В то же время на стоянке, в крайнем трейлере

Здесь не то чтобы прохладно — скорее, менее жарко, хотя кондиционер включен на полную мощность. Женщина сидит на диванчике, плотно прижавшись к молодому человеку, на вид лет на шесть-семь моложе ее, крепко обнимая его за талию. Он одет лишь в легкие хлопчатобумажные брюки, торс обнажен — рельефно мускулистый, безволосый. Женщина проводит пальцами по его груди, медленно, ласково… Говорит:

— Надо поспешить, Дэви. Отцовских чувств моего рогатого козлика слишком надолго не хватит…

Молодой человек целует ее. Женщина закрывает глаза, не видя на его лице легкой скуки.

Затем они спешат…

На озере

Спиннинг мальчика — тот самый, с суперпрочной плетеной леской — внезапно изгибается крутой дугой. Трещит катушка.

— Чертов зацеп! — Папа выключает мотор. Лодка останавливается. — Откуда он на этой чертовой глубине?! Разве что плавучая коряга…

Мальчик смотрит на изогнутый спиннинг с надеждой. Тот медленно распрямляется — леска тянет лодку назад.

— Может, это Биг-Трэйк?

— Какой еще чертов Биг-Трэйк? Обычная чертова…

Папа не успевает договорить. Спиннинг вновь изгибается — резко, чуть не вылетев из кронштейна-крепления. Гибкий конец его хлещет по воде. Треск катушки сливается в сплошную скрежещущую трель. Леска разматывается, но недостаточно быстро — лодка начинает скользить назад.

— …Обычная чертова подводная лодка! — изумленно заканчивает папа. Но никаких субмарин тут быть не может, и оба это знают.

— Трэйк… — восхищенно шепчет мальчик.

Папа торопливо перебирается поближе к спиннингу. Ни в какого Биг-Трэйка он, понятно, не верит. Но точно знает, что каждый год поймавшему в Трэйклейне самого крупного за сезон озерного лосося выдают ни много ни мало — десять тысяч хорошеньких зелененьких долларов. А если еще ко всему рыбина окажется больше, чем Литл-Трэйк — абсолютный рекорд прошлых лет, весивший сколько-то там чертовых фунтов, чье чертово чучело хранится в музее озера, — тогда приз составит пятьдесят тысяч. Да-да, именно пятьдесят. Именно тысяч. Пятьдесят тысяч чертовых долларов. За один заброс. Неплохой улов, а?

Катушка с треском вращается — то быстрее, то медленнее. Лески на объемистом барабане остается все меньше. Папа нажимает на стопор. Вращение прекращается. Спиннинг изгибается круче, лодка скользит по воде быстрее. Папа спокоен.

— Пускай, — говорит он не то сыну, не то себе, сматывая второй спиннинг. — Пускай возит нас, сколько влезет. Я согласен кататься на нем хоть до вечера — лишь бы утомился и всплыл кверху брюхом.

В рекордно длинной фразе ни разу не помянут «черт» — и мальчик удивлен. Осторожно спрашивает:

— Но ведь это я поймал его, па? Ведь это был мой спиннинг?

Теперь удивлен папа. В мыслях он уже пересчитывает пятьдесят тысяч долларов — конечно же пятьдесят, никак не десять. Судя по силе тяги, Литл-Трэйку придется-таки потесниться на пьедестале.

Отец кивает на спиннинг:

— Поймал — так попробуй вытащить. Мальчик тоскливо смотрит на изогнутое удилище и на натянутую струной леску, рассекающую воду.

— Ну тогда… мы поймали вместе, да?

Пана милостиво кивает. Несовершеннолетнему денежную премию все равно не выплатят…

Они все ближе к середине озера — Трэйклейн здесь шириной мили три, не больше. Усеявшие пляжи купальщики кажутся крохотными муравьями, прибрежные коттеджи — россыпью разноцветных коробочек. Тяга, похоже, слабеет, — папа пытается вспомнить, где и в присутствии каких свидетелей полагается измерять и взвешивать рекордный трофей…

В этот момент спиннинг резко разгибается. Леска безвольно провисает.

— Что за чертовы… — Пана берется за леску — та ползет из воды без малейшего сопротивления. Он бьет кулаком по надувному борту. — Ушел, ушел!!! Чертов лосось… Говорил тебе, чертов щенок, — пс лезь с дурацкими вопросами под руку!!!

Никаких вопросов мальчик не задавал, по он понимает — возражать не время и не место.

Папа чувствует себя обокраденным на пятьдесят тысяч и готов сорвать злобу на ком угодно. Следующим номером программы у пего будет чертова компания «Корморан», производящая чертовы гнилые лески, но перейти к ее критике папа не успевает.

Удар. — Корма лодки взлетает и падает обратно.

Резкий свист воздуха.

Задние баллоны стремительно опадают.

Мальчик визжит.

Нос лодки задирается.

Корма погружается — папа в воде уже по пояс. «Держись за чертову скамейку!!!» — орет он. Поздно. Мальчик сползает к корме. Лодка — полуспущенная, сохранившая воздух лишь в носовой части — встает вертикально.

Секунда неустойчивого равновесия — и суденышко рушится на воду днищем вверх. Папа накрыт лодкой, он барахтается в темноте, позабыв про мальчика. Что-то бьет его по ногам — не сильно. Папа уходит вглубь, выныривает из резинового плена, зовет сына. Тот не откликается — но с другой стороны лодки слышно какое-то бултыханье. По ногам опять что-то бьет — на этот раз больнее. Гораздо больнее. Папа не обращает внимания, он спешить обогнуть лодку, убедиться, что с сыном все в порядке, — и не может. Странное онемение сковывает ноги. Что за чертово… — тут папа замечает, что вокруг него, густея, расплывается алое пятно.

Тогда он кричит — громко, но не долго.

РАССЛЕДОВАНИЕ. ФАЗА 1

Офис шерифа Кайзерманна, Трэйк-Бич, 24 июля 2002 года, 12:47

Сегодня с утра — как и в прочие дни этого рекордно жаркого июля — шериф Кайзерманн пребывач в паршивом настроении. И к середине дня оно отнюдь не улучшилось, скорее наоборот. Причины тому были вполне весомыми.

Сначала в кабинете Кайзерманна скончался кондиционер. Издал предсмертный хрип, живо напомнивший шерифу его умершего от силикоза дедушку, и замолчал навсегда. Термометр на стене отреагировал незамедлительно — столбик ртути медленно пополз вверх. В ремонтном бюро Пикерса — куда Кайзермаин дозванивался более часа — посочувствовали и пообещали прислать специалиста завтра, во второй половине дня. Шериф вознегодовал, но девушка-диспетчер ответила измученным голосом, что кондиционеры ломаются сейчас у всех, что штаты у них не резиновые, что вообще, во всех инструкциях сказано: нельзя гонять технику много дней подряд на предельных режимах.

Шериф, даже не прикрыв трубку ладонью, кратко высказал все, что думает о хваленом американском сервисе:

— Katzendreck! note 1 Предки Кайзерманна переселились из Ганновера два с лишним века назад, и он даже не знал, что означают несколько семейных ругательств, изредка им употребляемых. Судя по всему собеседница тоже не изучала в колледже немецкий, но экспрессия в голосе шерифа произвела нужное впечатление — девушка, изменив тон, объяснила, что и без того занесла уважаемого мистера Кайзерманна в льготную очередь, наряду с заместителем мэра и самим мистером Вайсгером, — в противном случае ремонта на общих основаниях пришлось бы ждать не меньше недели…

Раздосадованный шериф сменил дислокацию и уселся в приемной на кресло для посетителей — тут кондиционер функционировал, хотя и пребывал в предынфарктном состоянии.

Именно здесь Кайзерманиа подстерегла очередная неприятность. Поначалу, правда, неприятностью она не выглядела. Скорее наоборот: когда исполнявшая при шерифе секретарские обязанности двадцатилетняя Ширли Мейсон нырнула под свой стол, дабы в очередной раз пошевелить барахлящий разъем принтера, оставшаяся доступной обозрению част,ь тела девушки, рельефно обтянутая юбкой-стрейч, явила более чем приятную картину. И шериф не удержался…

В общем, пулей вылетевшая из-под стола Ширли немедленно обвинила Кайзерманна ни много ни мало — в сексуальном домогательстве средней степени тяжести. Голосок девушки чеканно-звенел, когда она перечисляла все принятые на эту тему федеральные законы и .законы штата, поправки и дополнения к ним, а также прецеденты, проистекавшие из имевших место судебных разбирательств. Ширли собиралась учиться на юриста, и подкована была хорошо, особенно в этом вопросе: ее фигура часто провоцировала представителей противоположного пола на малые сексуальные домогательства — например, на пристальные взгляды, комплименты и порой даже (о, ужас!) на предложения провести вечер в ресторане.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: