По ноге проскользнуло что-то мощное и сильное. Он весь дернулся, будто в задницу впилась оса, а то и две.

Тварь не ушла. Плавала рядом, нагоняя страха. Ждала, когда он глубже погрузится в жижу. Ноги обвило мощное тело твари, оно кружило вокруг Константина, сдавливая крепкими мышцами. Сзади раздалось шипение. Затылка коснулось нечто влажное, словно пробуя на вкус. Константин не выдержал и заорал:

— Ягодка-а-а!

Лесовка

Я уже знала, что человек покинул наши владения, идя на смерть в руки болотника Тофа. Слышно было, как кикиморы уже пели песню — зов, завлекая в болотную пасть свежую жертву. Надо спешить. Может — успею, может — спасу.

Неслась сквозь лес с бешеной скоростью, словно стрела, выпущенная из арбалета, закованная в линии ветра. Лапти-скороходы отлично делали свое дело.

Вот они западные границы наших владений. Впереди глухой строй темных стволов. Сюда не проникал ни один луч света. Здесь властвовала давящая тишина. Изредка можно услышать одинокий крик случайной птицы.

Словно в страшном сне тянули к недосягаемому солнцу свои сухие, почти безжизненные ветки когда-то пушистые деревья. Вокруг сохла обреченная растительность. Казалось бы, им просторно здесь, но мрак дикой чащобы давил и губил, высасывая последнюю силу. Дыхание кромешной тьмы, идущей из глубины, обдавало холодом. Оно вбирало, втягивало в себя.

Земля покрыта мхом. Он уже подобрал под себя все вокруг — и глыбы дикого камня, и валежник, и павшие деревья, которых тут несчетное множество. Вот мох тянулся к молодым елочкам, стоящим на границе. Но дубы великаны стояли рядом на страже нашей цветущей земли.

Напомнила себе, что лесовке, особенно дочери Хозяина леса, не пристало робеть при виде кладбища. Многие умирающие деревья с безжизненно поникшими ветвями, можно было бы спасти. Но я не имела на то права. Это не моя вотчина, здесь я чужая. Законы лесных жителей строги — со своим указом в гости не ходи. За ослушание, пострадавший может потребовать, что угодно.

Я чувствовала, что человек где-то рядом, так же близко находилась опасность. Смерть.

Отбросила колебания в сторону, все-таки он здесь оказался по моей вине, мне и ответ за все держать. Я ступила на мертвую землю, ожидая, что меня сейчас же поглотит гиена огненная. Ничего. Все по-прежнему — уныло и однообразно. Глубоко вздохнула, собираясь с духом, перекинула светло-русую косу через плечо и дальше зашагала бодрее.

Начало болота. Я споро перескакивала с кочки на кочку, чутье хозяйки леса меня не подводило. Со всех сторон противно булькала и пузырилась голодная топь. Далеко, кикиморы завели ивашку, не опоздать бы. Болотные жители уже почуяли мое присутствие и медлить не будут.

Внезапно болото накрылось тишиной — не скрипели деревья, перестала булькать трясина, квакши забросили свою песню и притаились. Что-то ужасное должно было случиться, отчего даже местным обитателям не по себе.

Краем глаза заметила движение сбоку. Разрушающее заклинание уже было готово, я выбросила скрещенные руки в сторону опасности и во время изменила маршрут ворожбы, так как остановить смерч такой силы невозможно. Ветер рвал с корнем трухлявые деревья и жалкую растительность, поднимаясь вверх, закручивал в столбы грязную болотную воду и уходил в сторону от того, кого я приняла за врага.

На одной из кочек замерла в испуге черная кошка. Перед тем как я закрутила вихрь, она видимо собирала прыгнуть на новый безопасный участок, да так в этой позе и осталась. Кажется, у нее даже глаз начался дергаться. Надо отдать должное, Ягодка быстро пришла в себя и стала прыгать по кочкам в обратную сторону, на каждой останавливалась и выжидающе смотрела на меня. Звала за собой.

Я чувствовала, что она переживает. За человека. Приглядевшись, заметила на морде животного слезы. И это моя вина, что человек и кошка в опасности. Комок ненависти к самой себе рос катастрофическими темпами, угрожая задавить меня тяжестью. Еще чуть-чуть и я закончу существование самосожжением от стыда за собственные поступки. Но это все после. Сейчас сделаю все, что бы исправить случившееся.

Кошка, как и я, почуяла угрозу. На секунду замерла и рванула в сторону происшествия так, словно за ней гналась стая голодных волков, пускающих слюни в ожидании ужина. Пришлось не отставать.

Болотник Тоф

Тронный зал Болотника Тофа утопал в роскоши, вопреки сложившемуся мнению, что на болоте сырость, грязь и темнота. На полу лежал гигантских размеров пушистый зеленый ковер из мягкого мха. Стены украшены картинами, которые писали заморские русалки. Вот Тоф на охотничьей пиявке, вокруг болото, в котором тонут тысячи заблудившихся ивашек. Вот он принимает грязевые ванны с кикиморами. Вот с длинноволосыми мавками играет с утопленником. Самая любимая его картина, где Тоф восседал на троне из человеческих костей и черепов, а в ногах лоснилась к нему лесовка Василиса.

Сколько предложений руки и сердца он ей сделал. Недотрога Василиса каждый раз, год за годом отказывала и отказывала.

— И что ей только надо? — широко улыбнулся болотник своему отражению в зеркале, обнажив редкие желтые зубы.

Тоф распрямил плечи, выпятил грудь, попытался втянуть живот, отражение послушно повторило позу.

— Ни дать, ни взять — красавец, с какого боку ни глянь. Властью не обижен, болота у меня большие, а уж, если объединить их с Хозяевыми угодьями, так и империя огромная получится. Со всех сторон пригож, чего ж не люб ей? Не понимаю!

— Тьфу, пучеглазый хрыщ! — раздался недовольный голос снизу. — Бородавки свои сведи для начала, помолодей на пару сотен лет, а потом уж сватайся!

Тоф от неожиданности вздрогнул, покачнулся и споткнулся о толстого волосатого Колобка, который недовольно оскалился. Болотник рывком вскарабкался на трон из тысячи человеческих костей, отполированных до жемчужной белизны. И только оказавшись в безопасности, решился огрызнуться:

— Возраст — это достоинство. Супротив опыта не попрешь, а бородавки мужчину только украшают.

— Это шрамы украшают, бородавки делают тебя похожим на огромную жабу. Кваа-кваа! — дразнил колобок Тофа, прыгая, как лягушка.

Свалявшаяся шерсть, покрывающая все его круглое тело, подпрыгивала в такт хозяину, а пасть с многочисленными острыми зубами воспроизводила радостную околесицу:

Жабы в едкой жиже жили,

Жабы жили, не тужили,

А одна большая жаба

Полюбила лескрасу.

Та краса лесная

Вышла замуж за Ивана,

Потому что лес родной,

Ей милее страшной рожи

С пучеглазыми глазами

И с заплывшими жирками

С ярко бледными щеками.

Колобок зашелся в гомерическом смехе. Щеки Тофа от обиды раздулись, глаза выпучились, лицо позеленело, как есть жаба.

— Скажи спасибо, что я не злобливый к выходкам круглого дурака, а то бы вмиг съел! — взбеленился болотник, подкрепляя угрозу уничижительным взглядом, который, по его мнению, должен был морально раздавить круглую язву.

Колобок громко заржал, обнажая острые зубки хищника.

— А вот я его сейчас раздавлю, — раздался радостный голосок навки Утопии, советницы Тофа.

Она уже занесла белу ноженьку над злорадным колобком.

— Не сметь! — взревел Тоф, вскочив с трона.

И только когда убедился, что навка опустила босу ногу на мягкий ковер, спрятав под белой сорочкой, он спокойно вздохнул и продолжил:

— Это единственный экземпляр из тысячи колобков, который умудрился не утонуть в моих болотных угодьях. Ему тут даже нравится. Можно сказать, уникальный экземпляр.

— Подумаешь, уникальный, — пожала хрупкими, на первый взгляд, плечиками Утопия, — почто он такой зубоскал сдался? Ладно бы на чужих брехал, дык своим спасу не дает. Да еще и отчего-то волосатый, кабы блох не притащил.

— Он еще пригодится, — с умным видом произнес болотник, водружая толстый зад на трон, — прослышал я, что Василиса больно любит колобков, в любимцах какой-то убогий даже ходит. Вот, откликнется она на мое приглашение отужинать дуэтом, — расписывал влюбленный Тоф. — Увидит, что у нас много общего и сама еще будет напрашиваться ко мне в невесты.