Я воздел глаза к небу. День обещал быть нелёгким.
— А где сейчас подследственный?
— В тюремной камере.
— Как? Вы посадили раненого человека в камеру?
— А что такого? Рана-то несерьёзная. Обычная царапина.
— Это вам врач сказал?
— Доктора Петерсона мы не застали дома. Уехал по вызову за город. Снова рожает миссис Томкинс, а она категорически против родильных домов. Но первую помощь мы оказали.
Я грустно покачал головой. Тейт встревожился.
— Думаете, надо было всё-таки разыскать доктора? Но в указе Миранды по поводу таких пустяковых ран ничего не говорится.
— Почему подследственному так не терпится дать показания?
— Нельзя сказать, что не терпится. Поразмыслив несколько часов, он, полагаю, понял, что ему не отвертеться, и не захотел тянуть резину.
— Вы его, наверное, обработали?
— Вот уж нет, — высокомерно ответил Тейт. — Чего не было, того не было. Клянусь.
Я отправился с Тейтом в тюрьму и там познакомился с Хэррингтоном.
Хэррингтон оказался человеком плотного сложения, от него слегка попахивало спиртным.
— Я живу над своим магазином, — рассказывал он, — и сегодня около трёх утра проснулся от шума внизу. Пистолет я обычно держу в комоде. Подошёл, выдвинул ящик. От волнения дёрнул слишком сильно, и все вещи вывалились на пол. Это, видимо, спугнуло взломщика. Когда я спустился вниз, он уже выбежал на улицу.
— Много украл? — деловито спросил я.
— Ничего, — ответил Хэррингтон. — Он даже не успел открыть сейф.
Помощник Тейта привёл заключённого. Коротышка Даусон производил впечатление человека, у которого сдали нервы. Он устало смотрел на меня.
— Я ваш адвокат, — сказал я ему. — Меня зовут Джеймс Уоткинс. Насколько я понимаю, вы хотите дать показания?
Он равнодушно пожал плечами:
— Так, наверное, проще?
— Как ваша нога? — поинтересовался Тейт. — Не беспокоит?
Даусон перевёл взгляд на свою ногу:
— Нет. Пустяковая царапина.
Шериф повернулся ко мне:
— Знаете, почему я спросил у него о ране? В Шибойгене как-то арестовали мужчину за вождение автомобиля в пьяном виде. В полицейском участке он признал себя виновным в присутствии и с одобрения своего адвоката. И всё-таки судья закрыл дело, объявив, что при даче показаний обвиняемый был слишком пьян и не мог отвечать за свои слова.
Я недоумённо смотрел на него, не улавливая связи между двумя случаями.
— Я хочу сказать — если человек страдает от огнестрельного ранения, — серьёзно продолжал Тейт, — то суд может счесть его неспособным отвечать за свои показания и закроет дело. Осторожность никогда не повредит.
Даусон в задумчивости почесал лоб. Шериф насторожился:
— Болит голова?
— Ещё бы! — отвечал Даусон.
Тейт повернулся к помощнику:
— Билл, дай ему две таблетки аспирина и стакан воды.
Даусон проглотил принесённые Биллом таблетки и только собрался что-то сказать, как шериф предупреждающе поднял руку.
— Аспирин, скорее всего, уже действует, но давайте для верности обождём минут десять.
Даусон бросил на меня взгляд и вновь пожал плечами. Я обратился к Хэррингтону:
— Вы видели подследственного рядом с сейфом?
— Не совсем так. Но чёрный ход был открыт, а я хорошо помню, как запирал дверь перед сном.
— Значит, вы выбежали на улицу и увидели в темноте убегающего человека? А может, вам только показалось, что он бежал?
— Он точно бежал, я помню, — твёрдо и уверенно произнёс Хэррингтон. — Светила луна, и было очень хорошо видно.
— И тут вы начали палить во все стороны? Сколько выпустили пуль?
— Пять или шесть.
— И всё по бегущему человеку?
— Естественно.
— А попала только одна? Да и та слегка оцарапала?
— Было темновато, — смущённо оправдывался Хэррингтон. Но тут же поправился: — Но не настолько, чтобы не видеть его. Просто я неважный стрелок. Вот в чём дело.
— Кстати, — сказал шериф Тейт, — одна из пуль пробила кухонное окно у Рея Янецки на уровне головы человека. Могла бы угодить в Рея, если бы тот не спал крепким сном, — он вновь обратился к Даусону: — Ну, как голова? Полегчало?
— Немного, — отозвался Даусон. — А как насчёт завтрака?
Тейт слегка вздрогнул.
— Завтрака? Да, уж лучше снять показания позже, — быстро проговорил он. — А то придерутся… Скажут ещё, что подследственного морили голодом, добиваясь показаний.
Через четверть часа помощник Тейта вернулся с подносом, полным еды.
Пока Даусон ел, я присматривался к Хэррингтону.
— А не имеете ли вы зуб на Янецки? Кому вы чуть голову не прострелили?
Голос Хэррингтона слегка дрогнул:
— К чему бы мне иметь зуб на Янецки? Он даже не из моих постоянных клиентов.
Листавший «Руководство» Тейт поднял голову:
— А что, Чак Биддл — сосед Янецки?
— Кажется, — ответил Хэррингтон. — И что с того?
Тейт повернулся ко мне:
— На той неделе жена Биддла прихватила с собой кое-что из магазина, не заплатив. Хэррингтон поймал её.
Тот уточнил:
— Стащила бутылку ликёра и две банки анчоусов. И зачем они ей?
Тейт кивнул.
— Биддл узнал, что Хэррингтон обратился ко мне, и страшно перепугался. Твердил, что надо решить дело миром, незачем, мол, выносить сор из избы. Угрожал, что иначе набьёт Хэррингтону физиономию.
Я понимающе улыбнулся Хэррингтону:
— Боялись, что Биддл сдержит своё обещание?
Хэррингтон весь напрягся:
— Наплевать мне на Биддла. Сказал ему, чтобы воровали в другом месте, и дело с концом.
Шериф захлопнул «Руководство».
— Чтобы быть абсолютно чистыми перед Законом, нужно записать на плёнку обращённые к подследственному слова о его правах, а затем и его признание, — он вновь обратился к помощнику: — У кого в городе есть магнитофон?
— У Милли Причард, — ответил помощник и вышел из комнаты.
Я перевёл глаза на Хэррингтона:
— Итак, вы признаёте, что во время так называемого ограбления сейф не был даже открыт?
— Не был, — согласился тот. — Но ведь следы взлома налицо.
— А вы видели, что это сделал Даусон?
— Нет. Но замок на двери чёрного хода был сломан. Можете сами убедиться.
Я снисходительно улыбнулся:
— Допускаю, что замок сломан, но мы не можем с точностью утверждать, кто именно его сломал, правда? А что, если это ваша маленькая хитрость, придуманная, чтобы замаскировать покушение на Биддла?
Хэррингтон весь ощетинился:
— Пуля попала не в его дом.
— Сами говорили, что вы никудышный стрелок, да ещё и выпили перед этим. От вас и сейчас разит.
Он густо покраснел:
— Тогда я не был пьян. Потом уж хватил пару глотков, чтобы прийти в себя. Да и зачем бы мне палить по тёмному окну?
— Луна сыграла с вами злую шутку. В её призрачном свете вам могло почудиться, что Биддл подошёл к раковине налить воды. Вот вы и придумали всю эту историю с сейфом, чтобы скрыть убийство, — несчастный, мол, случай, стрелял во взломщика.
Хэррингтон вскипел:
— То есть как это придумал? Если Даусон ни в чём не виноват, зачем он ночью драпал по улице?
— Успокойтесь, Хэррингтон, — проговорил я. — Представьте себе следующую картину. Вы возвращаетесь к себе в гостиницу после кино, и вдруг кто-то, явно навеселе, выскакивает на улицу и начинает по тебе стрелять. Неужели вы бы не побежали в данной ситуации?
Хэррингтон фыркнул:
— А с чего бы ему шляться по тёмным переулкам? Шёл бы себе по освещённым улицам.
— А может, он хотел срезать путь.
— В городе только одна гостиница и один кинотеатр, и мой переулок находится не между ними. Кроме того, последний сеанс заканчивается около полуночи, а произошло всё в три часа.
Даусон замер с чашкой кофе в руке.
— Подследственный сбился с пути и искал дорогу, — сказал я. — Он сам утверждает, что первый раз в вашем городе.
— А как насчёт инструментов? — потребовал ответа Хэррингтон.
— Ах, инструменты! Вы уверены, что это воровские отмычки? И кто может доказать, что они принадлежат именно Даусону? Я правильно понял — на них не обнаружено его отпечатков?