Но американской гражданке, тем более, в Лoc-Анджелесе, он даже не ответил. Хотя я видела, каких усилий стоила ему эта дипломатическая сдержанность. Просто, как и все капитаны, этот подонок в бесцветной личине консульского сотрудника, мечтал когда-нибудь стать майором…

Пытаясь разобраться в обрывках самых разных, не связанных между собой мыслей, мелькавших в голове после странного утреннего звонка, я, прижавшись носом к холодному оконному стеклу и автоматически подумав, что снег Южной Калифорнии даже отдаленно не напоминает белые ландшафты Подмосковья, впервые почувствовала себя неуютно в своем собственном доме.

— Да что с тобой, дорогая?

Юджин подошел сзади и уткнулся носом в мои всклокоченные со сна волосы.

— Ничего особенного. Так, дурные предчувствия…

— Тебе принести кофе, Вэл?

— Что? — я оторвалась от окна и дурных мыслей. — Зачем кофе?..

— А затем, что нормальные родители утром пьют кофе и еще готовят завтрак для своих детей! — произнесла на английском просунутая в дверной проем спальни вихрастая голова моего четырехлетнего младшего сына Тима — в пижаме и босиком. — Дети голодные, между прочим, — добавил он по-русски.

Последняя фраза адресовалась лично мне. Еще до рождения нашего первенца, мы с Юджином заключили устное соглашение: сколько бы у нас ни было детей, все они обязательно будут говорить по-русски. Дальнейшее уже зависело от целей, которые ставили перед собой мои сыновья: если им нужно было что-то от отца, они говорили по-английски, если от матери — то по-русски. Языковое разделение привело к тому, что, как это ни покажется странным, и Юджин-младший, и, особенно, Тим свободно и непринужденно владели обоими языками, никогда не вставляя в английскую речь русские слова и наоборот.

— Ты почему босиком, малыш? — спросила я.

— А ты почему? — спросил Тим.

— Я первая спросила.

— Я не нашел тапочки. Ты тоже?

— Естественно, — улыбнулась я и раскинула руки. — Ну, бегом ко мне, неспокойное дитя запоздалой зрелости!..

Тим издал воинствующий клич индейца и уже через мгновение висел у меня на шее, обхватив мою спину костлявыми пятками.

— А что делает Юджин?

— Уже десять минут как чистит зубы.

— Почем бы тебе не присоединиться к брату?

— А какой смысл? Рано или поздно, но ты ведь все равно нас накормишь, верно, ма? Так я лучше поем вначале, а уже потом…

— Пошли почистим зубы вместе, дипломат, — сказал Юджин, снимая с меня Тима. — А то мне одному скучно…

…Посланник басистого банкира Эрлиха позвонил в нашу дверь через сорок минут, когда Юджин и Тим, покончив со своими мерзкими кукурузными хлопьями (я, несмотря на все старания, так и не сумела приучить своих сыновей к русской манной каше, которой меня пичкали все детство) умчались вместе с соседскими мальчишками лепить что-то из снега, а мы с Юджином молча допивали по второй чашке кофе.

Как я и предполагала, на пороге стоял молодой клерк с сообразительными, живыми глазами самого успевающего ученика класса. В роскошной светло-коричневой дубленке и огромной меховой ушанке, на которую, по моим самым скромным подсчетам, пошло не менее пяти шкур половозрелых канадских бобров. На втором плане, перед решетчатой оградой нашего дома, стоял припаркованный с немецкой аккуратностью добротный черный «мерседес-320», явно принадлежащий почтенному «Франкфуртер коммерциал банку» — я уже привыкла к тому, что в Америке банковские и прочие клерки ездят на «тойотах».

— Госпожа Вэлэри Спарк? — с таким же жутким немецким акцентом, как и его босс, спросил молодой человек

— Да, это я.

— Мое имя Юпп Штейнгель, — представился отличник. — Вам должен был позвонить мой шеф, герр Эрлих…

В слове «герр» клерк, видимо, полностью расслабился, произнося его на родном языке, без ненавистного английского выговора, когда звук «р» необходимо загонять в самую глубь глотки.

— Да, он действительно звонил. Проходите, пожалуйста…

Пойдя в прихожую, Юпп Штейнгель сразу же определил местонахождение веничка для обуви, аккуратнейшим образом, строго на половик, смел снег со своих добротных черных ботинок, потом — правда, уже рукой — проделал аналогичную операцию с шапкой и дубленкой, после чего повесил пальто на вешалку, ушанку водворил на специальный крючок, улыбнулся Юджину и, интуитивно проигнорировав покрытый толстым мексиканским ковром холл, твердым шагом проследовал на крытую линолеумом кухню. Короче, этот утренний гость был сущим подарком для чистоплотной хозяйки. Правда, себя к этой категории женщин я никогда не относила, а потому оценить достоинства Юппа Штейнгеля, наверняка родившегося в крепкой крестьянской семье где-нибудь в Вестфалии, где почитали порядок и стерильную чистоту, я не могла. Впрочем, в тот момент мои мысли блуждали в совершенно иной плоскости…

— Выпьете с нами кофе, герр Штейнгель? — по-немецки спросил Юджин и пододвинул к гостю стул. — Присаживайтесь, чувствуйте себя как дома…

— О, вы говорите по-немецки?! — искренее обрадовался клерк. — Как это мило с вашей стороны! Знаете, в Америке редко встретишь человека, владеющего немецким…

— Это естественно, — улыбнулся Юджин.

— Почему?

— Ваши соотечественники, герр Штейнгель, опоздали лет на сто пятьдесят…

— Куда опоздали? — в живых глазах клерка застыл немой вопрос.

— Осваивать Америку. Основная масса немцев, в отличие от тех же ирландцев или англичан, ринулась в Новый свет только в XX веке, когда к власти пришел Гитлер…

Я сделала Юджину страшные глаза.

— Тем не менее, у вас прекрасный немецкий, мистер Спарк, — банковский клерк дипломатично обогнул скользкую тему.

— Практики не хватает, — скромно улыбнулся Юджин и подмигнул мне. — К сожалению, этим языком не владеет моя супруга. Так что, если не возражаете, вернемся к английскому. Тем более, что вы приехали к ней, не так ли?

— Совершенно верно, — кивнул клерк.

— Как вы добрались, мистер Штейнгель? — механическим голосом автоответчика спросила я, усаживаясь за стол и наливая гостю кофе.

Изнутри меня бил мелкий озноб.

— Нормально, благодарю вас… — клерк отпил глоток кофе и аккуратно промокнул салфеткой тонкие губы. — Хотя в Америке я как-то уже отвык водить по заснеженным дорогам… Если не возражаете, я бы хотел взглянуть на ваши права или любой другой документ, который удостоверял бы вашу личность, миссис Спарк. Простите, но таковы инструкции…

Я вернулась в прихожую, покопалась в сумке, достала из бокового кармашка пластиковую карточку водительских прав и принесла ее раннему немецкому гостю. Юппу Штейнгелю понадобилась какая-та секунда, чтобы окинуть документ цепким, профессиональным взглядом и с улыбкой вернуть его назад.

— Благодарю вас, миссис Спарк, этого вполне достаточно…

Выразительно отодвинув от себя чашку, словно давая понять, что он УЖЕ при исполнении служебных обязанностей, немец положил на колени черный «атташе-кейс», щелкнул золотыми замками и извлек небольшой светло-коричневый пакет. Самый обычный, размером чуть больше стандартного почтового конверта. Пакет был в трех местах просургучен, а в левом углу красовалась фирменная эмблема «Франкфуртер коммерциал банка» — прозрачный сиреневый конус, сквозь который отчетливо проглядывал хищный, остроклювый профиль орла.

— Пожалуйста, миссис Спарк, распишитесь вот здесь, — немец протянул мне бланк квитанции с такой же эмблемой.

Я механически расписалась, а потом посмотрели на пакет. Дрожь внутри не унималась, я вдруг почувствовала, что БОЮСЬ взять его в руки. «А вдруг он пропитан контактным ядом?..» — мелькнула совершенно идиотская мысль.

Юпп Штейнгель был, судя по всему, не только исполнительным клерком, но и неглупым молодым человеком. Ощутив в атмосфере кухни невидимые токи напряжения, он тут же заторопился в обратную дорогу, посетовал на снежные заносы, стремительно нахлобучил свою роскошную бобровую шапку и, пожелав мне с Юджином счастливого нового года, навсегда исчез из нашей жизни.