Когда до второй годовщины необъявленного отлучения от профессиональных обязанностей оставался ровно месяц, Серостанов начал потихоньку звереть. Однако железная выучка и природное терпение взяли верх: трезво рассудив, что другого выхода все равно нет, он продолжал ждать, когда его, наконец, расконсервируют. К тому моменту он впервые почувствовал, что в психологическом плане находится на грани срыва. Быть англичанином больше десяти лет (особенно, если ты со всех сторон стопроцентный русский) — очень трудно. Быть британским подданным и безвылазно жить среди арабов — почти подвиг. Оказаться же выщелкнутым из обоймы офицером ГРУ, зарабатывать себе на хлеб репортажами на Би-Би-Си о контрастах арабской действительности и проводить законный трехнедельный отпуск дома, в Лондоне, в компании невероятно пресных приятелей — это уже полное самоотрешение. Крот без связи — даже если его фамилия не Протасов, а Салливан — все равно живой труп.

С какой стороны ни смотри…

Конечно, Серостанов предпринимал попытки (естественно, в жестких пределах соответствующих инструкций) связаться с высоким начальством. Однако дважды обнаружив свой тайник пустым, он понял, что три человека в руководстве военной разведки, которые знали о его существовании, по всей видимости, либо отправлены на пенсию, либо занялись политикой. И забыли сообщить о его существовании четвертому…

Бар в отеле «Рамзес» был одним из трех мест в Каире, где Серостанов мог спокойно пить джин и надкусывать бутерброды, не вспоминая бессмертную мысль академика Семашко о том, что без санитарной культуры нет культуры вообще. Здесь, в основном, собирался дипломатический корпус, иностранные журналисты, изредка захаживали арабы из числа правительственных чиновников, с наивной тщательностью скрывавшие свои симпатии к западному образу жизни. Заведение было оборудовано кондиционерами, двери плотно закрывались, что сводило к минимуму риск узреть в собственном стакане пару-тройку зеленых мух, отчаянно боровшихся за выживание в любой среде.

Коровин точно следовал его инструкциям — сидел за угловым столиком спиной к входу и пил джин. Серостанов огляделся. Было еще довольно рано, основная масса народа собиралась ближе к ленчу. Кивнув бармену, он заказал финскую водку со льдом и, прихватив со стойки на треть заполненный стакан, направился к угловому столику.

— Ты чего в аэропорту делал, коллега?

— Тебя искал, — флегматично ответил Коровин, залпом опрокинул в себя бесцветную жидкость и негромко, по-русски, крякнул.

— Неужели понадобился?

— А ты против, брат?

— Нет, серьезно? Лучше скажи, как было: случайно встретился, а теперь подводишь под это базис…

— Слушай, имей совесть: я почти сутки не спал…

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Я обычный связной, Коля…

— Господи, неужели не повысили? За столько-то лет!..

— Будем говорить обо мне?

— А почему бы, собственно, и не поговорить?

Серостанов попробовал водку и печально кивнул головой — даже несмотря на три кубика льда и исправно работающий кондиционер, выпивка все равно казалось теплым пойлом. — Я, к твоему сведению, почти два года ни одного русского человека в глаза не видел. Ты знаешь, что такое одичать среди феллахов?

— Откуда ж такое счастье? — хмыкнул Коровин.

— Смеешься?

— Слушаю.

— Как там Москва? Как Даргомиловская? Заасфальтировали наконец или по-прежнему раскопана?..

— В конторе сменилось руководство.

— «Ура, ура вскричали тут швамбраны все!..» — пробормотал Серостанов и пригубил водку. С момента последнего глотка она стала еще теплее.

— В ближайшее время тебя отзовут, — не отрываясь от созерцания стакана, сообщил Коровин.

— Навсегда отзовут?

— Там тебе скажут.

— И ты приперся сюда, чтобы сообщить мне эту новость?

— Коля, я связной.

— Тебя что, заклинило? — вскипел Серостанов. — Я уже эту информацию слышал.

— Тогда сообщу еще одну: через два часа мне надо быть в аэропорту.

— Что я должен сделать по этому поводу? Купить тебе билет в первый класс?

— Выслушать меня, — ровным голосом произнес Коровин. — Спокойно выслушать, Коля. Внимательно. И без реплик.

— Я не в форме, приятель, — Серостанов, прищурившись, посмотрел на долгожданного связного. — Спокойно у меня не получится. Я чувствую. К тому же, ты меня активно раздражаешь, Коровин. Тебе знакомы такие ощущения?

— Странно… — Связной ГРУ с нескрываемым сожалением посмотрел на свой пустой стакан и покачал головой. — И чем это я тебя так раздражаю? В назойливости меня вроде бы заподозрить трудно — появляюсь раз в несколько лет…

— Ты почему пароль сразу не сказал?

— Приглядывался, Коля…

— К кому ты приглядывался?

— К тебе.

— Я так сильно изменился?

— Знаешь, все мы за последнее время изменились, — Коровин вздохнул и неожиданно улыбнулся. — Как живешь, земляк?

— Живу потрясающе, — буркнул Серостанов. — Скоро заведу пять жен и вообще перестану снимать галабию… Говори, с чем приехал?

— Ты можешь съездить в Израиль?

— Это с моим-то арабским?

— Повторить вопрос?

— В принципе, могу.

— Поясни, что значит, в принципе?

— Это значит, земляк, — медленно отчеканил Серостанов, — что я по-прежнему приписан к Каиру. Как и положено журналисту, специализирующемуся на арабах и их долбаных проблемах. На арабах, понимаешь, братишка Коровин, а не на евреях. Разница между двумя этими национальностями во многом определяет историю второй половины XX века… Пользуясь редким случаем, хочу тебе также сообщить, что государством Израиль в моей бюрократической конторе профессионально занимаются другие парни. Для этого, кстати, они и сидят в Иерусалиме, где у них есть отделение. То есть, целый корпункт. Так что, мне надо будет вразумительно объяснить своим лондонским шефам, чего это вдруг меня потянуло в иудейские края…

— А ты что, Коля, числишься в своей конторе в антисемитах?

— Это не в британских традициях.

— Тогда в чем же проблема?

— Сколько времени я должен там пробыть?

— Денек-другой… — Коровин неопределенно пожал плечами. — Все зависит от того, как быстро управишься.

— Что там?

— Надо встретиться с одним человеком… — Коровин продолжал вертеть в руках пустой стакан. — Человек, Коля, очень серьезный. Вернее, не столько сам человек, сколько то, что он должен передать…

— А кроме меня, это сделать некому?

— Странные вопросы задаешь, Коля.

— Я вообще стал странным за эти два года… — Серостанов навалился на край столика. — То меня держат в масле и упаковке без каких-либо объяснений, то, вдруг, бросают, как какого-то заурядного курьера в самое гиблое место на Ближнем Востоке… Имею я право знать, что вообще происходит?

— Я сказал тебе то, что мог, — сухо отчеканил Коровин. — А насчет «какого-нибудь заурядного курьера» хочу заметить, земляк, что ты — просто зажравшаяся и неблагодарная свинья! Ведь, наверное, даже приблизительного понятия не имеешь, что значит передать мини-контейнер у самого входа в Рокфеллер-центр, под носом у ищеек ФБР, которые пасут тебя даже в сортире, когда ты воду в унитаз спускаешь! Короче, Коля, каждый занимается своим делом. Так что, не греши на ближних — Бог не простит…

— Ну, ладно, не лезь в бутылку, — Серостанов впервые улыбнулся.

— Ты же понимаешь: будь у Центра варианты, тебя бы туда не послали. Проблема даже не с людьми. Просто оттуда очень трудно, практически невозможно что-то вывезти. Границы перекрыты глухо, всего один международный аэропорт, контрразведка почище нашей будет… Не страна, а концлагерь какой-то!..

— А им иначе нельзя, — пробормотал Серостанов. — С волками жить…

— Короче, Коля: ты должен так организовать свой выезд, чтобы особенно долго там не задерживаться. Со следующей недели и каждую среду, с двенадцати пополудни до двенадцати десяти, наш человек будет стоять у остановки 51-го маршрута на центральной автобусной станции в Тель-Авиве. У него все замотивированно: каждую среду он едет на работу именно этим автобусом. Место — самое оживленное и бестолковое в городе: толпы людей, полно туристов, сотни магазинов, лавок, ну и тому подобное. Ровно в двенадцать ты должен встать в очередь к автобусу. Наш человек сам тебя узнает и встанет за тобой. Надень репортерскую куртку и не забудь раздернуть «молнии» на боковых карманах. Когда дойдет твоя очередь, садись в автобус. Доедешь до здания биржи, — в крайне случае спросишь, водитель тебе напомнит, — затем сойдешь, сделаешь несколько снимков, после чего возвращаешься в отель, собираешь манатки и ближайшей лошадью — в Каир…