— Я бы и не надела ничего другого — особенно в такой день.

— Я это понял. Не представляю себе отца, создающего нечто столь эффектное и почти экзотическое… Разве только по специальному заказу.

— Да, ты прав, — согласилась она, невольно просияв. — Эта вещица совсем не в его стиле.

Нельзя реагировать слишком бурно, совсем как в девичестве, одернула себя Рейчел, внутренне содрогнувшись. Тогда я не могла даже спокойно сидеть в его присутствии.

— То, что я делаю для себя, вряд ли подошло бы для фирмы Тернана. Заказчики Грега весьма ортодоксальны, если не старомодны. Им нужны камни чистой воды, золото и серебро высокой пробы и очень традиционная работа. Лишь иногда… — она тяжело вздохнула, — лишь иногда у меня появлялась возможность изготовить что-нибудь хоть немного отличное, то, работа на чем меня увлекала по-настоящему…

Гейбриел кивнул, и при виде появившегося на его лице выражения сочувствующего понимания, Рейчел остро ощутила свою близость к нему.

— Не потому ли вы так часто спорили с отцом? — спросила она неожиданно для себя самой. — И не по этой ли причине ты уехал в Штаты?

— Частично, — осторожно ответил он, глядя на дно чашки, как будто там скрывался какой-то секрет. — Были и другие причины.

Рейчел хотелось спросить еще кое-чего, но инстинкт предостерег ее, и она перешла к более безопасной теме:

— Однако тебе всегда хотелось, чтобы фирма вела более рискованную политику. Помнишь те африканские украшения?

Это случилось дней через пять после того, как мать прервала их разговор. Рейчел начала расспрашивать Гейбриела об Африке, и этот разговор привел к тому, что он показал ей фотографии.

Поначалу она стремилась лишь провести с ним побольше времени, привлечь его внимание. Но вскоре поняла, почему он так увлекся культурой народов Африки, а когда Гейбриел показал ей образцы туземных украшений, была просто очарована ими.

— Я тогда просто не могла поверить своим глазам. Никогда в жизни не видела ничего подобного. Именно в тот момент мне захотелось стать ювелиром.

Она даже призналась в своем желании Гейбриелу, краснея и ожидая, что он только посмеется. Но вместо этого получила от него одобрение.

— Отец всегда утверждал, что у тебя есть талант, — сказал Гейбриел. — Он рассказывал, что однажды увидел тебя лепящей из пластилина в возрасте пяти или шести лет и понял…

— Когда, когда? — Рейчел не могла поверить услышанному. — А я и понятия не имела, что он знал меня такой маленькой! Мать никогда не говорила этого.

— Вряд ли это широко рекламировалось. — Гейбриел криво усмехнулся. — Естественно, моя мать и я сам узнали о существовании Лидии — и тебя тоже — только семь лет назад. — Он осторожно поставил чашку на поднос. — Но отец, очевидно, познакомился с вами гораздо раньше… А над чем ты работаешь сейчас? — продолжил Гейбриел, явно желая сменить предмет разговора. — Что-то необычное, вроде этого кулона?

— Браслеты. На первый взгляд вроде бы простые, но крайне выразительные по форме. Хочешь посмотреть?

— Они у тебя здесь?

— Да, наверху, в моей комнате.

— Тогда принеси их, а я пока приготовлю свежего чая.

Его интерес был столь очевиден, что Рейчел почти летела вверх по лестнице. Точно так же она чувствовала себя в юности, когда ей удавалось привлечь к себе внимание обожаемого Гейбриела. Это случалось не часто, ведь взрослого и повидавшего виды двадцатишестилетнего молодого человека вряд ли могли заинтересовать ее школьные дела. Но когда Рейчел поступила в художественный колледж, все переменилось.

Во-первых, она уже не была обязана носить старомодную и малопривлекательную школьную форму, а могла надевать то, что ей нравилось. Так как Грег великодушно снабжал ее суммами, о каких Рейчел прежде и не мечтала, то она оказалась в состоянии удовлетворить свой вкус к простым, но элегантным фасонам и хорошим тканям. Короткая, аккуратная стрижка тоже была забыта. Вместо нее появились бронзового цвета локоны ниже плеч…

Тогда из пары сделанных Гейбриелом замечаний и по блеску, появлявшемуся иногда в его глазах, Рейчел поняла, что наконец-то он начинает видеть в ней не ребенка, а вполне взрослого человека. Но не более того. В его жизни были женщины старше ее, более лощеные и дорого одетые, меняющиеся с почти пугающей регулярностью, иногда даже прежде, чем она успевала узнать их имена, не говоря уже о том, чтобы посчитать их за серьезных противниц.

Но после тога как Рейчел исполнилось восемнадцать, на Рождество, ей удалось заманить Гейбриела под ветку омелы и потребовать от него традиционного поцелуя.

Какое-то ужасное мгновение, видя, что он медлит, Рейчел ожидала получить отказ, но наконец Гейбриел пожал плечами.

— Пеняй на себя! — засмеялся он, наклоняясь к ней.

Сначала поцелуй обещал быть легким, почти шутливым, и Рейчел решила, что на большее ей рассчитывать нечего. Но стоило их губам соприкоснуться, словно щелкнул выключатель, и по каждому нерву, по каждой клеточке ее тела как будто прошел сильный электрический импульс.

Гейбриел, казалось, тоже почувствовал эффект этого ошеломляющего первого контакта. Изменив своим первоначальным намерениям, он принялся осыпать ее легкими, мучительно короткими поцелуями, способными лишь раздразнить, возбудить голод, не утоляя его.

Когда девушка протестующе застонала, он гортанно рассмеялся. Но смех тут же стих, когда Рейчел взяла инициативу на себя, раскрыв губы, чтобы встретиться с ним языками. В висках гулко забился пульс, едва она почувствовала, как Гейбриел отвечает, как проникает внутрь, словно пробуя ее на вкус…

— Рейчел!

Взяв за плечи, Гейбриел отодвинул ее от себя и поднял голову. Борьба, которую он вел с самим собой, затрудняла дыхание, мешая ему говорить.

— Дорогая, — наконец вымолвил он. — Мне, кажется, это зашло слишком далеко. Ты не понимаешь, что делаешь, что предлагаешь…

— Понимаю, еще как понимаю! — воскликнула Рейчел.

Инстинктивно чувствуя силу своей женской привлекательности, она вновь шагнула вперед, намеренно проводя языком по верхней губе, все еще сохраняющей вкус его поцелуя. При виде того, какое впечатление произвело на Гейбриела это легкое движение, возбуждение ее возросло еще больше.

— Гейб…

В этот момент громко и пронзительно зазвонил телефон, нарушая хрупкую тишину комнаты.

— Не подходи! — взмолилась она, когда молодой человек повернулся на звук. — Пожалуйста, не отвечай!

— Рейчел, поверь, будет гораздо лучше, если я сделаю это. Во-первых, в любой момент могут войти твоя мать или мой отец. Во-вторых, ты слишком молода. У меня нет привычки совращать детей, как бы они ни были соблазнительны!

Совращать детей! Эти слова доставляли ей боль, даже несмотря на прошедшие годы. Но тогда они просто уничтожили ее, унизили и ошеломили. Ничего не понимая, Рейчел поклялась, что больше никогда в жизни не будет разговаривать с Гейбриелом.

Но, уже попав на крючок его мужского обаяния, она, подобно наркоману, уже не могла отказаться от источника наслаждения. И неважно, как часто голос разума подсказывал ей, что гораздо умнее было бы найти себе кого-нибудь другого, более подходящего по возрасту, в чьей компании Рейчел могла бы избавиться от разъедающего душу наваждения, она просто не слушала его.

Недостатка в кандидатах на роль заместителя Гейбриела не было. После поступления в художественный колледж ее просто засыпали приглашениями в клубы, кинотеатры, на вечеринки и обеды. Но ни в ком из молодых людей не было его тонкого шарма, его привлекательной наружности, его завораживающей сексуальности. И ко дню своего девятнадцатилетия Рейчел поняла, что больше не может скрывать свои чувства.

День ее рождения… Включив свет в комнате, которая теперь стала ее мастерской, Рейчел почувствовала, как сжалось сердце. Тогда она выглядела совсем по-другому…

— Подумай об этом, дура! — с яростью сказала Рейчел самой себе. — Вспомни, как все было. И может быть, тогда сможешь раз и навсегда избавиться от заразы.