— Мусин, помоги, с молодой женщины золото сняли!

— Где? Когда? Подробней говори, пожалуйста!

— Первый случай произошел с Зоей. Шла она с электрички, каблук сломала, ногу подвернула, ей парень у железнодорожного вокзала помог подняться, да кольцо незаметно снял с пальца. Она домой приехала, внучка старика Харитоновича.

— Как незаметно снял золото?

— Специалист видно по золото сниманию.

— А сейчас, что произошло?

— С последней электрички шла Клава, приехала она в наш городок к тебе. Так вот, мужик неопределенной внешности ее догнал, стал рвать с нее сережки, да грубо так, ухо немного надорвал. Клава разозлилась и стала защищаться, в пальто была. В грязь свалились, дрались. Снял он с нее сережки с алмазами, и кольцо с алмазом. Сильный мужик. А пальто стало — комок грязной ткани, хоть выбрасывай. Мусин, ты уж подумай, кто так мог поступить, и городок маленький, все всех знают.

— Клава, ты меня хорошо озадачила, — сказал Мусин.

— Мусин, не прибедняйся, у тебя помощник Клим, да и так ты больше всех все знаешь в нашем крае.

Опытному милиционеру и искать не надо. С Зои у вокзала сорвал кольцо проезжий, его найти трудно, похоже, не местный парень. Кто с ушей Клавы бриллианты срывал, и кольцо взял, — тут подумать надо. Кто-нибудь из приезжих, кто приехал за ягодами, а уехать не на что. От отчаянья такие люди идут на все. Нет, чтобы поработали в леспромхозе, деревья бы порубили, на дорогу бы и заработали. Клава тоже хороша, чего ночью по поселку бродить без знакомых провожатых, могла бы и Мусину сообщить о своем приезде, и пальто бы целое было, и золото с бриллиантами на месте было бы. А вор, если не уехал уже, он найдет, а уехал — не найдет. Отдал вор золото проводнице и ищи — свищи ветер в поле. Еще звонок:

— Мусин, в реке утопленника нашли. Леску рыбак забросил, а она и зацепилась за что-то, он подумал, что коряга, оказался мужик неизвестный, на мизинце надето женское кольцо золотое.

Вот и преступник, — подумал Мусин и позвонил Клаве.

— Клава, зови Зою, идем золото опознавать. Само нашлось.

— Уже нашел, Мусин? Вот спасибо-то тебе!

Кто мужика в речку сбросил? Неужели сам? — думал Мусин, и знал, что это задача сложнее будет, но решат просто: виновен сам утопленник. Мусин в Холодном городе, как мужчина по вызову: поднять, найти, отдать, утихомирить… Один на всех. Звонок по телефону:

— Мусин, мужик в дверь стучит уже два часа, что делать? К Зое мужик ломится, а его не пускают, — сказала Клава.

— А это не он в реке мужика утопил с женским кольцом?

— Мусин, а мы откуда можем знать? Федор сейчас в дверь ломиться. Так ты приезжай.

— Федор? Знаю такого. А сами не разберетесь, без меня? Ладно. Иду.

Голос Федора из-за двери:

— Что, милиционера вызвали? Зоя, ты что, совсем это того? Я — сам милиционер!

— Федор, мы вызвали милиционера Мусина, дверь-то из-за тебя мы уже меняли, а эту дверь ты не пробьешь, а все страшно.

Крик Федора:

— Все, я слинял, бывайте!

— Бабы, сбежал Федор? — спросил сквозь дверь Мусин.

— Сбег, родимый, сбег, — ответила Нина, открывая двери Мусину.

— Подробней рассказывайте, что — почему, где — как!

— Федор приехал на поезде, выходит на перрон, а навстречу ему в вагон лезет мужик с кольцом, а кольцо ему знакомо, сам покупал, у нас в городе таких колец больше нет. Кольцо-то ему и блеснуло в глаза. Федор не знал, что и думать, может, Зоя передарила его подарок. Ох, Федор рассердился! Схватил мужика за шиворот и поволок к реке. На берегу выясняли отношения, выясняли, да приезжий и свалился в воду, а вода — холодная, нахлебался любезный…

— Так Федор убил приезжего?

— А кто знает, кто знает?

— Да, сразу не разберешься. У меня письмо есть, баба мужика своего у нас искала, по всем приметам похож он на утопленника, — заметил Мусин.

— Что делается на белом свете! Жалко бабу, а мужика нет. За Зою на него зла, — сказала Клава. — Я еще узнала, что она изображала немую, она у нас домработницей работала.

Проблема возникла с ушами Клавы. Пальто выкинуть пришлось. Сережки с бриллиантами пропали. Разорванные уши у нее болели. Шишки на них стали расти. Плохо с ушами. Вспомнила она слова матери, что нельзя было уши ей прокалывать… Сидит, молчит. Уши Клаве зашили в медпункте, а болят сильно. Сидит и думает, что золото с бриллиантами больше не наденет! И такое в ней безразличие появилось ко всему на свете от собственной боли, от испорченных навсегда ушей! На ушах у нее выросли шишки вместо мочек. Страшно смотреть. Волосы обстригла и прикрыла уши.

Мусин нашел письмо, где баба мужика ищет. Перечитал. А в глазах у него стояли больные уши Клавы. Написал он бабе письмо, мол, нашли утопленника, похож на того, кого описали в письме, не написал лишь про то, что он на Клаву напал и золото снял. Похолодало в поселке. Решили, что труп подождет до приезда женщины.

Баба быстро приехала после получения письма. Опознала она утопленника, это был ее муж. На проведение суда женщина не настаивала. Узнав подробности происшествия, сказала, что мужик был задиристый. Попросила помочь его похоронить здесь, где умер, чтобы не возить домой, не поднимать там все дело снова. Чувствовалась, что от мужика этого ей очень доставалось при его жизни, но она держалась, как могла. Дело закрыли.

Федор пришел в себя, и сказал Мусину, что он не виновен, оба они в реке искупались, да он-то местный, к холодной воде привычный, вот и выплыл, а тот, приезжий быстро отключился от холода, да еще воды нахлебался. Видно было, что его не откачать, вот и не стал его из воды тянуть. Да и самому холодно. Городок — спокойный.

Федор опять умер. И знаете, каким образом? Федор — рубаха парень, купил в киоске очередную бутылку водки, шел довольный жизнью, с соседками шутил. Домой пришел, бутылку на стол поставил. Мать ему ужин поставила, да пошла в магазин. По дороге заболталась с соседками. С кем не бывает! Пришла домой — Федор мертвый в прихожей пластом лежит…

Вот Бог, смерть, какую ему дал! Здоровый мужик. В морге чуток подумали, что написать, чтобы не испортить биографию. Написали умное название про тромб. А надо сказать полгода назад, гадалка матери нагадала, что с ее Федором что-то произойдет, чтобы она ко всему готова была. Короче, пока про тромб писали, Федор вышел на свет божий. Вот такой он человек, умирающий, но выживающий.

Пришлый мужик, похоже, не совсем простым мужиком был. Отомстили за него. Мать Федора поговорила с милиционером, он сам к ним пришел, проверить что, да как. Мусин и решил, что пришлый был авторитетом в своем городе, жена его шибко боялась, и везти в свой город боялась. Мусин обхватил свою голову. Мать Федора ему поведала:

— Значит, водка была отравлена, бутылку с водкой дома не обнаружили. О бутылке мне сказала соседка, которая видела Федора с бутылкой водки. Федор водку не покупал. В морге не пишут, что был пьян. Бутылку он вскрыл при мне, я ему ужин подала и ушла.

Мусина стали донимать вопросы. Что было в отсутствии матери Федора? Кто ее задержал дорогой? Кто пришел к ним в ее отсутствие? Почему Федор лежал перед входной дверью ничком? Можно не поднимать всех вопросов, если смотреть поверхностно: все чисто и гладко и виновных нет, и человека нет». Мусин вздохнул и пошел в пятиэтажный дом, на пятый этаж, к знакомым. Кто бы знал, как высок пятый этаж, относительно маленьких домиков, как с телевышки видно всю округу, весь городок, как на ладошке! Если еще и окна на две стороны дома выходят, то вы все знаете, все видите.

Присосались люди к нефтепроводу — вам видно, подрались на берегу реки, и вы в курсе события. Вытащил человек компьютер из бухгалтерии, и вы видели странного человека. И вы молчите. А, что говорить! Житья не дадут, коль кто узнает о квартире наблюдательной. «Моя хата с краю, я много вижу, ничего не знаю», — этот принцип никто не отменял. Но Мусин это качество пятых этажей знал, и при необходимости исподволь уточнял необходимые данные.