– Я не сомневался в вашей отваге и преданности ордену, – с удовлетворением произнёс де Молэ. – А теперь идите и готовьтесь к отъезду…

Рыцари один за другим покидали зал, Огюст – одним из последних.

– Шевалье де Кавальон! – окликнул его магистр.

– Да, монсеньор! – с готовностью отреагировал тамплиер. – Вы желаете составить документ?.. – уважительно поинтересовался он.

– М-да… – неопределённо ответствовал великий магистр. – Помогите мне подняться с кресла и проводите меня в кабинет…

Огюст приблизился к великому магистру, его в последнее время в силу преклонного возраста мучили боли в спине, но он старался не показывать своих страданий. Де Молэ опёрся на предложенную тамплиером руку и тихо произнёс:

– Идёмте… Для вас будет отдельное поручение…

Огюст не придал значения словам магистра, думая, что они уединяться в кабинете и займутся написанием очередного послания. Возможно, оно будет предназначаться командору Испании либо Португалии, с которыми де Молэ в последнее время вёл активную переписку.

Войдя в кабинет, де Молэ приблизился к массивному письменному столу, немного постоял подле него, ещё раз что-то обдумал, и наконец произнёс:

– Вы помните клятву, которую приносили, вступая в орден?

– Разумеется, монсеньор…

– А ритуальную чашу?..

Невольно Огюста охватило смятение: ритуальная чаша, символизирующая Бафомета… Того самого божка, изваяние которого принадлежало его предку Клермону де Бланшефору… Бафомета, в которого верил Гуго де Пейн, первый магистр ордена, считая что тот покровительствует тамплиерам, наделяя их всё новыми богатствами и властью.

От цепкого взора великого магистра не ускользнуло замешательство секретаря.

– О чём вы думаете, шевалье?

Огюст потупился, не зная, что ответить де Молэ.

– Не знаю, монсеньор… Возможно, то что я скажу, покажется вам странным… – нерешительно произнёс шевалье.

– Говорите, сейчас каждая мелочь имеет значение! – Уверенно потребовал великий магистр. – Не говоря уже о странностях!

– Дело в том, что моему прадеду Клермону де Бланшефору принадлежала некая статуэтка… И она имеет некоторое сходство с ритуальной чашей Бафомета.

Седые брови великого магистра поползли вверх от удивления.

– Это ещё раз подтверждает правильность моего выбора… – с придыханием прошептал он. – В течение двенадцати лет вы верно служили ордену, шевалье, – уже более уверенно произнёс де Молэ. – Я всегда доверял вам… Вот и сейчас я хочу подтвердить своё доверие…

Великий магистр приблизился к стене, на которой виднелась картина, изображавшая библейскую сцену. Он отодвинул её… Огюст отчётливо различил тайник, умело вмонтированный в стену.

Великий магистр открыл его и извлёк ритуальную чашу.

– Бафомет, дающий власть и богатство… – сказал он, задумчиво рассматривая чашу, которую видел неоднократно. Затем он перевёл взор на тамплиера. – Сохраните её, шевалье… Я чувствую, во Франции начнутся смутные времена… Орден могут обвинить в чём угодно, даже в поклонении Дьяволу. Но, прибегая к различным ритуалам, мы никогда не отрекались от веры в Христа.

Де Молэ протянул чашу Огюсту. Тот с волнением принял её.

– Сохраните и передайте чашу моему приемнику, который будет избран после меня, если, разумеется, орден уцелеет… – продолжил великий магистр.

Огюст взглянул на чашу, та ответила ему таинственным блеском рубиновых глаз. Невольно шевалье ощутил страх… В голове у него рождались вопросы: почему магистр передал чашу именно ему? А может, он что-то знает про статуэтку Клермона де Бланшефора? Или это просто совпадение?.. Не потому ли ему снились странные сны? Возможно, прадед хотел его предостеречь? Но отчего? – от соблазна или от жажды власти?..

– А как же Джон Марк Лармениус? – удивился Огюст, с трудом оторвав взор от чаши. – Разве он не ваш приемник, монсеньор?

Великий магистр печально улыбнулся.

– Нет, шевалье. Я очень ценю преданность Джона Лармениуса ордену, но он не сможет стать великим магистром и объединить многочисленные прецептории под своей дланью. Он всего лишь возглавляет центральную прецепторию на Кипре…

Огюста удивил ответ де Молэ, но он не стал больше задавать вопросов.

Спустя несколько дней группа из пятнадцати рыцарей, в том числе и шевалье де Кавальон, в предутренний час благополучно покинули Париж, отправившись в Ла-Рошель. Золото и серебро рыцари разделили таким образом, что у каждого на седле висел вьючный мешок. У Огюста – ещё и седельная сумка с ритуальной чашей ордена.

Отряд передвигался, соблюдая осторожность, избегая оживлённых трактов, предпочитая им лесные дороги.

На исходе первого дня, когда солнце ласкало землю своими последними лучами, уставшие тамплиеры расположились на ночлег, наскоро разбили лагерь на лесной поляне и договорились поочерёдно нести дежурство.

Первыми в дозоре стояли Огюст и виконт Каркасонский. Обычно, любившие поговорить о родном Лангедоке, в эту ночь они были немногословны, стараясь не уснуть из последних сил, преодолевая усталость. Тамплиеры прислушивались к каждому звуку, доносившемуся из леса, покуда их собратья отдыхали.

… До Огюста донёсся едва уловимый шорох, он встрепенулся и со стыдом осознал, что задремал. Виконта Каркасонского также сморила усталость, он сидел около тлеющего костра, смежив веки и оперевшись обеими руками на меч.

– Вы слышали, виконт? – едва слышно произнёс Огюст.

Его собрат тут же очнулся.

– Что случилось? Нас окружают королевские гвардейцы? – спросил он, сжимая в правой руке меч.

– Тише, тише, виконт… – снова пошептал Огюст. – Думаю, у нас гости… Не вспугните их…

Виконт с пониманием дела кивнул, извлёк из ножен кинжал и сделал вид, что спит. Огюст последовал его примеру.

Притворившись спящими, тамплиеры с трудом различили как при скудном свете луны, из леса, крадучись вышли двое, и, стараясь никого не разбудить, направились к лошадям.

– Они решили, что мы спим… – одними губами произнёс шевалье.

– Покажем королевским шпионам, на что мы способны… – вторил ему виконт.

Не успели шпионы вскрыть один из седельных мешков, дабы узнать о его содержимом, как на них сзади набросились тамплиеры и вонзили кинжалы им прямо в горло. Шпионы, захлёбываясь кровью, обмякли, выскользнули из рук нападавших и забились на земле в предсмертных конвульсиях.

– А что, если мы окружены? – предположил виконт, вытирая окровавленный кинжал о плащ одного из лазутчиков.

Огюст огляделся и прислушался.

– Вряд ли… Если бы за нами по пятам шёл вооружённый отряд гвардейцев, то мы бы непременно его заметили. Это шпионы… Им было поручено проследить за нами, выяснить, что мы перевозим и сообщить ближайшему королевскому гарнизону.

– В таком случае, следует обыскать их… – виконт брезгливо кивнул на окровавленные тела. – Возможно, у них есть надлежащие бумаги, скреплённые королевской печатью.

Огюст тот час начал тщательно обыскивать одного из шпионов. Виконт принялся за его собрата по ремеслу.

– Ненавижу копаться в чужих карманах… – заметил он. – Это недостойно дворянина…

– Увы, мой друг, но того требуют сложившиеся обстоятельства. – Подбодрил его шевалье и нащупал за подкладкой камзола некую бумагу. – Я что-то нашёл! – Он ловким движением кинжала разрезал одежду и извлёк документ, увенчанный печатью.

– Позвольте взглянуть… – попросил виконт. Огюст протянул ему находку. – Печать Ангеррана де Мариньи*… – со знанием дела констатировал виконт и зачитал содержимое: – Подателю сего, повелеваю оказывать всяческую помощь как финансовую, так и военную, ибо это воля короля Франции…

Тамплиеры встревожено переглянулись.

– На нас объявили охоту, шевалье! Что будем делать?

– До утра отдыхать. А завтра снова отправимся в путь и будем ещё осторожнее. А эту бумажку следует припрятать – вдруг возникнуть непредвиденные обстоятельства и она понадобится. – Резонно заметил Огюст.

… Не смотря на то, что Ангерран де Мариньи разослал по всем дорогам Франции шпионов, расстояние от Парижа до Ла-Рошели в сто лье тамплиеры преодолели за пять дней. Они избегали остановок на постоялых дворах, разбивая лагерь в лесу, поочерёдно неся дежурство. Питались скудно, по-походному.