Очень кстати зазвонил телефон:
— Молдер, это я. Ты нашел Мону? Молдер зачем-то сходил посмотреть на замытое и уже затоптанное пятно в проходе. Свежей крови нигде видно не было.
— Нет, ее здесь нет, — сообщил он, — но ее машина стоит на стоянке возле музея. А ты нашла Билака?
— Нет. Его тоже здесь нет, — Скалли чем-то шуршала на том конце провода. — Зато я нашла запись в его дневнике. Послушай.
Она еще немного пошебуршала, видимо, пристраивая поудобнее тетрадь. Потом начала читать:
— …Я видел амару. Она выходит из джунглей, глаза ее — глаза скорпиона, клыки ее — клыки ягуара, когти ее — когти кошки. Она бросается с деревьев… Она хватает мою голову руками и выедает мне глаза…
— Там даты проставлены? — Молдер поежился, почувствовав на себе чей-то взгляд.
Оглянулся.
Охранник включил в кабинете свет и ушел, и больше никого в кабинете по-прежнему не было. Кроме глиняного горшка на столе. И его содержимого, разумеется.
— Да, — откуда-то издалека, словно сквозь плотный туман донесся голос Скалли. — записи сделаны недавно.
— Вот видишь, — обреченно сказал Призрак почти шепотом. — Ягуар спустился с деревьев. Прочитай снова
— И что?
— Может быть, это объясняет, как внутренности Льютона попали на ветки.
Скалли долго молчала.
— Я тут нашла ритуальную чашу с чем-то странным, — наконец заговорила она. — Из записей Билака можно предположить, что это «йахе». Или «вино души».
— И что это значит?
— Мне кажется, он общался с амару посредством какой-то индейской церемонии… — осторожно сказала Скалли.
— И что ему понадобилось от старушки?
Мурашки, все это время ползавшие между лопаток у Призрака, наверное, решили устроить там парад. Молдер на всякий случай поспешно вымелся в коридор.
— Мне кажется, он навлекает проклятие…
— Скалли, — странным голосом перебил ее Фокс Молдер. — Я потом тебе перезвоню.
— Нашел Мону?
Молдер опять посмотрел на размазанную по полу темно-красную лаково блестящую жидкость. Помолчал.
— Надеюсь, что нет, — неуверенно сказал он.
Сунул телефон в карман и полез за пистолетом.
«1 апреля, понедельник.
Приходит амару и садится напротив меня. На этот раз она поет и шуршит листьями, что разбросаны вокруг меня. Голос ее так чист, так мелодичен, так звучен. Она поет колыбельную, предназначенную только для меня. Я так счастлив, что начинаю плакать, горько плакать. Печален ли я? Нет. Чувствую ли я печаль? Да. Я оплакиваю того, кто был так испуган, кто так упрямо боролся, я сочувствую ему, мне жаль его, я плачу. Я слышу песню, я плыву, мелодия ее качает меня…»
Кровавый след привел его в туалетную комнату. Пять кабинок налево, пять направо, несколько рукомойников, зеркала. Кафельный пол. Табличка «Только для персонала музея» на двери. И все это вымазано в крови. Кровь повсюду, даже на потолке.
Молдер опустил пистолет и огляделся еще раз. Рассеянно попытался вспомнить, сколько литров крови в одном человеке, прикинул, не из шланга ли поливали все вокруг.
В углу кто-то зашевелился. Призрак вновь поднял пистолет, осторожно подошел поближе. Кто-то корчился на полу в самой крайней кабинке в правом ряду. Не то, чтобы Молдер не ожидал встретить здесь именно этого человека, наверное, его удивило занятие подозреваемого. А может и нет. Мало ли чем может заняться сумасшедший человек на досуге? Почему бы ему не поплакать немного?
— Что вы здесь делаете? Доктор Билак молчал. Его трясло.
— Я спросил: что ты здесь делаешь? Алонсо Билак поднял грязное заплаканное лицо. И тут же отвел взгляд.
— Она… она мертва, — горестно выдохнул он.
* * *
— Где она? — сухо спросила Скалли.
— Не знаю…
Дело происходит уже не в полутемном туалете, а в кабинете директора музея. Молдер сидит на столе и, не спуская глаз с остальных, делает вид, что не принимает участия в разговоре. Скалли стоит перед доктором Билаком и пытается допрашивать подозреваемого. Доктор Билак раскачивается вперед-назад, точно слабоумный, и ему очень плохо.
— Вы сказали агенту Молдеру, что Мона мертва, и даже не знаете, где ее тело?
— Я ее не убивал…
— Тогда почему на вашей одежде кровь?
— Я уже говорил… Я пришел сюда, потому что амару нельзя задобрить…
Сзади беспокойно завозился Молдер.
— Я боялся за Мону…
Молдер слез со стола, прошелся по комнате. Даже раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но посмотрел на Скалли и передумал.
— Я пытался удержать ее, — доктор Билак поднял голову. Покрасневшие воспаленные веки, засохшая кровь; он был похож на вампира, — не впутывать ее… Она была не виновата…
Скалли это заявление не вдохновило. Зато изнывавший у нее за спиной Молдер, судя по всему, получил из одному ему известных источников подтверждение каким-то своим мыслям и выводам.
— Она сказала, что ей страшно, — холодно проговорила Скалли. — Она сказала, что вы чуть не набросились на нее.
— Она не хотела слушать меня, пожаловался Билак.
— А может быть, вы наглотались «йахе»? — Скалли нагнулась к Билаку. — Нет ведь никакого проклятия, доктор Билак, ведь так? Есть только вы. Вы сами.
— Проклятие гораздо могущественнее, чем кто-либо из людей, — Алонсо Билак как будто не слышал ее.
Призрак сокрушенно покачал головой. Но Дэйну было уже не остановить. Поэтому Молдер вышел из кабинета, понадеявшись, что там все обойдется без жертв и разрушений.
— На дух амару наручники не наденешь…
Молдер аккуратно прикрыл за собой дверь, но ледяной голос напарницы был слышен и в коридоре:
— Хорошо. Я спрашиваю вас еще раз, доктор Билак. Где находится тело Моны Вустнер?
Призрак возвышался посреди туалетной комнаты и рассеянно смотрел на зеркала. То ли пытался предсказывать будущее по кровавым подтекам на них, то ли, подобно кэрролловской Алисе, хотел попасть в Зазеркалье. На самом деле он просто ждал, когда мимо по коридору промчится напарница.
Грохот. Это дверь кабинета. «И не выпускайте его оттуда, пока не обыщут весь музей». Это Скалли дает указания полицейским. В дверном проеме метнулось пламя ее волос.
— Эй, Скалли! Подойди-ка сюда на секундочку.
Дэйна с разгона проскочила мимо дверей, поэтому Фоксу пришлось ждать, когда она вернется.
— Мне вот только что пришло в голову, — задумчиво разглядывая пол, сообщил Молдер. — Почему здесь так много воды?
Скалли тут же чуть было не поскользнулась в луже.
— Может, один из туалетов засорился, нет? — не слишком уверенно предположила она.
Молдер неторопливо прогулялся вдоль кабинок, толкая по дороге дверцы:
— Тут везде вода… Что, все туалеты разом засорились? Почему?
Скалли пожала плечами:
— Есть лишь один способ проверить.
И прикусила язык, сообразив, что ей могут напомнить о наказуемости инициативы, но Молдер уже морщил нос:
— Уй, как мне все это не нравится… Он подцепил крышку одного из унитазов:
— Крысы.
Потом проделал ту же операцию со всеми стульчаками.
— Крысы в каждом туалете, — доложил он, появляясь из очередной кабинки.
— А как они туда попали? — глуповато удивилась Скалли. Опыт подсказывал, что если напарник обратил на этих крыс внимание, то ей тоже следует подумать о том, что «это ж-ж-ж неспроста».
Молдер только собрался выдвинуть теорию, как его перебили.
— Агент Молдер! — к ним подошел музейный охранник. — Полиция что-то нашла на улице
— Мону Вустнер? — всполошилась Скалли.
— Нет. Конфета. Ее пса.
— Ну вот, — облегченно вздохнул Молдер, — наконец-то у нас есть хоть одно тело.
* * *
— И что у нас тут? Патологоанатом был кругл, коренаст и обстоятелен до занудливости. Бодро поблескивая очками, он содрал с рук резиновые перчатки и продемонстрировал агентам «улов», разложенный на столе.
— Хотелось бы услышать мнение токсиколога, — доверительно сказал он, — но похоже, что мы имеем дело с отравлением крысиным ядом.