В тех же говорах по общему образцу КОН были перестроены и счетные обороты с количественными числительными. Ср.: «Потравила-то Маринка девяти ли молодцов» (А. Ф. Гильфердинг. Онежские былины. Т. III. M., 1951. С. 397); «Она справила-срядила семи сыновьев» (Там же. С. 449); «Как убил-то Фадеюшко пяти братов» (Там же. С. 434) и др. под.[31]
На этом фоне является особенно показательным то, что ни па-мятники письменности, ни диалектные материалы не дают никаких сколько-нибудь надежных свидетельств о вовлечении в КОН или в КЛН существительных женского рода в единственном числе. Во всей восточнославянской области эти последние, как и в литературном русском языке, находятся вне указанных грамматических категорий.
Все отмеченные в наличном материале примеры, где приглагольная падежная форма может быть понята как форма вин. ед. = род. ед. ж. р., в действительности представляют исконные формы родительного падежа, пережиточно сохраняющиеся как элемент супинной конструкции [Пеньковский 1975-а: 86–88] (ср.: «А поехали они к Царюграду Отымать царицы Соломанихи» – А. В. Марков. Беломорские былины. М, 1901. С. 453), как члены глагольных словосочетаний с особыми типами управления (ср.: «Да женился князь да во двенадцать лет, Уж он брал княгини девяти годов» – А. Д. Григорьев. Архангельские былины. Т. I. Ч. I. M., 1904. С. 30) и в ряде других случаев. Все они заслуживают специального изучения.[32]
Таким образом, рассматриваемые западнобрянские формы вин. ед. личных субстантиватов женского рода оказываются во всем восточнославянском материале совершенно одинокими,[33] но тем более важны и значительны свидетельствуемые ими отношения и тем большую силу должны приписывать мы тем процессам, которые привели к их развитию, преодолев непоколебимую устойчивость исконных форм вин. ед. ж. р.
Не располагая пока данными, необходимыми для полного разрешения проблемы генезиса этих форм, следует подчеркнуть следующие принципиально важные положения:
1. Западнобрянские формы вин. ед. субстантиватов ж. р. принадлежат категории лица, а не категории одушевленности.
2. Уникальное на восточнославянской языковой территории совпадение вин. ед. ж. р. с родительным как средство выражения категории лица обнаруживается здесь не у существительных, а исключительно у субстантиватов, т. е. у слов, которые благодаря своей адъективной природе обладают изначальной способностью к согласовательным изменениям флексий.
3. То, что эти формы выступают исключительно в сочетаниях с соответствующими формами вин. ед. = род. ед. субстантиватов мужского рода и, таким образом, обнаруживают позиционную зависимость от контекста, говорит о том, что их возникновение обязано не парадигматическим, относительно слабым связям, а более сильным связям синтагматического сцепления.[34]
Диалектный материал, положенный в основу этой статьи, невелик и относится всего лишь к двум сравнительно небольшим диалектным группам. Тем не менее он представляет значительный интерес и имеет важное научное значение. И не только и не столько потому, что вводит в оборот новые, до сих пор мало известные факты, сколько потому, что показывает, как много неизвестного сохраняют еще русские говоры и сколь многого мы еще можем в них ожидать. Трудно сомневаться в том, что дальнейшее изучение КОН в русских говорах (а они, как уже говорилось, с этой точки зрения по существу никогда серьезно не рассматривались) даст науке новый богатый материал и приведет к новым существенным выводам. Привлечь внимание исследователей к этой проблематике и составляет основную цель настоящей работы.
Абрамов 1969 – Абрамов Б. А. О понятии семантической избирательности слов // Инвариантное синтаксическое значение и структура предложения. М., 1969.
Борковский, Кузнецов 1963 – Борковский В. К, Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка. М., 1963.
Букатевич, Грицютенко 1958 – Букатевич П. П., Грицютенко И. Е. и др. Очерки по сравнительной грамматике восточнославянских языков. Одесса, 1958.
Булаховский 1953 – Булаховский Л. А. Курс русского литературного языка. Т. II. Киев, 1953.
Ван-Вейк 1957 – Ван-Вейк П. История старославянского языка. М., 1957.
Дровникова 1962 – Дровникова Л. П. Конструкции типа стретил пяти человек в XVII в. (К истории склонения числительных) // Филологические науки. 1962. № 1.
Котков 1963 – Котков С. И. Южновеликорусское наречие в XVII столетии. М., 1963.
Кузьмина, Немченко 1964 – Кузьмина И. Б., Немченко Е. В. К вопросу о конструкциях с формой именительного падежа имени при переходных глаголах и при предикативных наречиях в русских говорах // Вопросы диалектологии восточнославянских языков. М., 1964.
Обнорский 1927 – Обнорский С. П. Именное склонение в современном русском языке. Вып. 1. Л., 1927.
Пеньковский 1965 – Пеньковский А. Б. Об изучении процессов развития в живой диалектной речи // Тезисы докладов на X диалектологическом совещании <в Институте русского языка АН ССР> 11–14 мая 1965 г. М., 1965.
Пеньковский 1967-а – Пеньковский А. Б. Фонетика говоров Западной Брянщины. Дисс… канд. филол. наук. Владимир, 1966.
Пеньковский 1967-б – Пеньковский А. Б. О некоторых закономерностях звуковых замен при взаимодействии диалектов // Очерки по фонетике севернорусских говоров. М., 1967.
Пеньковский 1971 – Пеньковский А. Б. О несвободе свободного варьирования аллофонов // Вопросы фонетики и фонологии: Тезисы докладов советских лингвистов на VII Международном конгрессе фонетических наук (Монреаль, 1971) /Гл. ред. Р. И. Аванесов. Москва, 1971.
Пеньковский 1975-а – Пеньковский А. Б. О диалектных явлениях, генетически связанных с супином // Совещание по общеславянскому лингвистическому атласу Тезисы докладов М Наука, 1975
Пеньковский 1975-6 – Пеньковский А. Б. Категория одушевленности – неодушевленности существительных как коммуникативно-синтаксическая категория текста // Материалы семинара по теоретическим проблемам синтаксиса (2–5 марта 1975 г) / Отв ред И А Печеркин, Ю А Левицкий Пермь, 1975
Пеньковский 1984 – Пеньковский А. Б. О механизме «матричного» преобразования единиц языка и речи-текста // Совещание по вопросам диалектологии и истории языка (лингвогеография на современном этапе и проблемы межуровневого взаимодействия в истории языка (Ужгород, 18–20 сентября 1984 г) Тезисы докладов и сообщений Т III. M Наука, 1984
РД – Русская диалектология М, 1964
Селищев 1952 – Селищев А. М. Старославянский язык, II. М, 1952 С 108
Хабургаев 1969 – Хабургаев Г. А. Заметки по исторической морфологии южновеликорусского наречия//Уч зап МОПИ, 1969 Т 228 Вып 15
Чернышев 1970 – Чернышев В. И. О нарушении согласования в русском языке //В И Чернышев Избранные труды Т I M, 1970
Horalek 1955 – Horalek K. Uvod do studia slovanskie эch jazyku Praha, 1955
Kuraszkiewich 1954 – Kuraszkiewicz W. Zarys dialektologii wschod-nioslowianskiej Warszawa, 1954
О лексико-синтаксической структуре блоков полного усиленного отрицания в современном русском языке
Полное усиленное отрицание – с логико-семантической точки зрения – это отрицание существования целостных множеств, или тотальностей, лично-предметного, качественного, количественного, пространственного, темпорального и других категориальных типов. В русском языке это значение выражается средствами двоякого рода: в дейксисе – отрицательными местоименными НИ-словами (никто, ничто, никакой, нисколько, нигде, никуда, никогда и др.) и местоименными образованиями с БЫ ТО НИ БЫЛО (кто бы то ни было, что бы то ни было, какой бы то ни было и др., см. о них [Пеньковский 1986: 2, 106; 1991: 92–94]); в номинации – различными отрицательными блоками закрытой и открытой структуры.
31
Ср.: «– Чертушка-то опять рыбы давает… Скольких-то вынул? – Девять щук. – Завтра этого не давает. Шести принесешь» (А. Онегов. Я живу в Заонежской тайге). Из истории этих конструкций см.: [Булаховский 1953: 185; Дровникова 1962: 206–209].
32
Особо следует выделить единичные факты использования форм вин. ед. = род. ед. существительных женского морфологического рода, обозначающих лицо мужского пола. Ср.: «Дазазбуривало чудищо поганое; Шып он калики перехожое и переежджое» (А. Д. Григорьев. Архангельские былины. Т. I. Ч. 2. М., 1904. С. 495) и др. под.
33
Единственную аналогию им представляют диалектные западно-южновеликорусские формы вин. ед. = род. ед. существительных мать и дочь (реже – лошадь), широко отражаемые памятниками местной южно-великорусской письменности XVI–XVII вв. (см.: [Котков 1963: 182–185; Хабургаев 1969: 297]). Происхождение этих форм остается пока во многом неясным, но, по-видимому, может объясняться вне связи с развитием категории одушевленности – неодушевленности или категория лица – нелица. Неясно, прежде всего, каково их отношение к аналогичным формам старославянского языка: являются ли те и другие прямым праславянским наследием, как думал С. П. Обнорский [Обнорский 1927: 268], или в южно-великорусских формах – тшматере (матеря) следует видеть позднюю диалектную инновацию, как предполагает Г. А. Хабургаев [Хабургаев 1969: 298]. Важно отметить, что в старославянском формы. вин. ед. = род. ед. ж. р. имели и неодушевленные существительные типа цръкы [Ван-Вейк 1957: 262].
34
Важно отметить, что возникновение указанных выше диалектных форм типа матере (матеря) исследователи объясняют воздействием форм вин. ед. =род. ед. существительных мужского рода в сочинительных словосочетаниях типа отьца и матерь, сына и дъштерь (дъчерь). См.: [Ван-Вейк 1957: 262; Селищев 1952: 108; Хабургаев 1969: 298].
О том, насколько значительна роль синтагматического фактора, можно судить хотя бы еще по одному яркому явлению, которое широко представлено в русском литературном языке и также имеет непосредственное отношение к КОН, хотя не только не укрепляет, а, напротив, разрушает ее. Здесь имеются в виду случаи, когда при прямом дополнении, выраженном формой вин. пад. личного местоимения 3-го лица в неличном значении, имеется согласованное определение (обычно обособленное), которое должно и может выражаться формой вин. = им. (ср.: «Я не знаю имени скульптора, создавшего памятник. Но видел такие у многих дорог. Видел их, исхлестанные дождями и ветрами» – Комсомольская правда, 22 декабря 1965, и т. п.), но в результате морфологической ассимиляции получает обычно форму вин. = род. Ср. факты такого рода в текстах XIX в.: «Наши народные песни не успели срастись <в эпопею>, не успели свиться вместе – как ихразрозненных, неспелых схватила могила типографского станка» (В. Ф. Одоевский. Опыт безымянной поэмы, 1840-е гг); «Запечатлей же в сердце сии слова: ты узнаешь и молодость, и крепкое, разумное мужество, и мудрую старость, постепенно, торжественно-спокойно, как непостижимой божьей властью я чувствую отныне всех их разом в моем сердце…» (Н. В. Гоголь – Н. Я. Прокоповичу, 15 мая 1842); «Вот реестр изданий, обративших здесь особое внимание. Из поверхностного моего отчета вы увидите, что можно всех их прочесть и остаться в первобытной простоте…» (П. В. Анненков. Парижские письма, III, 1846); «Всё это социальные книги, фамильные собрания работников и др.> огоньки, которые предшествовали знаменитой революции 48 года, никем, впрочем, еще тогда не предчувствуемой, и которая, сказать между прочим, их всех и потушила» (П. В. Анненков. Замечательное десятилетие, XXXI, 1870) и др. То же в современном языке: «– Ну ладно, мол, овес обозвали беспартийной культурой. Но ты-то ведь партийный… Значит и действуй как коммунист, по-ленински, исходя из конкретных условий… Сманеврировали; весной на самых дальних землях посеяли его, беспартийного….» (Н. Почивалин. Среди долины); «Тоска смертная, а тут еще ноет и ноет большой палец правой ноги, так бы и оторвал его, окаянного» (А. Васильев. В час дня, Ваше превосходительство, кн. II); «Мы уравниваем только через бульдозер, чтобы после, через несколько десятков лет, нам нечего было оплакать – нет и того бульдозера, который снимал старую жизнь и прежние вольности. Даже его, железного и бесчувственного, переплавили в лом…» (Век XX и мир. 1990. № 4. С. 45 – Г. Павловский) и т. п. Особо должны быть отмечены многочисленные случаи «согласовательного» преобразования беспредложных и предложных форм винительного падежа местоименных оборотов сам, – о себя, сам, – а, -о на себя → самого себя, самого на себя; сами себя, сами на себя → самих себя, самих на себя. Ср: «Положения проповеди Бакунина слишком много узаконяли в существующих порядках – это правда, но они узаконяли их так, что порядки эти переставали походить на самих себя» (П. В. Анненков. Замечательное десятилетие, I V, 1870).