Самвелу Автандиляну, владельцу нескольких десятков магазинов по продаже и скупке антиквариата и ковров, разбросанных по странам Западной Европы и на Ближнем Востоке, никто не давал его шестидесяти трех лет. Мсье Самвел Автандилян был подтянут, моложав, остроумен, охоч до молоденьких студенток, мексиканских ресторанов и других радостей жизни, заказывал костюмы только в знаменитой мастерской Жака Плесси на Елисейских полях, ездил на последней модели «альфа-ромео» с откидывающимся верхом, имел собственную «сессну» в одном из частных ангаров Ле-Бурже, короче, вел жизнь богатого холостяка-аристократа, беззаботно встречающего восход солнца в семикомнатной квартире на парижской улице Риволи, окна которой выходили на знаменитую конную статую Жанны Д'Арк работы скульптора Фремье.

Потомок богатого рода, чудом спасшегося от кровавой резни 1915 года, учиненной турками над армянами, Автандилян родился в Париже, где сформировался как истинный француз, получив к тому же соответствующее воспитание. После второй мировой войны он успешно защитил докторат по античной культуре Средиземноморья в университете Сорбонны и подавал надежды, как вдумчивый и безусловно талантливый искусствовед. Однако вскоре понял, что жизнь с ее радостями и соблазнами течет, подобно бурной реке, параллельно, никак не соприкасаясь с замкнутым миром академических библиотек и научных симпозиумов, на затворничество в котором он себя обрек…

В пятидесятом году Автандилян окончательно порвал с академической карьерой ученого и взялся за торговлю предметами антиквариата, в которой, благодаря профессиональным знаниям, налаженным связям и врожденным деловым качествам быстро преуспел. Когда мсье Самвел получил в наследство от скончавшихся в течение двух лет родителей весьма приличное по тем временам состояние, оно уже практически ничего не решало — к тому времени господин Самвел Автандилян был очень состоятельным человеком.

В буржуазном обществе, особенно, в среде аристократов и пристально следящих за ними нуворишей, стремящихся как можно быстрее «облагородить» свои происхождение и деньги, торговлю предметами антиквариата принято считать бизнесом не только респектабельным, но и весьма прибыльным. Это был один из мифов, из поколения в поколение культивировавшихся в закрытом обществе состоятельных людей. Вот почему никому и в голову прийти не могло, что вхожий в самые аристократические, престижные салоны Парижа, утонченный, неизменно щедрый и остроумный мсье Автандилян сделал свое огромное состояние вовсе не на салонных гарнитурах XVII века, античных черепках и полотнах импрессионистов, а на торговле оружием. Да и кто мог подумать, что десятки магазинов Автандиляна в Париже, Брюсселе, Бейруте, Роттердаме, Лондоне и Дамаске существовали только как прикрытие, респектабельно декорированный фасад, за которым осуществлялись миллионные, а подчас, и миллиардные сделки по продаже и скупке оружия — от заурядных автоматов и ручных гранат для постоянно враждующих африканских племен до ракетных комплексов и высокоточных навигационных приборов для более серьезных любителей «антиквариата». Схема, по которой Автандилян в течение тридцати лет, кропотливо, по кирпичику, выстраивал подпольную империю торговли оружием, не являлась чем-то уникальным. Как известно, любой человек, занимающийся СЕРЬЕЗНЫМ делом и преуспевающий в нем, не может не соответствовать конкретным требованиям бизнеса. Такой человек должен обладать в полной мере интуицией, терпением, железной выдержкой, актерским дарованием, способностью держать язык за зубами и принимать важные решения, никому не веря и во всем рассчитывая только НА СЕБЯ. В этом плане Самвел Автандилян исключением не являлся. Уникальной была поистине невероятная удачливость этого человека, за тридцать лет ни разу не имевшего дело с правоохранительными органами, никогда не прибегавшего к профессиональным услугам телохранителей, не замеченного ни в одной подозрительной компании, не подвергавшегося нападениям, а если и фигурировавшего в прессе, то исключительно как глубоко светский человек, удачно торгующий предметами старины и ведущий образ жизни великовозрастного плейбоя, что, в соответствии с моральным кодексом французов, было совершенно нормальным явлением не только для закоренелого холостяка…

…Сорокалетний Ришар Тозья не был знаком с Автандиляном. Если и существовала какая-то вероятность, что пути двух мужчин когда-нибудь пересекутся, то только сугубо теоретическая. Поскольку Ришар Тозья принадлежал к социальному слою, представители которого, как правило, вообще не интересовались предметами античной древности, не проводили отпуск на ухоженных горнолыжных трассах Давоса и Картино д'Ампеццо и не пользовались услугами частных портных, предпочитая магазины готовой одежды в период сезонных распродаж.

Угрюмый и неразговорчивый Ришар Тозья, одетый в любое время года в старую брезентовую штормовку, черный свитер и вылинявшие почти добела джинсы, работал автослесарем в маленьком гараже, передвигался по Парижу на неприметном «рено» семьдесят четвертого года, снимал маленькую двухкомнатную квартирку в частном доме неподалеку от бульвара Клиши и из всего многообразия развлечений, которыми был так богат гигантский Париж, признавал только светлое пиво и футбол. Тозья был страстным поклонником столичного клуба «Пари Сен-Жермен» и ни при каких обстоятельствах не пропускал ни одного матча на стадионе «Парк де-Пренс», на который вот уже много лет, в самом начале сезона, покупал абонемент.

Таким образом, Самвел Автандилян и Ришар Тозья являли собой классический пример социальных антиподов. Впрочем, существовало и нечто, объединявшее двух незнакомых мужчин: оба были холостяками и оба существовали как бы в двух измерениях. И если за респектабельной внешностью и аристократическими манерами Самвела Автандиляна никто не мог распознать международного торговца оружием, то невыразительный образ Ришара Тозья был создан с единственной целью — как можно тщательнее и незаметнее спрятать «второе дно» угрюмого механика из гаража — профессию наемного убийцы.

Как это ни покажется странным на первый взгляд, но в среде профессиональных убийц также существуют — правда, очень своеобразные — мораль, принципы и даже кодекс чести. В суровом, наглухо закрытом, не поддающемся изучению и систематизации мире наемных убийц, киллеров, встречаются типы, к услугам которых прибегают не чаще одного раза в два-три года. И вызвано это вовсе не отсутствием необходимого спроса, а весьма своеобразными нравственными ограничениями, о которых убийцы заранее ставят в известность своих клиентов. Любой киллер, как правило, готов принять заказ на убийство взрослого мужчины. Практически все отказываются от заказов на ликвидацию детей и инвалидов. Многие не способны стрелять в женщин и стариков… На сленге наемных убийц Ришар Тозья был типичным «отморозком» или, на тюремном жаргоне, «ломом подпоясанным». То есть, он принимал заказы без всяких ограничений, приводя в исполнение неведомо кем вынесенный смертный приговор с такими же спокойствием и обстоятельностью, с которыми регулировал в своей автомастерской обороты двигателя машины. В сочетании с его бесспорными профессиональными качествами это делало Тозья одним из самых надежных и безотказных киллеров в Париже.

Имя Ришара Тозья не значилось ни в картотеках французской полиции, ни в компьютерах Интерпола. У него не было родных и друзей, общение с женщинами этот мрачный тип свел до уровня биологической потребности, имея дело только с проститутками. Консьержка дома, в котором Ришар снимал квартиру (как и большинство ей подобных — нештатная осведомительница парижской криминальной полиции) могла бы сказать, что две комнаты на четвертом этаже снимает по существу идеальный жилец — тихий, непьющий, не приводящий женщин и всегда вовремя расплачивающийся за постой. Но даже если вдруг, по какой-то причине, полиция решила бы поинтересоваться мрачным автослесарем, занимающим всегда одно и то же место на стадионе «Парк де-Пренс», то ровным счетом ничего любопытного или настораживающего она бы не обнаружила. Ришар Тозья имел такую же безликую, как собственная внешность, биографию, в которой буквально ни одна строчка не наводила на мысль о его истинной профессии. С другой стороны, с какой стати полиции должна была интересоваться обычным работягой, каких в Париже больше половины?..