Акоста знал уже давно, что король Португалии уполномочил нескольких мореплавателей предпринять за его счет поиски среди океана острова Семи городов, который современные географы называли Антилией и помещали на карте совершенно произвольно, точно Так же, как и другие, не менее фантастические острова, последние остатки исчезнувшей Атлантиды. Все они вернулись, не найдя ничего. Судьба ни разу им не улыбнулась.
Иногда бури гнали их в обратный путь, иногда они оказывались среди моря, полного трав, и команда, охваченная страхом при мысли, что эти плавучие заросли рано или поздно преградят им дорогу, требовала от капитанов возвращения в Португалию.
Несомненно, одна из этих экспедиций и дала генуэзцу повод для его вымыслов.
Ученые португальского двора считали, что можно гораздо легче добраться до Индий, обогнув африканский материк. Они были лучше, чем Колон, осведомлены относительно объема земного шара и знали, что нужно проплыть на запад три тысячи лиг, чтобы достигнуть восточной оконечности Азии, причем придется пересечь гигантское море, так как теперешние Тихий и Атлантический океаны рассматривались тогда как единое водное пространство. Кое‑кто из португальских моряков пробовал осуществить этот дерзкий замысел за свой собственный счет, без покровительства короля, но после нескольких бесплодных попыток им пришлось отказаться от своих намерений.
Начиная с этой неудачи, рассказ маэстре Кристобаля о его жизни становился более ясным. Тем не менее о своей жене он говорил очень мало. Доктор решил было, что она умерла. Но вскоре он понял из нескольких слов, которые Колон случайно обронил, что она до сих пор еще находится в Лиссабоне с маленьким сыном, по имени Диэго.
Колон уже ничего не ждал от Португалии. Там он испытал одни лишь неприятности. Доктор Акоста заподозрил, что он бежал в Испанию от долгов. Уже несколько лет он ничего не зарабатывал, жил на средства семьи своей жены и тратил все свое время на собирание доказательств своей правоты и поиски покровителей, которые бы могли похлопотать за него перед королем.
Брат его, Бартоломе, также покинул Лиссабон и направился в Лондон, с Тем чтобы сообщить английскому королю составленный совместно с братом план открытия Индии со стороны запада. Как писали доктору его лиссабонские друзья, Бартоломе был более искусным космографом, чем его брат, а также был спокойнее его и тверже в своих суждениях, но зато не обладал ни воображением, ни красноречием, ни глубокой уверенностью Кристобаля, который нередко в своих речах впадал в пророческое исступление.
Оба они обращались с письмами к венецианской и генуэзской республикам, излагая свой план открытия Индий, но не получили ответа. Генуэзцы не обращали никакого внимания на слова этого человека, который выдавал себя за их соотечественника. Они и знать не хотели о его существовании.
Колон начал свою жизнь в Испании за два года до того, как доктор с ним познакомился. Благодаря, может быть, поддержке генуэзцев, живших в Севилье, его принял герцог Мединасидония, богатый вельможа, который имел в своем распоряжении множество судов, так как ему принадлежала привилегия на затоны для ловли тунцов недалеко от Гибралтарского пролива. Но, убедившись, что этот магнат не поддержит его намерений, он явился к другому вельможе, герцогу Мединасели, не менее богатому и могущественному, который в своих владениях в Пуэрто де Санта Мария имел собственный флот, состоявший из каравелл и других судов и служивший обычно для коммерческих целей, но иногда поступавший в распоряжение короля для участия в войне против гранадских мавров.
Герцог, пленившись красноречием этого иностранца, излагавшего ему свои планы, а также надеждой на несметные богатства, которые тот думал обрести, плывя на запад, был в течение первых месяцев склонен предоставить Колону два своих корабля, с тем чтобы он пустился на них в, путь через океан. Затем, однако, он раздумал, решив, что такое предприятие является делом короля, а не феодала. К тому же, участие в событиях, происходивших в его родной стране, оказалось делом гораздо более неотложным, чем путешествие в Индию, и герцогу пришлось отправиться в Кордову со своими солдатами, чтобы присоединиться к королю, дону Фернандо, который уже начал войну против гранадских мавров. Он временно оставил Колона в своем замке как нахлебника, вынужденного жить под сенью богатого вельможи, а сам участвовал в завоевании городов Коина и Ронды. Когда в июне 1485 года эта кампания против мавров окончилась, королевская чета вернулась в Кастилию, с намерением прибыть зимой в Кордову для возобновления военных операций. И Мединасели посоветовал своему подопечному перебраться в этот город и пообещал ему добиться для него аудиенции у короля и королевы.
Двор переезжал с места на место в зависимости от политических обстоятельств, но, несмотря на эту бродячую жизнь, Кордова оставалась местом, где он пребывал особенно долго, так как этот город ближе других расположен к гранадскому королевству. Вот тогда‑то доктор Акоста и познакомился с Колоном и в тяжелые для фантазера дни стал приглашать его к столу, видя, что тот появляется незадолго до полудня с явно голодным видом.
Любознательному доктору стало наконец ясно, что именно прочитал и сохранил в своей памяти этот человек с таким богатым воображением. По сути дела, это был тот самый «человек одной книги», о котором святой Фома[55] сказал, что он страшен слепотой своей веры и отсутствием сомнений, которые бы толкали его на поиски знаний. Его единственной книгой была «Imago Mundi», написанная кардиналом Пьером д'Айли, которому некогда покровительствовал папа Луна и которого испанцы называли Педро де Алиако.
Этот энциклопедический обзор всех географических представлений того времени вполне удовлетворял Колона. Из него он узнал взгляды древних авторов и современников Алиако и мог благодаря этому с эрудицией, приобретенной из вторых рук, цитировать Сенеку или папу Энея Сильвия,[56] никогда не прочитав их в подлиннике. Кроме этой научной энциклопедии, он обычно черпал свои высказывания еще из двух других книг, которые насчитывали одна – свыше двух веков, другая – свыше одного и которые, когда он еще был ребенком, получили широкое распространение благодаря искусству книгопечатания: это были повествования исследователей таинственной Азии, представлявшие собою скорее романы приключений.
Живя в Португалии, Колон слышал восторженные рассказы о книге Марко Поло. Доктор Акоста разыскал для него в своей библиотеке это произведение в переводе на латинский язык. Этот венецианский путешественник XIII века побывал в Китае у Великого Хана и даже занимал высокий пост на службе у «Царя царей» и правил от его имени богатой провинцией.
Акоста, беседуя с этим продавцом «печатных книг» о богатствах Китайской империи и других царств, подвластных Великому Хану, высказывал сомнение в том, что династия этих могущественных императоров все еще существует. Это были татарские властители, потомки прославленного Чингисхана,[57] который, завоевывая все новые земли, победил китайских императоров и занял Камбалу – город, ставший впоследствии Пекином. Но все это происходило во времена Марко Поло, и доктор предполагал, судя по рассказам христианских монахов, побывавших значительно позднее в этих отдаленных краях, что татарская династия в свою очередь уступила место новой, китайской династии, восстановившей национальную независимость, и что, следовательно, Великого Хана не существует уже давным‑давно. Но Колон непоколебимо верил в упомянутую книгу и в несметные богатства «Царя царей», которые видел венецианский путешественник.
Жизнь Марко Поло по возвращении на родину была не менее удивительной, чем его путешествия. Он вернулся в Венецию после двадцатичетырехлетнего отсутствия вместе со своим отцом Николо и со своим дядей Маффео; и родственники отказались признать этих трех путников, походивших лицом и платьем на китайских мандаринов. Тогда все три Поло устроили пир в честь своих родных, а на сладкое распороли подшивку своих одежд, и оттуда посыпался на стол каскад бриллиантов, жемчуга, изумрудов, рубинов и сапфиров. И Венеция, восторгаясь рассказами Марко Поло и в то же время подтрунивая над ним, прозвала его мессере Миллион.