По словам людей, сообщивших ей эту новость, он имел важное поручение к королю и привез бумагу, предоставляющую ему право поселиться в любом богатом доме. Но он предпочел остановиться, как и прежде, на постоялом дворе Антона Буэносвиноса, только теперь он занял там самое лучшее помещение, так как стал важной особой.

Глава III

Из которой видна, что «там, где есть негры, есть и золото», в которой впервые говорится о пресвитере Иоанне Индийском и Великом Хане и где появляется таинственный маэстре Кристобаль.

В те времена врачи занимались не только лечением больных. Все сколько‑нибудь известные врачи были хорошо знакомы с естественными науками, астрологией и географией. Последняя была любимой наукой Габриэля Акосты; очевидно, это была склонность, свойственная его народу, так как ученые космографы или географы, жившие тогда в Португалии, были большею частью евреями или обращенными.

Все, что сделала эта нация в течение XV века, чтобы расширить границы известного христианам мира, было известно лекарю из Кордовы. Еще ребенком он слышал рассказы отца о доне Энрике – португальском инфанте, прозванном Мореплавателем. На самом деле инфант никогда не плавал, но получил это прозвище за то, что вся его жизнь была посвящена подготовке открытий новых земель. Этот инфант, пятый сын португальского короля дона Жоана I, основателя династии Авиш, обладавший героическим духом и жаждавший любых приключений подобно странствующему рыцарю, воплотил в себе все стремления и все противоречивые интересы своей эпохи, самым характерным представителем которой он являлся.

Сыновья португальского монарха переправились через узкий пролив Средиземного моря, чтобы захватить город Сеуту, под стенами которой дон Энрике завоевал рыцарские шпоры. С высоты зубчатых стен покоренного города ом созерцал неведомый океан и не менее таинственную цепь Атласских гор, за которой жили незнакомые христианам народы. Когда он вернулся в Португалию, отец сделал его великим магистром ордена Христа, основана ного для борьбы с мусульманами, и инфант смог наконец использовать средства этого ордена для осуществления своих обширных замыслов. Он хотел завоевать Африку и подчинить себе океан, чтобы его моряки могли добраться до далеких Индий.[32]

Отважный и настойчивый, он желал прежде всего завладеть Западной Африкой, известной тогда под названием Гуанаха, то есть современной Гвинеей. Ни один европеец еще не бывал там. Ходили слухи, что Гуанаха очень богата золотом, и это воодушевило моряков дона Энрике на их первые походы.

Склонности и предприятия инфанта отражали противоречивый дух его времени. Он стремился к открытию новых земель, чтобы подорвать могущество мусульман в Африке и распространить там веру Христову. Он мечтал о том, чтобы, получив несметные богатства благодаря открытию новых земель, когда‑нибудь завоевать святые места. И он жаждал золота, как можно больше золота, с не меньшей алчностью, чем еврейские купцы.

XV век вступил в жизнь с этой ненасытной страстью к золоту. День и ночь горел огонь под горнами алхимиков, раскаляя реторты и перегонные кубы, где кипели таинственные вещества, из сплава которых должно было получиться искусственное золото. С другой стороны, существовало мнение, что золото, добываемое из недр земли, есть не что иное, как застывший в течение веков свет солнца, но солнца знойного, неистового, совсем иного, чем солнце стран умеренного пояса, а поэтому мечтатели были уверены, что оно в невероятном изобилии хранится в недрах жарких стран.

«Там, где есть негры, есть и золото», – утверждали ученые и мореходы, видя в этом прямую связь с палящим солнцем, которое своим огнем окрасило человеческую кожу в цвет черного дерева и, обуглив каменные глыбы в недрах земли, превратило их в золотоносную породу.

Дон Энрике, бессменный правитель области Альгардбе, на самом юге португальского королевства, навсегда поселился на берегу океана, на горе Сагреш, возле мыса Сан Висенте. На Сагреше, гладком утесе высотой шестьсот семьдесят метров, который больше чем на километр выдается в море, суживаясь к концу, подобно мечу, дон Энрике построил свое жилище, а также обсерваторию и школу космографии. По его приглашению или по собственному желанию на Сагреше собрались люди, наиболее сведущие в морском деле, без различия нации или вероисповедания. Наряду с португальскими лоцманами сюда съезжались и капитаны из Каталонии или с Майорки, самые образованные космографы во всем христианском мире, умевшие лучше всех чертить географические карты, и крупные еврейские астрологи и математики из Испании и Португалии, и даже арабские мудрецы из городов Марокко. Самым выдающимся из них, лучшим знатоком всех известных тогда стран, был маэстре Жайме де Майорка, обращенный, получивший свое имя от острова, где он родился.

Эти люди науки жили, повернувшись к Европе спиной, и их не занимали ни войны, ни другие события политической жизни, происходившие на суше. Их внимание было целиком сосредоточено на океане и на изучении сведений, которые им доставляли простые моряки, отваживавшиеся плавать вдоль африканских берегов.

Первые открытия были сделаны преимущественно каталонцами, которые высаживались на западном берегу Африки и соседних островах. Жайме Феррер из Барселоны, капитан легкой фелюги, еще в предыдущем столетии добрался до так называемого Золотого берега, одновременно открыв некоторые острова Канарского архипелага. Потом настала очередь португальцев, с некоторым участием испанцев и итальянцев: интернациональный и «научный» флот инфанта, руководимый самыми знаменитыми космографами своего времени, решил взяться за систематическое изучение африканских берегов.

Суда стояли на якоре, ожидая дальнейших распоряжений, в ближайшем порту Лагуш. Между утесом Сагреш и материком постепенно вырастал поселок, получивший название Вилла дель Инфанте.[33] Школа на Сагреше собирала сведения, доставляемые караванами, которые проходили по пустыне Сахаре, посещаемой тогда чаще, чем в следующих столетиях, и поддерживали оживленные торговые отношения между Марокко, Сенегалом и Тимбукту. Капитаны флота дона Энрике начиная с 1416 и до 1460 года, когда умер инфант, открыли первые острова Азорского архипелага, обогнули мыс Бохадор и мыс Белый, основали в Аргунской бухте первую португальскую колонию, устроили на одном из островов факторию для торговли с туземцами. Португальцы привозили разноцветные платки, шерстяные плащи, красные кораллы, гончарные изделия и меняли их на черных рабов из Гвинеи, на золото из Тимбукту, на верблюдов, львиные и буйволовые шкуры, на соболей, страусовые яйца и арабскую смолу. В Европе еще существовало рабство. Человеколюбивые изречения церкви оставались пустыми словами. Прелатам и священникам, как и светским людям, прислуживали рабы. Лиссабон был главным европейским рынком, где торговали черными рабами. Затем шел севильский рынок, куда привозили свой черный товар испанские мореплаватели, которые занимались работорговлей на берегах Гвинеи, невзирая на сопротивление португальцев: они считали, что имеют больше прав на эту торговлю, потому что первыми открыли эти земли.

Люди, не принадлежавшие к негритянской расе, также иногда попадали в тяжелые условия рабства. Жители Канарских островов, сильные светлокожие дикари, уходили в глубь островов, где оборонялись от христиан с помощью копий и стрел. Первыми завоевателями этого края были французские рыцари, вассалы кастильского короля. Эти победители повезли на продажу в Испанию своих канарских пленников. И позднее, когда эти острова окончательно перешли в собственность короля, дона Фернандо, и королевы Исабелы, работоргопля продолжала процветать. Почти во всех городах Испании Канарские рабы трудились на общественных работах. Доктор Акоста не раз видел этих людей, сильных и молчаливых, с изрубцованными телами, которых на ночь уводили в тюрьмы и заставляли спать в цепях, чтобы они не убежали.

Наконец португальские мореплаватели, неуклонно продвигаясь вперед, достигли устья реки Сенегал. Бесстрашный моряк Дионисио Диаш, предок того Бартоломе Диаша, который через двадцать шесть лет после смерти инфанта обогнул мыс Доброй Надежды, открыл устье этой великой реки, дойдя до Зеленого мыса.