переписке с Чарлзом Паттерсоном, редактором отдела новостей «Дейли рекордер», а также в газетных сообщениях, которые довершают общую картину. Хотел бы также заявить, что я весьма признателен руководству Скотланд‑Ярда за любезно предоставленные в мое распоряжение копии ряда служебных документов.
Часть II
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ МОРИН УЭСТОН
Телеграмма редактора отдела новостей газеты «Дейли рекордер» к Морин Уэстон. «Морские бризы.», Сент‑Моуз. Отправлена с Флитстрит в 12.25 4 сентября:
«Прочти статью в № 72 «Телеграф». Можешь ли ты разобраться с исчезновением Уолтера Крейга, сотрудника редакции «Рекордера»? Подробности можно узнать в Кэджуите. Паттерсон».
Нижеприведенная статья появилась в газете «Дейли телеграф» от 4 сентября (седьмая полоса, колонка 4) под жирным заголовком:
«Попытка высадки с подлодки «У». Субмарина, как полагают, потоплена торпедным катером, (наш соб. корр.).
Побережье Англии, 3 сентября. Сегодня вечером была предпринята дерзкая попытка высадить на берег людей с борта немецкой подлодки. Полагают, что целью операции была заброска в страну шпиона. Однако благодаря британской военной разведке о намерениях немцев было известно загодя, и военно‑морское командование в Фалмуте оказалось начеку. Лодку поджидал британский торпедный катер. Всплыв на поверхность, лодка спустила на воду разборную шлюпку, которую катер пытался таранить, одновременно открыв огонь по подводной лодке. Субмарина ответила тем же, последовал ожесточенный бой. Протаранить шлюпку не удалось, и ее экипаж вновь укрылся на борту подлодки. Катер выпустил по субмарине торпеду, но попадание так и не было зарегистрировано. После этого субмарина погрузилась. Катер тут же на всех парах подошел к точке погружения, были сброшены глубинные бомбы. Первым взрывом на поверхность вынесло нефть, что позволяет надеяться на уничтожение подводной лодки.
Заявлено об исчезновении двух человек, наблюдавших за лодкой с берега. Первый из них – местный рыбак по фамилии Логан. Второй– широко известный театральный критик Уолтер Крейг».
Телеграмма от Морин Уэстон–Чарлзу Паттерсону, «Дейли рекордер». Отправлена из Сент‑Моуз в 18.20 4 сентября:
«Согласна. 5 фунтов в день, задаток, издержки, гонорар. Морин».