Глава 1

Охота на лисиц

Ее всегда называли «Красной Галереей», даже до того, как она была красной.

Первоначально она называлась «Галереей Реда» (прим. Red - красный), потому что человек по имени Ред владел этим местом, и ни по какой другой причине. Но мать Моны рассказывала, что имя появилось в 1920-х годов, когда «Ред» был подпольным баром. По ее словам, во время кровавых бандитских перестрелок погибло так много людей, что это место прозвали Маленькая красная обстрелянная галерея. Конечно, все это было неправдой, но мать Моны была из тех женщин, которые ценили красоту выше правды. Она любила «Красную галерею» и считала, что та заслуживает самой лучшей истории происхождения. Сама Мона никогда не распространяла эту выдумку, но и не отрицала ее. Она также держала кирпич выкрашенным в малиновый цвет, а ее собственные каштановые волосы - в яблочно-красный.

Именно этого хотела бы ее мать.

Ее мать так любила «Красную галерею», что последними словами, обращенными к Моне, были: "Сделай все, что потребуется, но спаси галерею." И только по этой причине Мона сидела в «Красной галерее» за столом после закрытия, снова и снова складывая цифры в надежде найди где-нибудь потерянный ноль, ноль, который превратит активы в пятьдесят тысяч долларов в пятьсот тысяч. Она ограбила Питера, чтобы заплатить Полу, и теперь Питер стоял у двери и колотил в нее. Не осталось ни единого человека, кого можно было бы ограбить, чтобы заплатить ему.

Если только она не продаст галерею.

Почему ее мать так любила это место, Мона, возможно, никогда не узнает. О, Мона любила «Красную», их маленькую галерею на Савой-стрит. Ей нравилась выкрашенная в красный цвет витрина из кирпича и стекла, темные полы, красные бархатные шторы вдоль стен, которые заставляли цвета холстов играть выразительнее, словно воздушные шары. Ей нравился маленький кабинет рядом с главной галереей, который когда-то принадлежал ее матери, а теперь стал ее собственным. Ей нравилась кладовка в задней части дома, где хранились все картины и скульптуры, не выставленные в настоящее время, - вторая частная галерея. Чего она не любила, так это долги. Если бы смерть ее матери была скоропостижной, Мона могла бы спасти галерею. Мать болела в течение двух лет, ей становилось немного лучше, а затем немного хуже, лучше, хуже, шаг вперед, два назад. В конце концов, все, что она могла оставить Моне - галерею в наследство и огромный медицинский долг, который едва покрывала страховка.

И никому больше не было дела до искусства.

Она знала, что это неправда, но все попытки оживить галерею провалились. Все новые и новые художники привлекали толпы молодых претенциозных людей. Но в то время, как модная молодежь была счастлива пить бесплатное вино и есть бесплатные крекеры и сыр, они не покупали картины. Художники постарше наводнили рынки своими работами и продавали их за гроши, если вообще продавали. Она пыталась завлечь наследников недавно умершего художника, чтобы выставить у себя его коллекцию, но те выбрали большую галерею в центре города. Она их не винила. Возможно, она бы тоже не выбрала «Красную галерею».

Сегодня она отпустила последнего своего работника.

Кроме Ту-Ту, конечно же. Она никогда не отпустит Ту-Ту.

- Не переживай, - сказала она миниатюрному черному коту, свернувшемуся калачиком в углу ее кабинета на лежанке. - Если я продам галерею, ты не будешь бездомным. Ты можешь жить со мной.

Ту-Ту, сокращенное от Тулуз-Лотрек1, просто взглянул в ее сторону, моргая своими люминесцентными зелеными глазами, прежде чем вернуться к своей задаче, а именно облизывать правую лапу в течение следующих десяти минут. Ту-Ту был галерейным котом уже десять лет. Ее мать нашла истощенного черного котенка в переулке через две улицы отсюда и привезла его сюда, чтобы выходить. Он так и не стал большим, но его шерсть была блестящей и мягкой, глаза блестели, а мурлыканье было достаточно громким, чтобы разбудить мертвых. Ей не разрешалось держать в квартире домашних животных, но то, чего не знала хозяйка, не могло причинить ей вреда. Десять лет. Моне было пятнадцать, когда они нашли Ту-Ту. Десять лет. Десять лет назад галерея была звездой Савой-стрит, фавориткой художественного района. Но арендная плата была слишком высока, и галереи одна за другой закрывали свои двери или переезжали. Одна «Красная Галерея» осталась.

И теперь она тоже закроет свои двери.

Мона встала из-за стола и подошла к лежанке Ту-Ту. Она погладила его по голове, подбородку, прижала ладонь к боку, чтобы ощутить изумительное мурлыкание дизельного моторчика. Это ее успокоило. Она прошептала обещание Ту-Ту, что ему понравится в ее квартире. Что она не увольняет его, а продает галерею. Она попросила его передать ее матери - ее мать была уверена, что кошки могут общаться с мертвыми, - что Мона сделала все возможное, чтобы спасти «Красную Галерею». Ни один банк не даст ей денег взаймы. Кредитные карты достигли лимита. Банкротство было неминуемо. Искусство ради искусства - прекрасная идея в теории.

Но искусство не может платить по счетам.

Мона выпрямилась и расправила плечи. Настенные часы показывали почти полночь. Где-то в последний час она решилась продать помещение. Теперь, когда она признала, что у нее нет другого выбора, кроме как продать это место, ей стало легче. Числа не собирались волшебным образом умножаться, сколько бы она на них ни смотрела. С таким же успехом можно сдаться, пойти домой и лечь спать. Она закинула черную сумку на плечо, сняла с крючка красное пальто, перекинула его через руку, сунула ноги в черные туфли на каблуках и послала Ту-Ту воздушный поцелуй на ночь. Время закрываться. Время сдаваться. Только...

В галерее стоял мужчина.

Мона ахнула, прикрыв рот рукой. Казалось, он не услышал вздох. Он даже не повернулся, чтобы посмотреть на нее. Она с трудом сглотнула, ее сердце билось, как у Белого Кролика2. Он был высок, широкоплеч и одет в черный костюм-тройку. Одну руку он держал на бедре, другую - на подбородке. Хотя он был одет по-современному и выглядел лет на сорок, в нем было что-то такое, что выглядело... старым. Нет, не старым. Из старого мира, возможно. Да, так. Старый мир. Она не могла придумать другого способа описать его. Все дело было в волосах. Вот и все. Его волосы были собраны так, как их носил лорд в эпоху Регентства. Черные и взъерошенные, распутные, он напоминал ей лихие автопортреты Эжена Делакруа3. Темные глаза, черное сердце. Для Моны он выглядел как дьявол, вышедший флиртовать.

Но кто же эта дьявольская счастливица?

- Сэр? - Мона наконец набралась смелости, чтобы заговорить. - Галерея закрыта.

Сначала он молчал. Но наконец зашевелился. Он убрал руку с подбородка и подошел ближе к небольшой картине перед ним. Это был Джордж Морленд4, современник Джошуа Рейнольдса5. Ничего поразительного. Просто невдохновенная картина, изображающая людей в красных мундирах верхом на лошадях. Красивая картина, красивая и ненавязчивая. Мона представила, как пожилая пара присматривает что-то для украшения загородного дома, и картина бы его оживила. Но все, что та могла, это провисела четыре месяца на стене галерее и собирала пыль.

- Вещи не такие, какими кажутся.

Его акцент был английским. Она сразу же узнала эти гласные.

- Нет, - ответила она. - Полагаю, что нет.

- Слышал, ваша галерея закрывается, - сказал он. Правая рука снова потянулась к подбородку, левая - к бедру. Левая рука притягивала ее взгляд. Мужчина был подтянут, а отлично сшитый жилет подчеркивал его точеную талию и бедра. Ей трудно было не наслаждаться созерцанием его тела. Этот человек был произведением искусства.

- Закрыто, я сказала. Галерея закрыта. Уже почти полночь.

- Вы в красной6.

- Как и вы. Так называется галерея.

При этих словах он обернулся, посмотрел на нее, встретился с ней взглядом и улыбнулся. Она ощутила поток страха, пронизывающий ее тело, электрический и возбуждающий. Почему она сегодня не оделась лучше? На ней была простая твидовая юбка, простая черная блузка и простые черные балетки. Она больше походила на секретаршу, чем на владелицу галереи. Ах если бы, секретарши зарабатывали гораздо больше денег, чем она в эти дни.

- Вы в красной, - повторил он. - В долгах.

- Что вы слышали? - спросила она. Она знала, что местные застройщики могут быть агрессивными, когда дело касается элитной недвижимости в престижных местах. Может быть, кто-то послал этого человека, чтобы заставить ее оставить это место?

- Я слышал, что галерея в бедственном положении. Как жаль, - сказал он. - Это настоящая сокровищница.

- Это денежная яма, - ответила она.

Он выгнул бровь, глядя на нее. Сейчас он был еще больше похож на дьявола. Дерзкого дьявола. Несмотря на свой страх, ей нравилось на его смотреть. Он не казался опасным. Нет, он казался ужасно опасным. Но не жестоким. Вот в чем разница.

- Почему? - спросил он.

- Моя мать покупала картины, которые не смогла перепродать, - ответила Мона. - Она тратила огромные суммы денег на вечеринки в галерее, которые не приносили никакого дохода. А прошлой осенью она умерла от рака. Счета были чудовищными.

- Нет отца, чтобы помочь?

- Я не знаю, кто мой отец. Моя мать была богемной женщиной.

- И у вас нет денег?

- Отсутствие денег прямо сейчас было бы благословением, потому что в настоящее время у меня отрицательный баланс в пятьсот тысяч долларов, - ответила она. - Так что, если вы не собираетесь купить этого Морленда за пятьсот тысяч долларов, боюсь, мне придется попросить вас уйти. Галерея закрыта, но она не закрывается, пока нет. Если хотите вернуться, пожалуйста. Мы откроемся завтра в десять утра.

- Это не Морленд.

- Что?

- Я же говорил - вещи не те, какими кажутся. Существуют устройства, чтобы видеть сквозь краску? Или я ошибаюсь?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: