Абдель Адриан, сын Бога Убийств, поздним летом года Знамени вернулся в Крепость Свечи героем.

Врата, которые всего несколько недель назад закрыли перед ним, на сей раз были открыты. Человек, которого он знал всю жизнь, человек, обвинивший его в убийстве, заперший его в клетке, как животное, человек, который практически отдал его в руки Железного Трона, с облегчённой и искренней улыбкой обнял Абделя.

— Абдель, — сказал Теторил, и ему на глаза навернулись слёзы. — Абдель, я так рад, что ты вернулся к нам. Надеюсь, в этот раз ты останешься надолго и…

— Абдель! — раздался позади тонкий, пронзительный голос. Абдель повернулся, чтобы увидеть лицо, которого не видел… сколько? Год?

— Имоэн, — выдохнул Абдель, оказавшись в объятьях стройной девушки. — Имоэн, ты превратилась…

— Молчи, — оборвала она, смягчив свой приказ улыбкой.

— Ты — услада для уставших глаз, девочка, — сказал он ей, и они снова обнялись.

Не отпуская его, она сказала:

— Мне так жаль Гориона. Так жаль.

У Абделя встал ком в горле. Он выдавил усталый вздох.

— Его смерть была не напрасной, — вставил Теторил.

Абдель поднял взгляд и с удивлением заметил, что Теторил оказался дальше, чем был. В небе над массивными стенами Крепости Свечи клубились серо-зелёные тучи. Абдель чувствовал запах молнии, но не видел её. Приятно было вернуться домой с гордо поднятой головой, но в воздухе висело напряжение, и рядом… не хватало слишком многих. Где Джахейра? Она ушла из Врат Балдура вместе с ним. А ещё Ксан. Но разве он не потерялся где-то по дороге? Абдель вспомнил, как Ксан спорил с гулем Кораком, а затем что-то случилось…

— Абдель, — прошептала Имоэн. Её дыхание холодило его обнажённую грудь. Абдель не помнил, как снял рубаху. Имоэн дрожала, прижимаясь к нему. Он посмотрел на неё. Он был выше фута на полтора. Имоэн начала изменяться, её острые локти подростка округлились, руки стали гладкими, бедра налились, там, где торчали ребра, осталась гладкая, бледная кожа. Её длинные волосы сдуло в лицо Абделю, прямо в глаза. Он испустил слабый смешок и попытался аккуратно её отстранить, но девушка не отпускала.

Имоэн сжимала его крепкие руки всё сильнее и сильнее. Затем прошептала:

— Что со мной происходит?

Абдель снова произнёс её имя, затем моргнул, когда один из её ногтей пронзил его кожу. Из раны засочилась кровь, потекла вниз по пальцу Имоэн и дальше, к её запястью.

— Со мной что-то происходит, — прошептала она, её голос превращался в гортанный, нечеловеческий хрип. Она чихнула, окатив Абделя холодной, как лёд, слюной.

— Имоэн, — сказал Абдель, и когда она не отозвалась, оттолкнул её сильнее.

Возможно, он был единственным мужчиной на всём Побережье Меча, который сумел противостоять её неожиданной сверхчеловеческой силе, но времени радоваться собственной физической форме у Абделя не оставалось. Он зашипел, увидев лицо юной девушки. Правильные черты её лица стали уродливыми и искажёнными, рот превратился в зияющую, полную клыков пропасть. Наружу выстрелил язык, длинный и раздвоенный, как у змеи, и лизнул грудь Абделя. Касание было таким холодным, что крупный мечник задрожал.

Существо, которое недавно было Имоэн, издало звук, от которого Абдель закричал в ответ — как будто их голоса могли бороться друг с другом. Краснеющие глаза Имоэн раздулись, стали в несколько раз крупнее. Их взгляд был испуганным и недоумевающим — но в той же степени голодным и злым. Её дрожащий рот исторг череду проклятий, истекая кровью в тех местах, где бритвенно-острые клыки вжимались в фиолетовую массу губ.

Абдель оттолкнул её дальше. Обнажённая кожа девушки была ледяной, сухой и грубой наощупь, похожей на чешую. Абдель потянулся за спину и нащупал рукоять меча, хотя мог поклясться, что не чувствует ремня, пересекавшего грудь. Меч вышел из ножен со скрежетом металла по металлу, прозвучавшего в унисон звериному, надрывному вою Имоэн. Абдель не думал о том, что собирается сделать с девушкой, которую знал с младенчества, которая на протяжении их общего детства терпела его приступы дурного настроения и периодические жестокие насмешки, с ребёнком, который хотел сопровождать Абделя в его приключениях и которого он отталкивал на каждом шагу.

Абдель обрушил свой меч быстро и сильно. Он отрубил ей голову и закричал, когда голова упала на сухую пожухлую траву Крепости Свечи. И по-прежнему кричал, когда проснулся, оказавшись в новом, на этот раз чересчур реальном кошмаре.

Абдель, может, и стал героем, но в Крепость Свечи он не вернулся. Сначала он увидел свет от жаровни, затем закрыл глаза и почувствовал её жар. Медный котёл, полный раскалённых углей, стоял слишком близко. Он попытался отстраниться, но уже через долю дюйма его голая спина встретила грубую и холодную поверхность стены. Абдель отдёрнулся и снова попробовал отстраниться. Как бы он ни пытался, в эти ускользающие мгновения между сном и реальностью он не мог найти счастливую середину, которой так требовало тело.

Беспощадные железные кандалы висели на его запястьях. Звон цепей, звучавший, когда Абдель шевелился, как будто насмехался над ним. Абдель зарычал — низким, звериным рыком, зародившимся глубоко в горле — и стиснул кулаки.

Он поморгал, заставляя взгляд проясниться, и увидел, как в камеру входит мужчина. Мужчина был невысоким и толстым. Между опоясывающими его ремнями из кожи выпирало слишком много жирной и потной плоти. На ремнях висели инструменты, большую часть которых Абдель не узнал. Странный мужчина встретился с ним взглядом и улыбнулся, демонстрируя единственный жёлтый и неровный зуб на верхней десне. Борода мужчины была неровной — её рассекал глубокий шрам от ожога, который не добавлял ни капли привлекательности или характера круглому лицу своего обладателя.

— Ты проснулся, — медленно произнёс мужчина, чётко выговаривая каждое слово, как будто язык был для него в новинку, или, по крайней мере, не родным.

— Тюремщик… — начал Абдель, но пересохшее горло подвело его, и в глазах проступила влага. Он втянул в себя воздух и закашлялся от дыма из жаровни, обезвоживания и боли от ушиба, которого даже не помнил.

— Хозяин подземелья, — проворковал мужчина, отведя взгляд от Абделя, затем замерев, как будто видел жаровню впервые. Потянувшись, чтобы взять кочергу, свисавшую с крюка на стене справа от Абделя, он добавил: — Хозяин подземелья, а не тюремщик. Это не тюрьма, это подземелье.

Абдель вздохнул, пытаясь поймать пустой, стеклянный взгляд мужчины, но не сумел. Тот был умственно отсталым.

— Как… — прохрипел Абдель, когда мужчина сунул кочергу в пылающие угли и оставил её там. — Как тебя зовут, хозяин подземелья?

Мужчина улыбнулся, но на Абделя не посмотрел.

— Бутор меня зовут, — сказал он. — Меня зовут Бутор.

— Где я? — спросил Абдель, к которому начал возвращаться голос. — Как я сюда попал?

— Дома у моего босса, — растягивая слова, ответил Бутор, кончиком кочерги проводя по дну медного котла. — Мой босс забрал тебя. Не знаю, откуда он тебя забрал.

— Кто твой босс? — спросил Абдель, подозрительно разглядывая кочергу. Он чувствовал, как растёт гнев, и хотя начал смутно вспоминать, что уже пытался вырвать цепи из стены и потерпел неудачу, постарался сохранить голос ровным.

— Кто твой босс? — снова спросил Абдель, когда Бутор вытащил кочергу из горячих углей и провёл ею по груди Абделя. Абдель закричал, почувствовал запах собственной горелой кожи и волос, почувствовал каждый волдырь, каждый обожжённый дюйм плоти, почувствовал боль, которая сама по себе практически была живым существом. Его крик заглушил большую часть ответа Бутора, но Абдель был уверен, что слышал, как тот говорит: «Теневые Воры».