Николенька остановился только в третьем по счету дворе. Два первых он проскочил не задержавшись ни на секунду, шарахаясь от ярких четырехколесных экипажей, загромоздивших обочины, оскальзываясь на сером каменном монолите, которыми была, как коркой, покрыта земля. Но, стоило мальчику влететь в тихий, самого обычного вида дворик – как силы оставили его. Николеньки хватило только на то, чтобы добрести до скамеечки и рухнуть на нее.

Немного отдышавшись, мальчик попытался взять себя в руки и принялся озираться по сторонам. Выяснилось, что давший ему приют дворик лишь на первый взгляд казался обыкновенным. Стоило приглядеться повнимательней – как на свет божий тут же вылезали несообразности. Для начала – двор был вымощен подозрительно аккуратными шестигранными плитами. На уровне крыши небо над ним во всех направлениях пересекали какие-то проволоки; возле окон красовались какие-то несуразные белые тарелки с яркими эмблемами и буквами латинского алфавита.

А вывески?! Они были непривычно яркие, большие, а некоторые даже светились изнутри. Николенька, вроде бы понимал, что на них написано – но почему-то почти все надписи были с ошибками. Буквы и слова, казалось, были знакомые, но во всех отсутствовала привычная буква "ять". А, если приглядеться, то и не только она – скажем, положенных в конце многих слов букв "Ер" Николенька тоже не заметил.

Засмотревшись по сторонам, мальчик не сразу увидел, как из подъезда вышли две молоденькие девушки. Николенька, было, дернулся – подбежать, засыпать вопросами… Но, приглядевшись к незнакомкам, мальчик так и остался на скамейке. Мало того – будь его воля, Николенька растекся бы по спинке, делаясь как можно менее заметным. И ведь было с чего!

Дело в том, что вид у девиц был совершенно дикий. И если первая всего лишь щеголяла в чудовищно неприличном, коротком платье, оставлявшем ноги открытыми куда выше колен, то вторая более всего напоминала чудище из кошмарных снов. Впрочем, ТАКИЕ сны, Николеньке, пожалуй, что и не снились – а то он каждый раз просыпался бы в холодном поту.

Начать с того, что девица с ног до самой шеи была затянута в лаковую черную кожу. Причем одежда ее (короткий, жилет без рукавов и неестественно узкие штаны) были усеяны невероятным количеством блестящих пуговиц, заклепок и каких-то рифленых металлических змеек. На шее красовался собачий ошейник, ощетинившийся зловещими острыми шипами в полдюйма длиной. На голове у девицы была… нет, не прическа. Скорее уж – какие-то патлы ядовито-зеленого и желтого цветов; и они торчали во все стороны самым беспорядочным образом. Лицо же… Николенька только раз взглянул этому пугалу в лицо – и, вздрогнув, отвел глаза. Надо сказать, что в семье Овчинниковых излишняя суеверность не была в почете; но тут мальчика неудержимо потянуло, то ли перекреститься, то ли сплюнуть через левое плечо, как делал это порой дворник Фомич, и Марьяна, люди, как известно, дремучие и темные. И неудивительно – в ноздрях девицы тоже красовались шипы; они, правда, были заметно меньше, чем на ошейнике.Только торчали эти шипы прямо из кожи! В нижнюю губу девицы было вдето несколько мелких металлических колец; а два других, точно таких же, украшали брови. Ухо… это было самое отвратительное. Мочка уха, разросшаяся до противоестественных размеров, была украшена массивным металлическим кольцом. Причем кольцо было не продето в ухо, как дамская сережка, а именно что вставлено – металл буквально врос в плоть, напоминая мальчику латунный люверс, вшитый в угол паруса. А ведь кольцо было здоровенное – в него можно было продеть сразу два пальца,. Руки и шея непонятного существа (Николенька уже не решился бы я называть ЭТО женщиной) были покрыты густой вязью рисунков невообразимого содержания. Жуткого вида черепа, оскаленные пасти, рогатые сатаноиды, зловещие иероглифы, то ли змеи, то ли драконы, оплетающие руки….

Тем временем, зеленоволосая, шипастая образина повернулась к мальчику – и глаза у него оказались неестественного, ярко– зеленого цвета! – и выдало:

– Эй, чел, че уставился? Типа, я напрягаю, да?– Это было уже слишком. Чуть ли не завывая от ужаса, Николенька сорвался со скамейки и кинулся прочь – куда глаза глядят, только подальше от этого кошмара …

– Полегче, юноша! Так ведь и шею свернуть недолго! –

Николенька отчаянно извивался, пытаясь вырваться из очередной ловущки, которую коварно подсунула ему судьба. Вылетев из двора, мальчик нос к носу столкнулся с каким-то господином. Тот, правда, успел среагировать и перехватил Николеньку, прежде кем мальчик успел врезаться головой ему в живот. Крепко взял несчастного гимназиста за плечи, незнакомец теперь рассматривал его – слегка насмешливо, но внимательно и по-доброму заинтересованно.

– Смотри, Вань, какой интересный персонаж нам встретился! –

Доброжелательный господин был не одинок. Его попутчик, подросток лет 14-ти – 15-ти, был почти на голову выше Николеньки. Сам господин сразу вызвал у гимназиста симпатию – хотя бы тем, что не носил ни шипов, ни ошейников, а был облачен в приличный костюм, даже при шляпе и трости. А вот платье его юного спутника вызывало у Николеньки оторопь. Ярчайшая красно-белая куртка, распахнутая на груди, под ней – сорочка без воротника и пуговиц, украшенная рисунком какого-то чудища. Странные, синие, протертые на коленях до белизны штаны, непокрытая голова – ничего похожего гимназист никогда не видел. И, при том при всем, в глазах мальчика ясно читалось удивление. Да и сам любопытный господин смотрел на Николеньку как энтомолог на редкостного жука.

– Скажите на милость, юноша, с чего это вам пришло в голову гулять по Москве в костюме гимназиста? Ты смотри, Иван, даже ранец правильный. Можно вашу фуражку, молодой человек? –

Николенька хотел возразить – а в чем ему, гимназисту, ходить по улицам? – но не смог выдавить из себя ни звука. Горло было забито пылью, он не понимал ровным счетом ничего из того, что творилось вокруг. Так что мальчик молча протянул любопытному господину смятую гимназическую фуражку. Тот взял ее, расправил и протянул своему спутнику.

– Вот это я понимаю – внимание к деталям. Видишь кокарду? Нашим бы реконструкторам такую дотошность … –

Мальчик взял фуражку и с интересом повертел ее в руках. Над блестящим лаковым козырьком красовалась, как и положено, кокарда белого металла – две скрещенные веточки, увенчанные тремя острыми листиками. Между веточек чего-то не хватало; приглядевшись, можно было различить металлические заусенцы – как будто бы часть кокарды, крепившаяся между листиками была безжалостно выломана.

– А что такого тут, пап? Кокарда как кокарда….. только поломана. Что в ней особенного?

Николенька недоумевал. Поломана? Да кто он такой, этот мальчишка, что не знает самых простых вещей? Он, вообще, в Москве живет, или где? Николенька совсем было собрался вставить свое слово, но доброжелательный господин успел первым:

–Так и бывает, когда учишь историю по популярным изданиям. Что ты знал – в этой "поломанной" кокарде больше достоверности, чем в мундире иного кавалергарда, из числа тех, что говорят по мобильникам, не слезая с седел. И не поломана кокарда, а приведена в соответствие с обычаем. Верно, молодой человек? –

Николенька торопливо кивнул, а господин продолжил:

– Здесь, вообще-то, должен был быть номер гимназии – латинскими цифрами. Но – любой уважающий себя гимназист этот номер выламывал. Мера предосторожности: случись что, по кокарде городовой или гимназический инспектор мог определить из какой ты гимназии. И не только ты, между прочим. Так что – любой, сохранивший кокарду в целости, подставлял своих товарищей Помнишь "Кондуит" Кассиля? Так там, когда мальчик пришел в класс, у него тут же кокарду выломали. –

Ваня кивнул, повертел фуражку в руках и вернул ее Николеньке.

– Круто ты прикинулся. В каком-нибудь клубе состоишь, или это вас в школе так ходить заставляют? –

– Простите…. прикинулся кем? И в каком клубе? – Наконец-то Николенька сумел выдавить из себя что– то связное. – Вы, наверное, меня не за того приняли. Меня зовут Николка, я…. –