— Наведаюсь прямо к куриному богу.

Скалли опоздала.

И Молдер опоздал.

— Я хотел бы видеть мистера Чейко, — сказал он, когда горничная-афро выплыла к нему навстречу, спустившись по лестнице со второго этажа.

На лице горничной изобразилось легкое сомнение.

— Не знаю, сможет ли он принять вас в такое позднее время, — ответила она. — Если он вообще дома. Я сейчас узнаю.

— Узнайте, пожалуйста, — сказал Мол¬дер. — И, если можно, побыстрее.

Горничная ничего не ответила на это — но судя по тому, как вальяжно она начала обрат¬ное восхождение на второй этаж, побыстрее было нельзя.

Оставшись один в просторном, тускло осве¬щенном холле, Молдер сначала не трогался с места и лишь оглядывался. Холл как холл… Потом на полке перед запертым высоким шкафом он уви¬дел несколько остекленных фотографий. Горнич¬ная, похоже, не скоро еще приплывет обратно, по¬думал Молдер и подошел к шкафу.

Вот явный герой тихоокеанского театра во¬енных действий: на фоне родного Локхид Р-38 «Лайтнинг», дальнего истребителя сопровож¬дения, с пилотским шлемом в руке стоит в окружении боевых друзей широкоплечий, чер¬ноусый, веселый мистер Чейко — и выглядит он ровно на свои сорок пять лет. Плюс-минус. Отличный пилот прекрасной страны, ведущей самую правильную войну. До Хиро¬симы еще года полтора, не меньше.

А вот он же в каких-то травянистых лох¬мотьях, с копьем в руке, в окружении ди¬карей. Один из них — абсолютно наг, но лицо его закрыто жутковатой оскаленной маской. Вокруг, похоже, джунгли, на заднем плане — странной формы хижины, вроде термитников, и туго натянутые веревки, на которых сушатся какие-то плоды, не разобрать…

Плоды?!

На этой фотографии мистер Чейко, несмот¬ря на убогое одеяние и некоторую худобу, выг¬лядел куда моложе.

Молдер выхватил телефон. Набрал номер Скалли.

Скалли не отвечала…

Молдер бросил дикий взгляд направо, по¬том налево. Пихнул телефон в карман, схва¬тил со стола тяжелый подсвечник и не раз¬мышляя, с размаху ударил им по замку шкафа, на внешней полке которого стояли фотогра¬фии. В ночной тишине грохот раздался страшный; казалось, весь дом заходил ходуном. Раз, другой… Хлипкий замочек брызнул в сторо¬ну и откатился со стуком.

— Что вы себе позволяете? — раздался сзади возмущенный голос некстати появившейся горничной, но Молдер, не оборачива¬ясь, кинул подсвечник прямо на пол и распахнул шкаф.

Он тоже был полон сушеных плодов.

Человеческие головы.

Одну из них оторопевший Молдер легко опознал по фотографии. Это был бабник и склочник, не способный ничего создавать, лишь разрушающий то, что в поте лица создано дру¬гими.

Джордж Кернс.

И тут горничная сзади дико завизжала. То ли потому, что увидела содержание шкафа впервые, то ли потому, что при ней это содер¬жание ухитрился увидеть посторонний. Сейчас некогда было с этим разбираться.

Потому что Скалли не отвечала.

Федеральная трасса И-10

Когда Скалли пришла в себя, первое, что она услышала, был слитный, могучий треск кост¬ра. Жар близкого пламени опалял лицо, и даже сквозь опущенные веки било оранжевое сияние. Скалли попыталась сказать что-то, а может, позвать на помощь; ничего не получилось. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять: рот заклеен полосой скотча. Зак¬леен добротно, от носа до подбородка.

Толком пошевелиться тоже не удалось. Она была связана. Руки стянуты за спиной. Ноги и плечи привязаны к чему-то позади — шест, столб… ведьмин костыль?

Это было то самое место. Приоткрыв глаза и тут же вновь зажмурившись — ревущее пламя высотой, наверное, в три человеческих роста ослепило ее так, что казалось, едва не выжгло глаза, — Скалли почему-то сразу поняла, что это то самое место. Старое кострище. Такое старое. Где жгут мусор.

Она успела разобрать, что вокруг костра стоят люди. Много людей. Их смутные, одинаково мерцающие отраженным светом лица, по¬хожие на маски, были неподвижны. Люди молчали, словно ожидая чего-то.

Скалли попыталась понять, как она здесь очутилась. Это ей не удалось. Она помнила, что входная дверь в дом Дорис Кернс оказа¬лась открытой, а свет внутри не горел. По¬звав миссис Кернс и не получив ответа, Скал¬ли вошла; попыталась включить лампы. Выключатель щелкнул, но лампы не зажг¬лись — вероятно, что-то случилось с пробка¬ми или проводкой. Продолжая звать, Скал¬ли вынула фонарик, затем — пистолет и, напряженная и немного уже напуганная, дви¬нулась в глубину дома, подсвечивая себе узким ярким лучом. Видимо, луч и сыграл с нею злую шутку — все, куда он не попадал, по контрасту совершенно тонуло во тьме. В ней можно было, наверное, спрятать роту солдат или стадо слонов… Пока Скалли случайно не ткнулась бы лучом в один из хобо¬тов или в одну из винтовок, — она не заме¬тила бы засаду нипочем. Впрочем, не было ни роты, ни слонов. Был, скорее всего, кто-то один, может быть, двое. Когда Скалли дошла до кухни и увидела на полу лаково отблес-нувшие черные пятна, она направила свет на них — пятна стали алыми, и Скалли, уже понимая, что это кровь, много крови, все-таки машинально нагнулась, чтобы удостоверить¬ся, протянула руку, желая тронуть край пят¬на пальцем… А потом она уже была здесь, связанная, у костра.

Очень болела голова. Просто чудо, что ее не размозжили и череп выдержал. «Крепкий у меня череп», — подумала Скалли.

Она снова открыла глаза, лишь когда тол¬па по ту сторону костра затянула какую-то дикую, нечеловеческую песнь на одной ноте, без слов; сначала тихо, потом громче, еще громче.

Пламя ревело, и огненная метла, ходя хо¬дуном от порывов ночного ветра, свирепо мела черное, беззвездное небо. С треском лопались поленья, далеко разбрасывая крутящиеся вих¬ри искр.

Какой-то человек — Скалли показалось, что это был доктор Рэндолф, но под при¬сягой она не решилась бы этого утверж¬дать — в сопровождении двух помощни¬ков с громадным чаном в руках принялся обносить неподвижно стоящих певцов хоро¬шей едой. Каждый из стоящих, не прекращая гудеть общую песнь, подставлял доктору свою миску, и тот, кто показался Скалли похожим на доктора, металлическим черпа¬ком наливал в миски какую-то баланду из чана.

Потом в толпе прокатилось некое смяте¬ние, песня чуть поломалась. Скалли видела немного нечетко, все плыло — наверное, пос¬ле удара но голове; вдобавок события происходили по ту сторону костра, и буйное пламя слепило, так что лишь смутные пятна чьих-то лиц маячили и перемещались, слов¬но рыбы в давно не мытом аквариуме, во мра¬ке по ту сторону ревущего ада. Но ей пока¬залось, что это мистер Чейко, явно не к радости доктора невесть откуда и зачем по¬явился перед толпой, крича и размахивая ру¬ками.

— Вы сошли с ума! Посмотрите, что вы натворили! Боги отвернутся от нас! В вас говорит уже не вера, а простой животный страх! Я ли не учил вас не бояться? А вы струсили, и теперь все может рухнуть! Раз¬ве можно есть своих? Я предупреждал вас, я запретил трогать Дорис Кернс! Почему вы перестали слушать? Раз начав, вы уже не остановитесь — и вскоре не останется никого, вы все сожрете друг друга! Есть надо ее! — немощно кричащий седой человечек на миг вытянул руку в сторону связанной Скалли. — Чужих! Где ее дружок? Вы его упустили! Вам захотелось легкой добычи? Значит, вы не люди!

— Думаю, — с каким-то странным удов¬летворением проговорил тот, кого Скалли приняла за доктора, — вам уже не имеет смысла волноваться из-за наших проблем.

Он явно подчеркнул «вам» и «наших», как бы выводя кричавшего за рамки «нас». Старичок осекся, судорожно глотая воздух рас¬пахнутым черным ртом.

Толпа раздалась в стороны, пропуская на¬встречу кричавшему нового человека. При виде его старик попятился. Человек был абсо¬лютно гол, лишь лицо его было скрыто аляпо¬вато размалеванной первобытной маской. «Жрец, — подумала Скалли. — Наверное, я со¬шла с ума и брежу. Наверное, меня огрели по голове чересчур сильно, и череп оказался не таким уж крепким».

Ей было легче и желательнее поверить в это, нежели в то, что все происходящее происходит на самом деле.