— Джон? — позвала она.

— Да? — отозвался он внезапно помолодевшим голосом, в густом звуке отразившим и блаженство, и, пожалуй, немного мужского самодовольства.

— Теперь я твердо уверена: я люблю тебя, — недрогнувшим голосом произнесла она.

Джон шел по тропе, ведущей к укромной полянке у старой каменоломни. Он уже забыл, какая умиротворяющая тишина царит в природе. Человек легко отвыкает от нее в шуме, грязи и суматохе больших городов. И Джон иногда месяцами не вспоминал эту зеленую полянку. И Бетси.

Теперь же все его мысли сосредоточились на его первой — и, по существу, единственной — любви. Перед его сердечной памятью пронеслись дорогие картины: Бетси наклоняет голову и слегка хмурится, перед тем как рассмеяться. Вот беззаботно хихикает словно ее дети, которых она обожает, всех четверых. И Господи помоги, вот она предлагает ему прощение, убежденно и свободно, как и свою любовь.

Три магических слова, произнесенных ею: «Я люблю тебя», изменили беспросветную жизнь Джона, сняли непосильный груз вины, который он сам взвалил на себя.

А вдруг нет? И он обречен таскать этот груз как горбатый свой уродливый горб?

Джон не услышал, как она подошла, только спросил:

— Служба в церкви кончилась?

— Да. У меня было чувство, что я найду тебя на этой поляне, — сказала Бетси, опускаясь на траву рядом с ним.

— А почему?

— Потому что ты всегда приходил сюда, чтобы успокоиться. Или, наоборот, поколотить кого-нибудь.

— Мне нужно было кое-что обдумать, поразмыслить.

— О сегодняшней ночи? Или нынешнем утре? — застенчиво спросила Бетси.

— Обо всем вместе.

— Я предчувствую, что твои мысли огорчат меня? — Бетси заметно нервничала.

— Я буду откровенен, Рыжик. Обещаю делить с тобой постель, быть преданным тебе. Мое уважение к тебе безгранично. Я буду горд, если ты согласишься принять мое имя. Постараюсь стать верным супругом и хорошим отцом, насколько это в моих силах.

Бетси печально и как-то мудро улыбалась, ее губы дрожали.

— Но ты не имеешь права любить меня, это ты хочешь сказать?

— Да, именно об этом я думал.

Джон почувствовал, как она пытается удержать слезы.

— Спасибо за честное признание.

Они сидели рядом, не смея коснуться друг друга. Оба смотрели на реку. Тихо плескались ее волны. Неподалеку запела птица.

— Девочки будут скучать по тебе, — сказала она каким-то мертвенным голосом. — Все четверо. Между прочим, как раз вчера Пруди спрашивала: не будешь ли ты против, если она назовет одного из своих близнецов твоим именем.

Джон вздрогнул и закрыл в смятении глаза. Помолчав, он сказал:

— Передай ей, что я буду польщен.

Прорвавшаяся нежность в его голосе тронула ее до слез. На миг суровые черты его лица смягчились, и перед ней предстал одинокий уязвимый человек с обнаженными нервами.

— Кажется, я не способен предаваться любви, не причиняя тебе душевной боли?

— Я не чувствовала этой боли.

Что это блеснуло в его глазах — слезы или отражение ее собственного горя?

Джон взял ее руку. Несмотря на жаркий день, рука Бетси была ледяной и безжизненной.

— Для тебя и для девочек будет легче, если я уеду из Грэнтли насовсем. — Он опять вспомнил о трагической участи горбатого.

В голове ее звучало воплем «нет!», но Бетси уже знала, каков будет ее ответ.

— Да, — шепнула она. — Так будет легче.

Но в душе Бетси знала — ей пришлось согласиться из ложного самолюбия.

Вернувшись в свой родной дом — на пожарную станцию, Джон засел за телефон. Как сообщили из секретариата Биллингса, он уехал с женой в отпуск в Лас-Вегас и пробудет там еще дней десять. Настроение у Стэнли было отвратное, когда Монк постучал и проскользнул в полуоткрытую дверь кабинета.

— Новые папки с документами для меня, шеф? — спросил Монк, слегка запыхавшись.

Джон отрицательно покачал головой.

— Садитесь. Вы подписывали в прошлом году доклад о пожаре в театре? — Поскольку документ лежал раскрытый на столе шефа, нетрудно было сообразить, что это уже не вопрос, а утверждение. — Здесь говорится, что затухший было огонь вспыхнул снова, неизвестно почему.

— Да, сэр, так, черт возьми, и было. Огонь рванул, словно из сопла реактивного двигателя.

— Ваше мнение: что же произошло?

Непроницаемый Монк смутился.

— Ума не приложу, сэр!

— Подумайте немного. Может быть, вам что-нибудь придет в голову, пусть самое невероятное.

— Скорее всего огонь получил дополнительное топливо. Единственное объяснение этому — откуда-то прорвался газ или горючая жидкость. Вероятно, из труб, по которым газ поступал в уличные фонари в старые времена, а также в дома.

— Звучит логично, — бесстрастно отозвался Джон.

Он и сам поначалу думал об этом: но согласно судебным документам трубы для газа были давно выкопаны и заменены электрическими кабелями.

— Мои соображения проясняют хоть что-нибудь, сэр, или же вы считаете, что я просто болван?

— Нет, не считаю, — ответил Джон. — По-моему, вы самый опытный пожарник в своей роте, не исключено, что и во всем батальоне.

— Я?! Спасибо, сэр!

— Не за что. А сейчас убирайтесь отсюда к черту, пока я не нашел, к чему придраться.

— Слушаюсь, сэр.

Монк вскочил и поспешил к двери от греха подальше.

Отдельные эпизоды уже начали складываться в целостную картину, но многие звенья еще отсутствовали. Например, смерть Майка. Хотелось бы думать, что это был несчастный случай, но… Затем смерть Кармен, пожар в доме Майка, два взлома.

Он снял телефонную трубку и набрал номер, который знал наизусть уже много лет.

— Прошу отдел борьбы с поджогами. Капитана Петри. Пит, говорит Джон Стэнли. Звоню, потому что у нас тут произошли загадочные события.

— Господи, неужели сбылись твои предположения?

— Боюсь, что да.

— Ладно, рассказывай о своих «загадках».

— Я лучше передам по факсу записку о двух наших пожарах. Ты подсобери свою информацию, а я потом скажу, что я обо всем этом думаю.

Раздался тяжелый вздох.

— Понятно, все неофициально, поскольку ты ушел из пожарного управления Сан-Франциско.

— Конечно.

Они дружно фыркнули.

— Передай ребятам от меня привет, хорошо? Скажи шефу, я, может, вернусь к вам. Постучусь в дверь, попрошу работы.

— Слушай, старина, а ты не врешь?

— Не вру, даю слово.

— В чем дело? Работа нудная?

— Пожалуй.

— Мы же тебя предупреждали, Стэнли. Бывалому парню, которому не сидится без большого дела, не место в тихой заводи.

— Угадал. Здесь в городке многие согласились бы с тобой.

— Вот-вот. Кажется, старый герой Железные Штаны снова собирается в поход.

Джон ответил, загнув такое колено, что даже Петри одобрил его импровизацию, и они распрощались.

Приятно будет снова увидеть комичную физиономию старины Пита, подумал Джон. Хорошо бы снова оказаться в большом городе. У него много влиятельных знакомых. Рано или поздно он вернется на оперативную работу, командный пост.

А потом он перестанет просыпаться с ощущением пустоты в душе и сердце, которую придется заполнять бурной деятельностью. А все для того, чтобы не оставалось сил тосковать по Бетси и по тому несуразному суматошному и теплому дому, полному прелестных детей.

Джон лежал на спине, подложив руки под голову. В последнее время такая задумчивая поза стала для него обычной, особенно в тихие предрассветные часы, когда пожарная станция еще не пробудилась к жизни.

Раньше он засыпал, едва прикоснувшись к подушке. Теперь же его терзала бессонница. Джон, мучительно тосковал по Бетси и ее детям, по семейному счастью, от которого добровольно отказался, находя, что недостоин его. Но были и другие не столь романтические, однако важные причины.

Он знал, что в былые времена где-то на Мэйн-стрит была заправочная станция с протекающим подземным резервуаром. Ее уже давно нет, а у нескольких стариков, помнивших о ней, мнения расходились. Никто ничего точно не знал. Оставался потревоженный негодяем (или преступником?) архив Майка. Кто бы ни своровал документы, он сделал это чертовски ловко.