Я прослежу! Я сама прослежу! Где он?! Я хочу его видеть!

— Он ушел от нас. От индейцев, называющих самих себя дене, но отзывающихся и на навахо, он ушел, стоило ему почувствовать в себе силы, достаточные для передвижения. Я дал ему одежду, которую носим мы, индейцы, называющие самих себя дене, но отзывающиеся и на навахо… Другой одежды у нас нет, а его прежняя выглядела еще хуже. Для ритуала же Путь Благословенных он вообще был полностью обнажен.

Куда он ушел?! Почему вы его отпустили, Алберт?!

— Я его не отпускал. Я его просто не удерживал. Вы пробовали его удержать, когда он был рядом с вами?

Да… Да, вы правы, Алберт. Но… когда он придет?! Ко мне. Он ведь придет ко мне?!

Что мы знаем о чаяниях белого человека из ФБР!

Но я хочу его видеть! Хочу говорить с ним! Хочу… нет, просто видеть и говорить!

— Видеть и говорить — пожалуйста. Когда?!

— Хоть сейчас. Здесь и сейчас. Но учтите, здесь и сейчас он в том виде, в каком над ним совершался ритуал Путь Благословенных.

Хочу!

— Ты сказала, женщина… Алберт? Алберт?! …Нет, не Алберт.

Это не Алберт Хостин.

Это уже не индеец, называющий сам себя дене, но отзывающийся и на навахо…

Это… Молдер! Молдер!!!

Ни-ког-да больше она не увидит Молдера… наяву.

И все-таки никогда не говори никогда.

Но это же сон?

— Это не сон, Скалли. Что за бред?!

— Это не бред, Скалли. А что?

— Все равно не поймешь, Скалли. Ну да! Круглая дура!

— Ты сказала, женщина…

На себя посмотри! Черт-те что и сбоку бантик!

…Ну не сбоку. И… н-не бантик. Жезл Жизни. Шевелящийся, распрямленный, замеревший, чуть раскачивающийся, как гремучая змея, изготовившаяся к броску.

Партнер Скалли, вас не мучают эротические сны?

Ну почему сразу мучают, партнер Молдер!..

Давняя присказка промеж партне… все-таки напарников. На грани допустимого.

Впрочем, во сне… или в бреду… или… где мы, напарник?., допустимо все!

В том числе абсолютно бесстрастное лицо Молдера, абсолютно не соответствующее степени возбуждения Жезла Жизни. Или у него, у Молдера, абсолютно невероятная выдержка!

Молдер?

— Молдер, Молдер. Где ты был?!

— Я был на мосту, соединяющем два мира, связующем наши души.

Наши с тобой?

— Не обольщайся, Скалли. Наши — в смысле, человеческие. По этому мосту мы пересекаем пропасть между собой-сделанным и нашей истинной природой. Я пересек эту пропасть. Я искал правду, которую у тебя отняли. Правду, которую нельзя высказать словами, но связавшую нас воедино общей опасной целью.

Связавшую нас с тобой?

— Да. Теперь ты попала. Нас с тобой. Господи! Ну, хоть этим я с тобой связана!

Спасибо, напарник. Обнявшись и в пропасть, что называется!

— Ты против? За!

— Вот я и вернулся. Я иду к тебе, Скалли, чтобы работать вместе. Чтобы оградить тебя от опасности, которая все ближе и ближе. Я ее вижу.

Что это за опасность, Молдер?

— Словами не передать. Но на карту поставлена жизнь. Теперь — твоя. Стараюсь оградить. Не думай, я не умываю руки!

Не умывай! Ни в коем случае! Алберт сказал, еще четыре дня тебе нельзя…

— Я помню. Я сейчас не о том… Я спешу, я иду, Скалли. Продержись!

Иди! Иди ко мне, Молдер!

— Иду. Но боюсь, что опаздываю, что уже опоздал.

Молдер! Мо-о-о…

…ох-х-х!..

Ох! Пробуждение смерти подобно. Маленькой смерти — по старине Фрейду. Ужас и восторг. Загнанное дыхание.

Приснится же такое!

Это не сон.

Сон не сон, а постель перестилать придется…

Надо же! Так осрамиться! На старости лет!

Ну почему на старости?! Почему осрамиться? И — надо, надо, надо!!!

Бостон, Массачусетс «Сад отражений», Кладбище 21 апреля, утро

Похороны — они и в Африке похороны. Обряды могут разниться — африканские от европейских, европейские от азиатских, азиатские от американских. Но, по сути, одно и то же — человек пришел из ниоткуда в мир себе подобных, и вот подобные ему расстаются с ним навсегда. И неважно, как именно расстаются…

Варят тело на медленном огне и напоследок употребляют в пищу. «Тушенка по-африкански».

Обкладывают горюче-смазочными материалами и возжигают на башне. «Очаг по-азиатски».

Пакуют в деревянное вместилище и забрасывают землей, предварительно произнеся проникновенные пространные речи. «Игра в ящик по-европейски».

Не суть. Детали, в которых на сей и единственный раз дьявол не кроется. Он не кроется. Он, почти явственный и осязаемый на сей и единственный раз, потирает когтистые лапы и в нетерпении бьет копытцами: «Заканчивайте, заканчивайте, народы! Только время зря теряем! Все равно это мой клиент. Каких бы дифирамбов вы ему ни воспели, не вознесется. Грешен человек. Путь его от пеленки зловонной до тлетворного савана!.. Ну?! Долго вы там еще?!»

Да вот буквально через некоторое время.

Разлапистые каштаны.

Анилиново-зеленая трава.

Красно-коричневый гроб.

Геометрически выверенная яма.

Люди в черном.

«Сад отражений».

— Мы пришли почтить память Вильяма Молдера, покинувшего нас. Жизнь его была богатой и полной. И сам он сделал богаче и полней жизнь своих друзей и своей семьи. К несчастью, его сын, Фокс Молдер, не смог сегодня присоединиться к нам, чтобы разделить нашу общую скорбь и печаль . И это еще одна, дополнительная, наша скорбь и печаль…

Слова, слова, слова…

Нет слов. Просто нет слов. Просто нет таких слов, не найти таких слов, сколько не ищи, которые были бы искренними по-настоящему при подобном действе и… ободряющими, что ли…

Хотя… Кто ищет, тот всегда найдет. Не всегда, впрочем, то, что ищет, но все же…

— Миссис Молдер?

— Да.

— Я — Дэйна Скалли.

— Благодарю вас, мисс, что вы пришли почтить память моего несчастного мужа.

— Я пришла не для этого… О, простите, роди бога! Я имею в виду, что пришла не только для этого. Я хотела сказать вам несколько слов. Несколько ободряющих слов, что ли. По-настоящему ободряющих.

— Что может ободрить вдову, потерявшую мужа и только что на ваших глазах похоронившей его, мисс?

— Например, известие о том, что зато сына она не потеряла и рано его хоронит.

— Мисс?

— Я работала с вашим сыном. Я долго вместе с ним работала.

— Погодите! Как, вы сказали, вас зовут?

— Скалли. Дэйна Скалли. ФБР.

— Как же, как же! Скалли… Так вот вы какая, Дэйна Скалли.

— Какая?

— Да нет, ничего-ничего… Вы пришли одна? Без провожатого?

— Единственным моим провожатым по жизни всегда был ваш сын.

— Благодарю вас, мисс… А вон тот пожилой джентльмен? Он разве не с вами?

— Какой джентльмен?

— Вон тот, у каштанов.

— Впервые вижу.

— Мне кажется, он с нетерпением ожидает, когда мы закончим разговор, чтобы подойти и увлечь вас с собой.

— Впервые вижу.

— Ну не знаю, не знаю. Он, правда, староват для вас, пожалуй, но, зная нынешних де-виц-геронтофилок…

— Впервые вижу. Я здесь одна, мисс Молдер. Я пришла разделить ваше горе…

— Верю. Я вам верю, верю… Кстати, черный цвет вам не очень идет. Старит.

— Я сегодня выбрала черное соответственно горестному событию…

— Понимаю. Нет, если вас одеть в «маленькое черное платье», то еще ничего. Не сегодня, а вообще.

— Вообще у меня есть «маленькое черное платье», но сегодня я… не в нем.

— Понимаю. А вы, значит, и есть та самая Дэйна Скалли.

— Та самая. Простите, какая — та самая?

— Фокс не слишком откровенничал со мной, но про вас рассказывал, рассказывал. Описывал. Не без вдохновения. У моего бедного мальчика всегда была слишком богатая фантазия и тяга к преувеличениям.

— Миссис Молдер?

— Да нет, ничего-ничего… Впрочем, ваш нос… Тут он, пожалуй, не преувеличил… А что у вас с глазами?

— Что у меня с глазами?!

— Да нет, ничего-ничего. Вы так посмотрели…

— Как я посмотрела?!

— Да нет, ничего-ничего. У меня вот тоже щитовидка…


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: