Еще раз смерив меня ехидным взглядом, Руперт тряхнул пышными кудрями и ухмыльнулся. Он был положительно красив, этот наглец, и я невольно залюбовался им.

– Бедный мой братец! – с притворным отчаянием воскликнул я. – Надеюсь, он не очень страдает?

– Ну, что вы, ваше величество! – ответил Руперт. – Ведь даже больной, он занимается своими делами.

– А больше, надеюсь, никто не заболел? – не обращая внимания на прозрачный намек, продолжал я. – Было бы особенно обидно, если бы недуг свалил этих славных господ – Де Готе, Берсонина и Детчарда. Они этого не заслужили. По‑моему, все трое очень милые люди, и я к ним искренне привязан. Кстати, до меня дошли слухи, что Детчард немного пострадал. Это правда?

Лоенгрэма и Крафштейна моя тирада повергла в сильное смущение. Руперт же и тут не растерялся, только рот у него еще сильнее растянулся в улыбке.

– Правда, ваше величество! – бодро отрапортовал он. – Но Детчард надеется найти лекарство, которое мигом его излечит.

Я громко расхохотался. Я ничуть не заблуждался по поводу «лекарства», которое ищет Детчард, и понял, что надо держать ухо востро.

– Вы отужинаете со мной, господа? – осведомился я.

Молодой Руперт принялся извиняться: они‑де с удовольствием, но в замке их ждут неотложные дела.

– Ну, тогда до скорых встреч, господа, – я помахал им рукой и добавил: – Надеюсь, у нас еще найдется время познакомиться с вами поближе.

– Мы будем счастливы, ваше величество, – ответил Руперт.

Проходя мимо Сапта, он состроил такую пренебрежительную гримасу, что старый полковник в негодовании сжал кулаки. Мне кажется, Сапт был не совсем прав. По‑моему, если уж неизбежно приходится иметь дело с подлецами, то подлец веселый всегда предпочтительнее. Вот почему Руперт Хенцау, при всей своей дерзости, мне нравился куда больше, чем два его надутых спутника. На мой взгляд, даже самые ужасные поступки становятся предпочтительней, если осуществляет их человек со вкусом.

В тот же день я приказал оседлать лошадей и, предоставив Сапту вместе с доблестным отрядом расправляться с обедом, предпринял вместе с Фрицем вылазку в гостиницу, где я останавливался, когда впервые приехал в Зенду. Путешествие не таило никаких опасностей. Дни стояли длинные, и мы должны были успеть вернуться засветло. Кроме того, дорога в гостиницу была такой людной, что опасаться засады попросту не приходилось.

Я закутал лицо шарфом по самые глаза, и мы в сопровождении грума тронулись в путь.

– Хочу вас обрадовать, Фриц, – весело сказал я, когда мы уже подъехали к гостинице, – одна из дочерей хозяйки очень хороша собой.

– Вы‑то откуда знаете? – удивился он.

– Я тут уже был.

– После того, как…

– Нет, до того, – перебил я его.

– А вдруг они вас узнают?

– Конечно, узнают. Но послушайте, что я придумал. Мы представимся как двое дворян из свиты короля. Вы скажете, что у меня страшно разболелись зубы и мы вынуждены просить у них приюта. Затем, не дав раскрыть мне рта, вы закажете отдельную комнату и попросите принести нам туда ужин и бутылку лучшего вина, чтобы унять зубную боль. Если я все правильно рассчитал, прислуживать нам станет именно хорошенькая девушка.

– А если она не захочет? – засомневался Фриц.

– Дорогой мой Фриц, – невозмутимо ответил я, – если даже она не захочет прислуживать вам, она непременно захочет прислуживать мне.

Мы вошли в гостиницу. Из‑под плаща, капюшона и шарфа видны были лишь мой нос и глаза. Встречать нас вышла хозяйка, а минуту спустя нам предстала и моя хорошенькая знакомая. Это побуждает меня прийти к выводу, что основную часть времени она посвящала ожиданию гостей и выскакивала в переднюю тотчас же, как ее хоть что‑нибудь привлекало во вновь прибывшем.

Я уселся за стол в отведенном нам номере, а Фриц отправился заказывать обед и вино. Наконец он вернулся.

– Она придет, – объявил он.

– Если бы она отказалась, я вынужден был бы сделать вывод, что у графини Хельги дурной вкус, – ответил я.

Не успел я это произнести, как девушка вошла в комнату. Мы заказали хорошее вино, и мне было бы жаль, если бы она его уронила. Вот почему я не торопился снимать шарф. Я терпеливо ждал, пока она поставит бутылку на стол. Когда это произошло, Фриц наполнил стакан вином и протянул мне.

– Вам очень больно? – с сочувствием спросила девушка.

Вину теперь ничто не угрожало, а значит, момент настал.

– Я чувствую себя не хуже, чем тогда, когда мы виделись в последний раз, – резко отбросив шарф, ответил я.

Она тихо вскрикнула. И тут же восторженно завопила:

– Ну! Я же говорила, что вы – не кто иной, как король. Как только я увидела ваш портрет в газете, я в этом окончательно убедилась. Умоляю вас, ваше величество, простите, что я тогда так запросто обращалась с вами!

– Положа руку на сердце, не могу вас ни в чем упрекнуть, – сказал я.

– Но мы говорили при вас такие ужасные вещи!

– Я все вам простил за то, что вы были добры со мной, – сказал я так напыщенно, словно отпускал ей грехи.

– Пойду расскажу матушке!.. – воскликнула она.

– Стойте! – возразил я. – Мы приехали сюда не для забавы. Идите и принесите обед. И никому ни слова о нас.

Кивнув, она выбежала из комнаты. Вскоре она вернулась. Лицо ее было серьезно, но глаза горели любопытством.

– А как поживает Йоханн? – уже принявшись за ужин, спросил я.

– О, милорд, то есть я хотела сказать – ваше величество, неужто вас интересует этот парень?

– Можете называть меня, как прежде, сейчас это даже лучше, – милостиво разрешил я. – Так как же поживает наш Йоханн?

– Последнее время мы почти не видим его, ваше величество.

– Вот как! Отчего же?

– Я сказала ему, что он что‑то слишком часто стал приходить сюда, – кокетливо тряхнув головой, ответила она.

– И он обиделся на вас?

– Именно так, ваше величество.

– Ну, это не беда. Вам стоит только позвать его, – сказал я с улыбкой.

– Наверное, вы правы, ваше величество, – кивнула она.

– Я видел вас обоих, – решил польстить я ей. – Ваше влияние на Йоханна безгранично.

Девушка зарделась от гордости.

– Но, ваше величество, есть еще одна причина, по которой он сейчас не может бывать у нас. Он очень занят в замке.

– Чем же он занят? – с удивлением спросил я. – Разве герцог Стрелсау сейчас много охотится?

– Нет, ваше величество, охоту уже давно не устраивали. Йоханну поручили вести хозяйство в доме.

– Вы хотите сказать, что Йоханна сделали горничной? – Я засмеялся.

Девушка тут же поделилась всем, что знала:

– Дело в том, ваше величество, что в замке не работает ни одной девушки. Может, это неправда, но так все говорят. И еще говорят… – Она засмеялась.

– Даже если это неправда, все равно расскажите – мне любопытно послушать, – ободрил ее я.

– Даже стыдно говорить вам такое, ваше величество.

– Не смущайтесь. Могу не смотреть на вас, если вам так легче рассказывать.

– Говорят, ваше величество, там живет одна дама, а больше во всем замке нет ни одной женщины – ни горничной, ни благородного звания. Поэтому Йоханну и велели прислуживать господам.

– Бедняга Йоханн, – посочувствовал я, – тяжко ему, наверное, приходится.

– Это смотря когда, ваше величество, – уточнила она.

– Вы любите его? – спросил я.

– Я? Нет, ваше величество.

– А вы хотели бы помочь королю?

– Да, ваше величество.

– Если так, условьтесь с ним, чтобы он ждал вас завтра в десять вечера у второго дорожного столба от Зенды. Скажите, что встретите его там, а потом он вас проводит домой.

– Вы не сделаете ему ничего плохого, ваше величество? – Теперь в голосе ее звучала явная тревога.

– С ним ничего не случится. Просто он должен выполнить одну мою просьбу. Но я и так вам сказал слишком много, коварная красотка, – игриво ответил я. – Сделайте то, что я вас просил. И смотрите у меня; никто не должен знать, что король был здесь.