Сразу же вспотели ладони и тревожно запульсировал желвачок у виска. «Дон-го… Дон-го… Дон-го…»

А вот и первые дома. Городок ничем не отличался от тех, что они видели по дороге: так же расположенные террасами домики, такие же виллы в зелени садов, разве только склоны здесь более пологие.

Заметив на одном из домов вывеску «Меблированные комнаты», Вайс приказал остановиться. Цены превзошли все его самые худшие опасения. Сердце Вайса сжалось, но пришлось покориться и оплатить даже полный пансион за неделю вперед. Денег осталось так мало, что едва хватало на обратную дорогу.

Два дня ушло на наблюдение и изучение подходов к вилле. Она одиноко стояла на окраине Донго, и лишь один маленький, обшарпанный домишко нахально расположился рядом с именитой соседкой. Впрочем, сама эта соседка выглядела совсем заброшенной. И не двери, крест-накрест забитые досками, не выбитые стекла во многих окнах придавали вилле такой нежилой вид, а буйная, нетоптаная поросль трав и бурьяна, окружавших дом сплошным ковром. Даже ступеньки позеленели от мха, а в трещинах на крыльце росли одуванчики и вьюнок. Казалось, сама природа двинулась на приступ этого забытого людьми жилища. От дуновения ветра зеленый ковер шевелился, и сквозь толщу его проглядывали очертания когда-то хорошо ухоженных елей, за которыми давно не следили.

Среди местных жителей вилла пользовалась недоброй славой. Когда Вайс, расспрашивая о тех или иных зданиях, как-то ненароком упомянул об одинокой вилле, хозяйка пансионата неохотно ответила:

— Ну ее к черту! Не к ночи будь помянута! Мы, местные люди, не суеверны, но все же стараемся обойти ее стороной. Знаете… — женщина вдруг не закончила фразу и с мрачной подозрительностью взглянула на собеседника. — Почему вы интересуетесь этой виллой? Может, вы тоже из тех, кто слоняется вокруг нее? Ах, здесь ступала нога дуче, ах, несчастная Петаччи играла на рояле и пела… Тьфу на них! Щелк-щелк аппаратами, а зачем, спрашивается, щелкать? Неприкаянные души казненных запечатлеть на пленке не удастся.

— Какие души? Вы говорите как-то непонятно.

— Да об их же душах… — Хозяйка пансионата наклонилась к Вайсу и шепотом продолжала: — Вот крест святой, сама видела, как по ночам там блуждают какие-то огоньки! И не я одна, потому что случалось это не раз и не два. Ну, сами рассудите, кто может бродить там в полночь? На вилле ни щепочки, с какой же стати кто-нибудь туда полезет? Это бродят Он и Она, гонимые собственными грехами.

Вайс недоверчиво улыбнулся, но, мигом сообразив, что такое толкование событий на вилле ему только на пользу, глубокомысленно заметил:

— В мире еще так много непознанного, синьора! Мы тешим себя мыслью, что всего достигли, а на самом деле… — Вайс покрутил головой и вздохнул.

Вздох был чистосердечным. «А что, если кто-то опередил меня?» — промелькнула мысль. Но он тут же успокоил себя: если ищут в доме, значит не знают об ограде, в которой замурованы драгоценные письма. А впрочем, надо торопиться. Сегодня же ночью приступить к поискам. Но как вынести инструмент? Сверло и нож крепчайшей стали можно положить в карман, небольшой ломик спрятать под плащ, а как быть со щупом? Письма, скорей всего, уложены в металлический ящичек или футляр, чтобы их не повредила сырость. Так что без щупа не обойтись. Выход один — вынести его в чемодане. Сделать вид, будто бы поехал прокатиться на пароходе, осмотреть озеро, а на самом деле спрятаться с чемоданом в гуще сада или в погребе, который наверняка есть при вилле. Надо сейчас же отправиться на разведку.

Вайс медленно прошелся по главной улице городка, побродил возле пристани. Вода, зеленоватая у берега, билась о причал. Дальше озеро было небесно-голубым, а еще дальше — густо-синим. Несколько туристов с мольбертами расположились вдоль берега, кто у самой воды, кто — поодаль. Небольшой катер только что отошел от берега, на нем включили репродуктор и оттуда долетела задорная, веселая песенка. Туристы, оставшиеся на берегу, махали отъезжающим платочками, кое-кто фотографировал катер, причал, легкие прогулочные яхты с треугольниками парусов. Под лучами солнца они казались ослепительно белыми и эффектно выделялись на синем фоне неба и озера. Эта праздничная картина раздражала Вайса, и почему-то даже обижала. «Ишь, вырядились и выпендриваются друг перед другом, скалят зубы, смеются. Ударить бы по ним из пулемета! Подлецы, сволочи!.. Попадись вы мне немного раньше, в Заксенхаузене! Через фабрику Маркуса Пельца прошла не одна сотня такого сброда. Прошла, но не вышла. Было на ком отвести душу.»

Непобедимая сила влекла Вайса к вилле. Но пить хотелось так, что на полпути он зашел в тратторию промочить горло стаканом вина. И тут толклась уйма бездельников. Они расселись с таким видом, словно навечно прикипели задницами к стульям, будто в мире нет иной работы, чем цедить вино и болтать. Особенно злили Вайса трое молодчиков, сидевшие через столик от него. Один из них, высокий, плотный парень, с издевкой поглядел на Вайса, что-то сказал своим товарищам, те оглянулись и расхохотались. Вайс, не замечая вкуса вина, выпил свой стакан и поднялся. Сдерживая бешенство, он направился к выходу с единственной целью — как можно скорее выбраться отсюда. Но когда он проходил мимо столика, за которым сидела та троица, высокий выставил вперед ногу. Споткнувшись, Вайс закачался и не упал лишь потому, что успел схватить за плечи белокурого юношу, который сидел спиной к проходу.

— Ты что на людей кидаешься? — прохрипел плотный, вскакивая с места.

— Вы нарочно сделали подножку, — Вайс старался говорить спокойно. Он понимал — силы неравны, к тому же все трое изрядно выпили.

— А ты гляди под ноги и не задирай нос! — воскликнул белокурый, тоже вскакивая с места.

Вайс понимал — надо немедленно уходить, не вступать в драку, но накопившееся за день раздражение искало выхода. Он немало потренировался еще в Заксенхаузене, и теперь молниеносным движением стукнул белокурого по подбородку, ребром ладони ударил высокого по шее и ринулся на третьего. Тот попятился, навалившись спиной на соседний столик.

— Гляди-ка, бешеная крыса! Белая бешеная крыса! — вопил он, размахивая перед собой бутылкой.

Увидав, что белокурый пришел в себя, а второй, сваленный метким ударом, шевелится, Вайс метнулся к двери, бросился в какую-то боковую улочку и стал петлять, заметая следы.

Он замедлил шаг только возле виллы, привычно обошел ее кругом и собрался было перемахнуть через ограду, как вдруг увидел длинную фигуру, топчущуюся у мольберта. Человек то делал мазок кистью, то отступал и рассматривал сделанное.

— Синьор! — окликнул его Вайс, не без задней мысли. — Простите за нескромность, но я так люблю живопись… Не разрешите ли взглянуть на ваш этюд? Только взглянуть, я вам не помешаю.

Незнакомец из-под кустистых бровей бросил на любителя живописи острый взгляд, и недовольно пробормотал несколько слов по-английски. А поскольку Вайс языка не знал, то решил принять это бормотание за согласие. Перепрыгнув ограду и ступая так, чтобы не помять траву, он приблизился к художнику.

С губ Вайса уже готово было сорваться восторженное «О-о!», но англичанин повернулся на каблуках и с такой откровенной злобой поглядел на непрошенного гостя, что тот, смутившись, отошел в сторону, и только замахал рукой, как бы говоря, ухожу, ухожу, не стану вам мешать.

Собственно говоря, такая агрессивность англичанина только облегчила задачу Вайса. Сделав вид, что растерялся, он отступил не к ограде, а к дому, и быстро скрылся за углом. Художник, прищурившись, долго и подозрительно глядел ему вслед, потом покачал головой, выругался и стал собирать этюдник.

Но этого Вайс уже не видел. Его внимание было приковано к фундаменту тыльной стороны виллы: маленькая дверка, забитая ржавыми гвоздями, свидетельствовала о том, что за ней есть какая-то каморка, возможно, для хранения садового инвентаря. Вот оно — помещение, где можно укрыться загодя!

Вернувшись в «Меблированные комнаты», Вайс предупредил хозяйку, что сегодня не будет ни ужинать, ни ночевать дома: встретил знакомых, те пригласили его принять участие в прогулке по озеру, отправятся первым же катером, поэтому эту ночь удобнее провести у друзей, которые живут недалеко от причала.