Внутри, в комнате было жарко. Удушливо жарко. На всех поверхностях осела пыль, пальма в кадке возле окна засохла, а земля окружающая ее корни потрескалась. Хант оглядел офис, а затем открыл окно, и в маленький кабинет со старым деревянным полом и беспорядочно распложенными ковриками ворвался запах старой доброй Саванны.

Кожаное кресло с откидывающейся спинкой, софа и кресло-качалка стояли отдельной группой. В расположенном наискосок от зоны отдыха изысканно украшенном шкафу находилось видео оборудование. Под окном стоял маленький, со стеклянными дверцами книжный шкаф с небольшой библиотекой книг о психологии людей, сексуальности, морали, гипнозе и о любой другой известной человеческой слабости и порочности. Некоторые книги некогда принадлежали ему. Так же, как и кресло-качалка. Но не теперь.

Адам стиснул зубы, подойдя к бюро.

Ее стол был заперт.

Конечно же.

Хотя это не было проблемой.

Стул возле стола скрипнул, когда Адам сел на него, и заметил, где колесики оставили следы на ковре – маленькая дуга, так чтобы она могла повернуться к своему компьютеру или записям, а затем вновь посмотреть на клиента. Его челюсть напряглась, он быстро взломал стол и поднял наверх крышку. Внутри небольших отсеков и ящиков, заполненных марками, скрепками, конвертами и подобными вещами, все было аккуратно. Опрятно.

Как и женщина, которая недавно сидела на этом потертом стуле.

«Черт, где же ты, Ребекка?»

Адам рассеяно потер колено – оно вновь начало его беспокоить, результат недавней аварии на мотоцикле.

Он включил компьютер, нервно постукивая пальцами по подлокотнику, и посмотрел на пыльный экран, когда компьютер щелкнул и загудел, а монитор постепенно засветился. Мужчина нашел ее файлы и бегло просмотрел их, покусывая то одну губу, то другую. Было ли это его воображением или он действительно почувствовал слабый аромат ее духов, который смешивался с затхлым запахом кабинета?

Принятие желаемого за действительное и ничего более.

Его пальцы умело двигались, когда он прокручивал файлы пациентов Ребекки, быстро проглядывая их проблемы, несчастья и психозы людей, которых он никогда не встречал. Ни одна деталь не зацепила его взгляд, ничего не заставило Адама подумать,

что он натолкнулся на случай, который, как считала Ребекка, изменит курс ее жизни.

Он взглянул на часы.

Адам пробыл здесь почти сорок пять минут и слышал звуки шаркающих ног и скрипящих стульев из кабинета дальше по коридору. Он проверил, запер ли дверь, чтобы никто, ищущий кабинет или же уборную, не мог зайти и увидеть его, а затем подошел к окну. С высоты третьего этажа ему открывался вид на аллею и соседний дом.

Пожилая женщина в соломенной шляпке и домашнем халате поливала свою герань. Он вышел из поля ее зрения до того, как женщина подняла взгляд – не хотел, чтобы ему пришлось объясняться. По крайней мере, пока. Пока он сам не получит некоторые ответы.

Ему, вероятно, придется лгать, чтобы получить эти ответы.

Пусть так и будет.

Адам верил, что ложь включает различные оттенки, цвета и текстуру. Была черная и белая ложь, а между ними – разнообразные оттенки серого. Одна была вязкой и липкой. Другая же – тонкой, как паутинка, но, насколько Адам мог вспомнить, хорошей лжи не существует. И все же, решил он, вставляя отмычку в замок запертого шкафа с ящиками и легким жестом отодвигая простую щеколду, он никогда не признает, что иногда ложь необходима.

Ящик открылся со щелчком.

Если, чтобы добраться до правды, необходима ложь…то так ли это ужасно?

«Нет такого понятия, как «невинная ложь», – очень часто повторяла его бабушка. - «Ложь есть ложь, и если ты не можешь сказать правду, тогда с тобой что-то всерьез не так».

Она смотрела на него своими немигающими ястребиными глазами, ища проблеск обмана в глазах внука, а Адам смотрел на нее в ответ. Отказываясь уклониться, хотя они оба знали, что он бессовестно врет.

Норма Хант была честной женщиной. Когда она не могла доказать, что он говорит неправду, она вынуждена была делать вид, что верит ему.

Адам задался вопросом – что она подумала бы о своем единственном внуке сейчас, когда он открывал верхний ящик, бегло просматривая ярлыки и ощущая сухой, пыльный запах неиспользуемых документов. Его пальцы быстро пробежали по именам, после он закрыл ящик и открыл тот, который находился ниже…и там, занимая половину пространства, лежали документы, которые могли помочь ему в поисках. Толстые папки. Заполненные записями и данными: БАНДО, Кейтлин Монтгомери.

Как он пропустил это на компьютере? Адам быстро вернулся к мерцающему экрану и вновь порыскал в папках, но Кейтлин определенно не было среди них. Он сделал быстрый перекрестный поиск и нашел записи обо всех остальных пациентах, но ни одной записи о Кейтлин Бандо. Поиск не обнаружил ни одной папки. Он даже посмотрел в корзину удаленных файлов, но ничего, касательно Кейтлин, за последнее время не удалялось.

Будто она никогда и не была постоянным клиентом.

Но вот толстая бумажная папка на его коленях утверждала обратное. И Ребекка упоминала имя Монтгомери в одном из их разговоров.

Он откинулся назад на стуле Ребекки. Почему бы информации с бумажных папок не быть перенесенной в компьютер? Он полистал страницы и нашел фотографию – снимок изумительной женщины около тридцати пяти лет. Длинные темно-рыжие волосы лезли на глаза, в то время как она удерживала на бедре ребенка. Маленькая девочка заходилась в смехе, откинув назад головку, розовые ленточки выскальзывали из кудрявых каштановых волос, а женщина – предположительно Кейтлин Бандо – казалась беспечной. На ней был похожий на дочкин белый сарафан, его юбка колыхалась от ветра вокруг ее ног. Кейтлин стояла на убранной лужайке большого довоенного дома из кирпича и белой обшивочной доски. Небо зловеще потемнело от туч, но мать и ребенок, казалось, не чувствовали угрозы надвигающейся бури.

Адам долго смотрел на фотографию.

Она была еще одной загадкой, которую следовало разгадать.

Адам положил снимок в карман.

* * *

– Ну, выкладывай все, что тебе известно о Джоше Бандо, – велел Рид, бросая тонкую папку на стол Морисетт в полицейском управлении. Жуя жвачку, она посмотрела через плечо, игнорируя мерцающий монитор компьютера, на котором были видны фотографии мертвого, распростертого тела Джоша Бандо. – Часть о том, что он был придурком, можешь опустить. Это я уже понял.

– Я как раз собиралась упомянуть, что у него хорошо был подвешен язык, и он был мошенником. Просто еще один пример того, как загнила южная аристократия. – Она дотронулась до желтой папки, открывая ее. – Что это?

– Предварительный отчет о вскрытии. Очень предварительный. В нем нет ничего, чего бы мы не знали. Приблизительное время смерти – полночь. Судя по внешним признакам, он умер от потери крови, раны вероятно нанесены самой жертвой. Мы получим больше информации, как только вскрытие будет завершено. – Рид упал на изношенный стул в ее кабинке и заметил, уже не в первый раз, в каком порядке она содержала свое рабочее место. Все на своих местах. На столе - фотографии семьи, в углу - папоротник в горшке, ручки и карандаши стоят в старой кружке с надписью, которая гласила: «Если не любишь копов, в следующий раз, когда возникнут проблемы, звони хиппи». Джинсовая куртка, украшенная фальшивыми бриллиантами, свисала с напольной вешалки. Над курткой висела бейсбольная кепка с эмблемой «Смельчаков» [1].

– На самом деле я знаю о Бандо не так уж много. – Заметив в его глазах скептицизм, она добавила: – Действительно. У меня не было с ним связи, но я знала его, понятно? Я знаю, что он был женат пару раз.

Рид навострил уши.

– Кейтлин Монтгомери не была его первой женой?

– Нет. – Морисетт откинулась назад на стуле и покрутила в пальцах карандаш. – Первую звали Мод. Мод Хейвенбрук. Позже он поймал на крючок Кейтлин, которая стала женой номер два. А потом он собирался развестись и с ней.