В разнообразных модификациях исследования, подобные экспериментам Бандуры, были многократно повторены на протяжении последних десятилетий. Некоторые ученые считают, что их результаты вполне подтверждают гипотезу о социальном научении. Иные возражают: достоверно установленным можно считать лишь наличие корреляции, что вовсе не однозначно свидетельствует о причинно-следственной зависимости.

В ряде исследований (например, в опытах Каплана и Сингера, 1976) была выдвинута и, казалось бы, подтверждена противоположная гипотеза: демонстрация ребенку сцен насилия вызывает у него уменьшение агрессивности. При виде таких сцен происходит ослабление агрессивной напряженности – своего рода катарсис. Правда, такой подход подвергается массированной критике. Э. Аронсон в своей известной книге “Общественное животное” указывает: отмеченные таким образом изменения в поведении свидетельствуют только о формировании более спокойного и терпимого отношения к насилию, что само по себе вряд ли можно считать ценным личностным приобретением.

Так или иначе, на качестве телепрограмм за последнюю четверть века эта дискуссия заметно не сказалась. Типичную позицию высказал Джо Уизан, продюсер кровавых боевиков: “Воздействие на общество? Я и не задумываюсь об этом. У психологов нет ответов, почему же их должен иметь я?”

Разумеется, такая позиция достойна осуждения. Здравый смысл подсказывает, что жестокость на экране, если и не влияет непосредственно на формирование личности, то и ни к чему хорошему привести не может. Многие педагоги согласятся: стычки школьников, еще несколько лет назад напоминавшие безобидную возню, сегодня часто бывают похожи на поединок кикбоксеров и порой заканчиваются увечьями (ведь это только в кино после удара ногой в живот можно вскочить как ни в чем не бывало). Нет сомнений, что соответствующие приемы ребята заимствуют у кинокумиров. Однако было бы слишком просто свалить всю вину на “безнравственное” ТV.

Ведь телевидение не столько формирует общественные настроения, сколько им потакает. Телемагнаты, опираясь на рейтинг той или иной программы, стремятся показывать то, что пользуется наибольшим успехом и привлекает самую массовую аудиторию. При этом остается без ответа важный вопрос: отчего же стрельбы, мордобой и пытки так милы зрительскому взору? Тот, кто сумеет на него убедительно ответить, вероятно затмит славу Бандуры.

В наши дни цитатой из классики считается вольная ссылка на какого-нибудь калифорнийского массовика-затейника, чья недолгая слава расцвела в “бурные шестидесятые”, тихо увяла вместе с поколением “детей-цветов” и лишь к концу века запоздало докатилась до наших берегов. Кое-кто готов заглянуть поглубже и считает классикой грезы знаменитого венского невротика начала века. Психологи былых времен (не столь уж давних) классику понимали шире. Они искали источник вдохновения в суждениях мыслителей всех времен и народов и на этом основании строили свои научные изыскания. Например, Выготский неоднократно ссылается на такое суждение. “Голая рука и предоставленный самому себе разум не имеют большой силы. Дело совершается орудиями и вспоможениями, которые нужны не меньше разуму, чем руке. И как орудия руки дают или направляют движение, так и умственные орудия дают разуму указания или предостерегают его”. Фактически на этом постулате и зиждется теория формирования высших психических функций, созданная Выготским. А ведь эти слова были произнесены четыре столетия назад! И принадлежат они Фрэнсису Бэкону, которого многие считают основоположником современной экспериментальной науки. Английского философа и политика Ф.Бэкона можно по праву назвать и психологом, ибо в развитие нашей науки он внес куда более весомый вклад, чем любой эзаленский импровизатор.

Бэкон родился 22 января 1561 г. Свою политическую карьеру он начал при королеве Елизавете. В течение многих лет он был членом парламента, в качестве представителя королевы ему пришлось выступить обвинителем против своего покровителя графа Эссекса. По поручению королевы он написал памфлет, обосновывающий процесс над графом. Биографы и исследователи творчества Бэкона более всего ставят ему в вину это предательство, совершенное им по отношению к его единственному другу и покровителю, считая это более тяжким проступком, чем последующие, за которые он был осужден. Недаром имя Бэкона часто в истории науки приводится как пример несовпадения таланта и нравственности.

В 1617 г., при короле Якове I, Бэкон стал хранителем государственной печати, а в 1618 г. – лордом-канцлером и бароном. Такое высокое положение обеспечивало Бэкону огромное влияние, которым он пользовался далеко не бескорыстно, за что и поплатился. В 1621 г. он был уличен в мздоимстве (слишком уж походили на подкуп принимаемые им подарки), лишен всех должностей и заключен в тюрьму. После освобождения Бэкон уехал во Францию и жил в уединении, занимаясь наукой.

В своих книгах “Опыты” (1597) и “Новый Органон” (1620) Бэкон выступал апологетом опытного, экспериментального знания, служащего покорению природы и усовершенствованию человека. Только такое знание, доказывал он, достойно называться наукой. Разрабатывая классификацию наук, Бэкон исходил из положения о том, что религия и наука образуют самостоятельные области, их смешение чревато возникновением религиозной ереси и фантастической философии. Такой деистический подход проявился и в его трактовке души. Выделяя боговдохновенную и телесную души, он наделил их разными свойствами (ощущение и движение у телесной души, мышление и воля – у боговдохновенной), считая, что идеальная, боговдохновенная душа является объектом богословия, в то время как объектом науки должны выступать свойства телесной души и проблемы, вытекающие из их исследования. Такой подход открывал возможность объективного изучения содержания души.

В противовес объяснительным приемам схоластики Бэкон утверждал, что нет другого пути превращения знания в реальную силу, кроме мыслительной переработки того, что доставляет опыт. Доказывая, что основа всех знаний заключается в опыте человека, он в то же время предостерегал от поспешных выводов, которые могут быть сделаны на основе чувственного восприятия. Наши ощущения несовершенны и нередко приводят к заблуждениям, затемняющим истину. Поэтому важно не просто опытное, но экспериментальное знание, так как приборы могут уточнить ощущения и исправить субъективные ошибки.

Ошибки познания, связанные с психической организацией человека, Бэкон называл идолами, которых выделял четыре основных вида. Идолы рода – это недостатки, вытекающие из строения органов чувств (например, в силу своей природной организации человек не способен увидеть ультрафиолетовые лучи). Идолы пещеры – недостатки, вытекающие из того, что человеку трудно встать на чужую точку зрения (современные исследователи отнесли бы их к эгоцентризму). Идолы театра – заблуждения, вытекающие из преклонения перед авторитетами, часто ложными, и стремления доверять им больше, чем собственному суждению. Идолы рынка – недостатки, связанные с тем, что слова не всегда точно передают мысли, часто искажая, а не проясняя их смысл.

Если для получения достоверных данных, базирующихся на чувственном опыте, необходимо проверять данные ощущений экспериментом и измерениями, то для подтверждения и проверки умозаключений необходимо использовать разработанный Бэконом метод индукции. Правильная индукция, тщательное обобщение и сопоставление подтверждающих вывод фактов с тем, что опровергает их, дает возможность избежать ошибок, свойственных разуму. Вера Бэкона во всемогущество нового метода была так сильна, что наука, казалось ему, может обходиться впредь почти совершенно без особых дарований. Он сравнивал свой метод с циркулем и линейкой, с помощью которых и неискусный чертежник может проводить круги и прямые линии лучше, чем это удается искусному без этих вспомогательных средств. Исходя из этого, Бэкон считал, что правильное обучение, а не способности является основой успешной деятельности.