— Понял, — отвечает работник, — как не понять.

Обулся работник в лапти-скороходы. Не успел он ногу поднять — понесли его лапти через весь двор, прямо в мучной амбар. Упал работник в большой ларь с мукой. Ноги шагают, мука белым облаком поднимается из ларя, ничего не видно…

Прибежал купец к амбару, давай бранить работника:

— Что ты, негодник, делаешь? Зачем мою муку разбрасываешь?

А работник еле-еле в ответ голос подаёт:

— Ой, вытащите меня из ларя! Ой, схватите меня за ноги! Ой, задыхаюсь!

С криками да с бранью навалился купец на работника, стащил с него лапти-скороходы и давай бить работника, кричать, пугать его:

— Ах ты такой-сякой! Быстрой ходьбы испугался? Или ты, такой-сякой, в этих лаптях ходить не можешь?

— Не могу! — отвечает работник.

— А-а, не можешь! — говорит купец. — Ну так я тебя научу! Вот, гляди, сам в эти лапти обуюсь!

Обулся купец, встал на ноги, шагнул — и вылетел из амбара, как пуля из ружья… Хотел было ухватиться за телегу, да не смог — дальше помчался. Ударился о стенку конюшни, перевернулся, упал в корыто с болтушкой для свиней. Из корыта купца понесло за ворота, через лужу, через канавы, через реки… Так до самого леса донесло. Запнулся купец о пенёк, упал на спину. Лежит, болтает в воздухе ногами, сам кричит дурным голосом:

— Спасите! Помогите! Стащите с меня эти проклятые лапти! Измучили они меня! Сил моих больше нет!.. Смерть моя пришла!..

Прибежал на крик пастух, посмотрел и говорит:

— Где это ты мои лапти взял?

А купец и голос потерял, слова в ответ сказать не может. Снял с него пастух свои лапти и выгнал кнутом из лесу. Поплёлся купец в деревню лохматый, драный, грязный, в синяках да в шишках…

А пастух осмотрел свои лапти-скороходы, обулся в них и стал своё стадо пасти. И ни одна корова, ни одна овца у него не терялась, никакой длинной дороги он не боялся, никогда усталости не знал!

Как братья огонь добывали

Жили три брата: старший — Юхабй, средний — Юскабй и младший — Юркабй. Двое старших были умные, как отец, а младшего, Юркабй, все дурачком считали. Так и звали его — ухмах Юркабй. Это значит — дурачок Юркабй.

Однажды поехали братья в дальний лес рубить дрова на зиму. Мать положила им в лыковую суму хлеба да соли да разных припасов.

Вот братья приехали в лес и принялись за работу: дуб за дубом срубают, раскалывают да в кучу кладут.

День прошёл — не заметили. Уже и вечер наступает.

Бросили братья работу, принялись готовить еду. Приготовили для похлёбки что надо, хватились — а огня-то и нет: позабыли взять с собой! И туда и сюда смотрят, и там и сям ищут — нигде нет огня. Не могут найти! Думали они, думали и говорят:

— Надо пойти поискать огонь где-нибудь поблизости!

Первым пошёл старший брат, Юхаби.

Долго он шёл. Увидел высокий-превысокий дуб. Влез Юхаби на вершину дуба, стал озираться кругом. Видит: далеко-далеко впереди, там, где заря пробуж: дается да с солнцем целуется, маленький огонёк светится. Спустился Юхаби с дуба и пошёл в ту сторону. Долго он шёл. Наконец пришёл на лесную полянку. На полянке огонёк горит, а у огня старик сидит: сам с кулачок, борода — с целую сажень.

Юхаби просит:

— Дед, дай огня!

Старик на него взглянул и говорит:

— Сказку расскажи, песенку спой да попляши, тогда и огня дам. Юхаби отвечает:

— Ни сказки сказывать, ни песенки петь, ни пляски-игры вести я не умею.

— Коли так, нет для тебя огня! — сказал старик и скрылся из глаз.

Опустил голову Юхаби и вернулся ни с чем.

— Ты теперь ступай! — говорит он среднему брату.

Встал Юскаби и пошёл. Дошёл до высокого дуба, влез на вершину и увидел, как впереди, где заря пробуждается да с солнцем целуется, огонёк горит.

Спустился Юскаби с дерева, пошёл. Пришёл на полянку, а там старик сидит: сам с кулачок, борода — с целую сажень. Стал он просить у старика огня. Старик говорит:

— Расскажи сказку, спой песенку да попляши, тогда и дам.

Юскаби ему в ответ:

— Ни сказывать, ни петь, ни плясать я не умею. Не учили меня.

— Коли так, нет для тебя огня! — промолвил старик и скрылся из глаз.

Опустил голову Юскаби и вернулся ни с чем.

— Пусть младший идёт! Пришлось идти дурачку Юркаби.

— Ну, братцы, прощайте! Родные мои, будьте здоровы! Сердечные мои, будьте живы! — сказал он и пошёл по тропке.

Шёл-шёл, пришёл к высокому-превысокому дубу. Поднялся Юркаби на вершину дуба и увидел вдали, там, где заря пробуждается да с солнцем целуется, — огонёк блестит.

Обрадовался Юркаби, пошёл он скорее на огонёк. Шёл он, шёл — и вышел на лесную полянку. На

полянке перед костром старик сидит: сам с кулачок, а борода — с целую сажень.

Юркаби с ним здоровается, сладкие речи ему говорит:

— Как живёшь-можешь, дедушка? Будь ты жив да здоров ещё сто годов!

Говорит ему в ответ старик:

— Живу, дитятко моё, пока можется! Куда, скажи, путь держишь, чего ищешь, голубь мой ясный?

— Чего ищу? Да вот какое моё дело, дедушка. Мы, три брата, в лесу работали, целый день трудились, гору дров нарубили. Вечер наступил — хотели было ужин сварить, да огня не оказалось — дома позабыли. Вот и пришёл к тебе за огоньком.

Выслушал старик и говорит:

— А ну, покажи, как ты пляшешь, как поёшь и как сказки сказываешь, тогда с огоньком уйдёшь.

— Плясать и петь я не умею, — говорит Юркаби, — а сказку расскажу хорошую. Только уговор такой: когда я буду говорить, ты — молчок, не перебивай меня. Если хоть одно слово против молвишь, дашь мне полную шапку денег и огня-пламени! Старик кивнул головой, бороду погладил — согласился.

Стал Юркаби сказывать сказку:

— Сел я однажды верхом на пегашку-кобылу, за пояс заткнул топорик и поехал в лес. Много ли, мало ли проехал, обернулся, смотрю — нет у моей кобылы задних ног, отрубил их топорик, и еду я только на передних. Слышишь, дедушка, так ли это было?

— Слышу, сынок, слышу! Так было, дитятко, так! — отвечает старик.

— Повернул я лошадку, — продолжал Юркаби, — и поскакал искать её задние ноги. Скачу-скачу и вдруг вижу — задние ноги моей кобылки гуляют в каком-то табуне. Поймал я их и прибил дубовыми гвоздями к тому месту, где им быть положено. Потом снова сел верхом и поехал.

Много ли, мало ли проехал — оглянулся назад и вижу: от дубового гвоздя в лошадке росток пророс да как начал расти, как начал расти! До самых небес поднялся! Не долго думая полез я на этот дуб, добрался до вершины. Смотрю — как раз дверь в небо настежь раскрыта. Сердце у меня забилось, застучало! Вхожу я на небо. Вижу — идёт дорога, гладкая, как река. Пошёл я по этой дороге. Смотрю и вижу — посреди неба растёт красное дерево. А на дереве сидит золотая птичка. На груди у неё ожерелье сверкает, в ушах серьги горят, на руках — браслеты, на ногах — башмаки, кораллами расшитые, хвост у птички сияет и блещет, открытые губки улыбаются, глазки искрятся. «Ну, — думаю, — больно хороша эта птичка! Вот бы её поймать!» Протянул я к ней руки, а птичка вспорхнула и пропала. Темно стало, как под землёй.

Пошёл я обратно, а дороги-то не видно, и следов нет. «Где же, — думаю, — та дверь в небо, через

которую я вошёл? Как мне её найти?» Тут как раз вылетела золотая птичка и своими крыльями осветила всё небо. Вижу — стою я прямо у двери, через которую на небо попал. Глянул вниз — а моей кобылы нет, ушла она. «Эх, — думаю, — что же мне делать? Как на землю спуститься?»

В это время поднялась сильная буря, взвился вихрь к небесам, и подбросило к моим ногам целую охапку соломы. Из той соломы я свил себе верёвку. Один конец привязал к краю неба, а другой бросил вниз и стал по верёвке спускаться на землю. Долго я спускался. Наконец добрался до конца верёвки и вижу: не достаёт верёвка до земли. Если броситься вниз — разобьёшься до смерти. Повис я на ней. Ветром-бурей меня и качало, и бросало, и повёртывало туда и сюда! Наконец веревка моя порвалась. А меня подхватил ветер и бросил в огромное море. Там в море водяные навоз возят. Там, дедушка, гляжу, запрягли тебя и послали меня навоз на тебе возить.