— Привет, папаша!

Питер Пикет недоверчиво ткнул себя пальцем в грудь, как мальчишка, получающий подарок от Деда Мороза, а потом вдруг закричал:

— Ура!

Он ©первые, стал отцом.

Четыре года спустя Питер ушел в море, попал в шторм и не вернулся. В газетах сообщалось, что у него остались жена и четверо маленьких детей. Его приятель Рей Фрэнд отправился на судне вдоль восточного побережья Австралии. Он останавливался в портах, чтобы собрать пожертвование рыбаков в пользу погибшего. В газете напечатали обращение, и это помогло собрать несколько тысяч фунтов стерлингов. Так что с финансовой стороны семья теперь была обеспечена даже лучше, чем до смерти кормильца. Но разве могут деньги заменить светловолосого юношу, взгляд его голубых глаз! Никогда не забуду, как радостно он реагировал на наше «Привет, папаша!» Как недавно все это было!

Проходит время, и меняются и люди и корабли. Одно лишь море остается неизменным. Оно — в извечном ожидании.

Однажды утром Билл и Тэд с «Роберта Джона», проплывая мимо, сообщили нам сводку погоды, полученную по радио из Мельбурна.

— Радио на судне — великая вещь, — сказал Лес.

Ребята, совершая еще один заход вокруг нашего судна, спросили, как готовить «овечьих птиц». Дело в том, что они поймали несколько штук, о лицензии и речи не могло быть. Потом они сделали еще один круг, и, когда судно было рядом, я попыталась перешагнуть к ним, чтобы помочь им приготовить птиц.

— Я в тапочках, — крикнула я, хватаясь за соломинку. По правде говоря, мне совсем не хотелось переходить к ним и готовить на их маленьком суденышке.

— Раз ты мастерица готовить, мы примем тебя и босую, — отозвались они.

Что правда, то правда. Готовить птиц я научилась. Я, должно быть, наготовила их не меньше тысячи. Их привкус ощущался во всем, что бы я ни ела, даже чай отдавал птицами. Островитяне говорили, что со временем запах этих богатых жиром птиц пропитывает кожу. Теперь я в этом не сомневалась. Я побаивалась, что мое умение готовить «овечьих птиц» приобретет такую известность, что меня будут отсылать на каждое судно, где успели незаконно наловить птиц.

Однако мои опасения не оправдались. Рыбаки с «Роберта Джона» вовсе не жаждали, чтобы я им готовила. Просто им захотелось поговорить с кем-нибудь о музыке.

— Мы слышали, ты любишь музыку. — Это было их единственным объяснением, а может быть, и оправданием.

К тому же ребята с «Шиэруотера» изрядно хвастались тем, что я их вкусно кормлю. Как только мы отошли подальше от маленьких суденышек, где нас не было слышно, они достали свои музыкальные инструменты и с девяти утра до шести часов вечера услаждали рыб и птиц музыкой. Ребята одолжили у кого-то на острове Флиндерс старую скрипку, но оказалось, что никто из них не умел на ней играть. Тут выяснилось, что скрипка была единственным, кроме пианино, инструментом, на котором я играла. Таким образом, мое имя заняло в программе заметное место.

У них были духовые и деревянные инструменты. Кроме того, они отлично спелись. Однажды я уже слышала, как они пели в отеле «Уайтмарк» свою любимую песню о друзьях с перепончатыми лапками. Когда Тэд Райян работал в порту, он играл в оркестре в своем родном городе Куинсклифе и считался одним из лучших музыкантов.

Билл Уитерс играл менее профессионально, но, несмотря на это, имел большой успех. Когда они собирались вместе, то непременно пели. По утрам, скользя по бушующей синеве океана, когда земля казалась неясным грязноватым пятном, они пели, закидывая корзинки. Они исполняли и оркестровую музыку. Я напрочь забыла о том, что мне надо готовить, и, когда подошло время обеда, чувствовала себя очень неловко. Однако вскоре я уже смеялась. Мы сидели в их безукоризненно чистой кухне и наслаждались превосходно приготовленным блюдом. Оказывается, они заранее поставили варить птиц на медленном огне.

Они знали толк в птицах, эти ребята. Через центр стола проходила корабельная мачта во всю длину, увешанная дужками самых разнообразных птиц: дикой утки, лебедя, чирка, кейп-барренских гусей, перепелов, бекасов.

После трапезы оставалось часа четыре до подъема корзин. Время пролетело совершенно незаметно. Все вышли на палубу, и Тэд стал играть на трубе. Палубу «Роберта Джона» опоясывали канаты на высоте всего полутора метров, поэтому безопасности ради я села на пол, а Тэд стоял на раскачивающейся палубе, расставив ноги, и посылал чудесные звуки в напоенный морем воздух. Он играл целый час. Косяк кейп-барренских гусей, гогоча, пролетел над нами. Тэд направил в их сторону сверкающее серебро музыки и как эхо повторил их крик. Словно зачарованные, гуси парами пролетели над судном. Какое-то мгновение они были с нами, а потом улетели.

Музыка продолжалась почти до заката, когда удочки, которые тащились за кормой весь день в ожидании барракуд, вдруг задергались. Билл закрепил рулевое колесо таким образом, чтобы судно повернуло кругом, и схватил обманку. Немного погодя ее взяла и я.

Обманка — это ярко раскрашенный кусочек дерева с прикрепленным к нему большим крючком. Она крепится шпагатом к короткому шесту, который держат в руке. Когда рыбы видят нечто яркое, они начинают безумствовать и хватать приманку.

Почти все время наша тройка вытягивала добычу одновременно. Барракуда — свирепая рыба длиной около метра, плавает она стаями. У этой рыбы зубы неровные и острые как бритва. Когда барракуда хватает обманку, ее вытаскивают из воды, с размаху кидают на палубу и бьют по голове железкой, вырывают крючок изо рта и снова забрасывают удочку.

Еще до того как закончилась ловля, вся палуба была усеяна огромными хищными, переливающимися всеми цветами радуги рыбами. А в отдельном ящике лежали три щуки, пойманные мною. До этого мне не приходилось рыбачить, как, впрочем, и после этого. Тогда, во время короткого бабьего лета, мне довелось почивать на лаврах.

К чаю подали дикую утку и бекаса. Когда мужчины вышли, чтобы приготовить для меня лодку, я взобралась на стол и прикрепила к мачте еще одну птичью дужку. Они тут были самых невероятных форм; некоторые, например лебяжьи, напоминали скорее всего крошечный лошадиный хомут.

Решили, что меня доставят на дальний конец острова, туда, где заброшены корзины, а оттуда я пешком доберусь до Биг-Галча, где меня подберут. В конце апреля рано темнеет. Перешагнув через борт лодки, я очутилась в кромешной тьме. На плече я несла шест с тремя щуками, а в руке — рюкзак с морскими раками.

— Улов, достойный «Шиэруотера», — сказал Тэд, помахав мне на прощание.

Билл, стоя на корме, оттолкнул лодку и начал грести. Я ощущала гордость, что возвращаюсь с хорошим уловом.

Вода казалась черной, небо и остров — тоже черными, но, как только Билл принялся грести, вода вокруг весла стала фосфоресцировать. Вскоре яркие зеленые огоньки осветили весь путь от «Роберта Джона», а также весло и борта лодки.

Послышался голос Билла:

— Наверное, рискованно пробираться вдоль берега. Скалы вокруг довольно круты. Еще тапочки свои промочишь.

Я промокла насквозь. Порядочный Джек, соперник Честного Тома, полный энтузиазма, ожидал меня на скале с факелом. Он старался осветить путь к берегу приближающейся лодке. Как он объяснил потом, он хотел зацепиться за нее. Джек с грохотом бросил свои почти сто двадцать килограммов на борт маленькой лодчонки, и она вместе с двумя пассажирами перевернулась. Билл выронил свой факел, и мы тотчас погрузились во тьму.

Это произошло неожиданно и быстро, рыбаки вытолкнули меня на берег. Я слышала, как ругался Билл, стараясь перевернуть лодку.

— Тащи Пэтси к берегу! — крикнул он Порядочному Джеку, который уже был готов махнуть рукой на рыцарство и податься домой.

— Ладно, — ответил Джек не очень любезно. — Давай руки.

— Я не могу, — упрямо заявила я.

Потом из-за этих моих слов обо мне рассказывали небылицы, будто я не бросила бы рыбу, даже если бы это могло меня погубить. Мне это так понравилось, что я, даже не пыталась объяснить истинное положение дела. На самом деле все было проще: меня так потрясли последние события, что я не могла сообразить, где у меня руки, а где ноги. Ведь я не умела плавать, поэтому не успела испугаться, а просто была ошеломлена.